Искатели сокровищ

Тут как раз Альберт, который живет в соседнем доме, вскарабкался на стену и окликнул нас. Мы не очень-то его жалуем, но мы разрешили ему играть вместе с нами, потому что у него умер папа, а сирот обижать не надо, даже тех, у которых мама жива. Просто он такой чистюля, этот Альберт. Воротнички у него чуть не лопаются от крахмала, и к тому же он разгуливает в коротких вельветовых штанишках. Я бы лучше пошел в шотландскую гвардию, чем показаться в таких на люди.

— Привет! — сказали мы ему.

А он и спрашивает:

— Чем это вы тут занимаетесь?

— Сокровище ищем, — ответила Алиса, — на древнем пергаменте мы сумели прочесть слова, указавшие нам место, где хранится золото. Иди сюда — поможешь копать. Надо раскопать поглубже, и там мы найдем старый глиняный горшок, полный золота и драгоценных камней.

А этот чистюля пожал плечиками и говорит:

— Что за ерунда! Этот малый в самую простую игру играть не научится. Странно только, что у него такой умный дядя. А сам Альберт, который живет в соседнем доме, читать не любит, и поэтому он прочел гораздо меньше книг, чем любой писатель, и оттого он такой глупый невежда, но тут уж ничем не поможешь, приходится принимать его таким, каков он есть, раз уж мы согласились иметь с ним дело. Да и не стоит сердиться на человека за то, что он глуп, — это ведь не его вина, что ты вырос таким умным.

Так что Освальд попросту сказал ему:

— Бери лопату и копай! Тогда мы поделимся с тобой сокровищами, которые найдем!

А он говорит:

— Не стану я копать — не люблю, пойду лучше чай пить!

— Иди копать, будь же умницей! — позвала его Алиса. — Я тебе свою лопатку отдам, она самая удобная!

Тут он все-таки перелез к нам и тоже начал копать, а уж мы его больше не выпустили, ведь мы тоже работали на совесть, и яма становилась все глубже. Пинчер тоже помогал нам — я имею в виду нашего пса, он здорово умеет копать и частенько роется на помойке, чтобы поймать крысу. Но мы все равно его любим, даже если ему, как говорит Дора, следовало бы умыться.

— Нам придется рыть туннель, — решил Освальд. — Иначе нам не подобраться к сокровищу. — И он спрыгнул в яму и начал рыть с одной стороны. Затем все мы стали по очереди рыть туннель, но больше всего было пользы от Пинчера, который выбрасывал из туннеля землю: он принимался скрести землю задними лапами, стоило сказать «Ищи крысу!», а к тому же он копал передними лапами и даже носом.

Наконец, мы прокопали туннель почти что в ярд длиной, и туда можно было заползти поискать сокровища, только надо было бы сделать еще подлиннее. Как раз наступила очередь Альберта, но он боялся.

— Будь мужчиной! — потребовал Освальд (никто ведь не может утверждать, будто Освальд отказывался, когда была его очередь). Но Альберт все трусил, и нам пришлось заставить его силой, поскольку иначе вышло бы нечестно.

— Да ведь это так просто, — уговаривала его Алиса. — Ты должен просто заползти туда и копать руками. А когда ты вылезешь, мы уберем лопатой то, что ты накопаешь. А что в туннеле темно, так ты этого даже не заметишь, если как следует зажмуришься. Все мы уже побывали там, кроме Доры, но она ведь боится червей.

— Я тоже боюсь червей, — заныл Альберт, который живет в соседнем доме, но мы-то все отлично помнили, как еще вчера он подобрал жирнющего черно-красного червя и хотел подсунуть его Доре.

Мы взяли и запихнули его в этот туннель.

Он не хотел заползать головой вперед, как все нормальные люди, чтобы копать руками, и хотя Освальд на него рассердился, поскольку он терпеть не может таких слюнявых свиней, он все-таки потом согласился, что метод Альберта сам по себе, возможно, был не так уж и плох. Нет ничего стыдного в том, чтобы признать, что ты, возможно, был не совсем прав, только нечего быть трусом и признаваться в этом прежде, чем ты на все сто убедишься, что и в самом деле сглупил.

— Можно я сперва спущу туда ноги? — попросил Альберт, который живет в соседнем доме. — Я буду копать копать башмаками, правда буду, слово чести!

Мы согласились и он полез, — медленно-медленно, — но в конце концов на поверхности осталась только его голова, а все остальное уже было в туннеле.

— Ну же, копай башмаками! — потребовал Освальд. — Алиса, держи Пинчера, а то он того гляди опять примется копать, и, может быть, Альберту не понравится, если ему запорошит глаза землей.

Надо всегда заботиться о людях, даже в мелочах, тогда они будут вас любить. Алиса придержала Пинчера, а мы все заорали:

— Копай же! Копай ногами — ну же, покажи на что ты способен!

Альберт начал копать ногами, а мы стояли прямо над ним и смотрели, что из это выйдет, но тут земля поддалась и мы все повалились друг на дружку, а когда поднялись, оказалось, что на том месте, где мы только что стояли, теперь впадина, а Альберт, который живет в соседнем доме, оказался под землей и основательно застрял. Право, если хотите обойтись без хлопот, не стоит связываться с этим парнем.

Как он вопил, как орал — слушать было страшно, хотя сам же и признавался, что ему вовсе не больно, только чуть-чуть тяжеловато, и ноги он высвободить не может. Мы бы его прекрасно вытащили, но он так вопил, что мы испугались, как бы к нам не явилась полиция, поэтому Дикки вскарабкался на стену и попросил тамошнюю кухарку, чтобы она сказала дяде Альберта, который живет в соседнем доме, что Альберта засыпало землей, но не нарочно, и чтобы он, пожалуйста, пришел и помог нам его откопать.

Пока мы ждали Дикки, Альберт, не унимаясь, вопил, и мы постарались счистить землю у него с лица, чтобы он мог орать со всеми удобствами и без помех.

Наконец, Дикки вернулся и привел Альбертова дядю (он тоже живет в соседнем доме). Дядя у Альберта очень высокий, светловолосый и загорелый, раньше он плавал по морю, а теперь пишет книги. Мне он очень по душе.

Он велел племянничку заткнуться, и тот заткнулся, а потом он спросил его, больно ли, и Альберт признался, что вовсе не больно: он хотя и трусишка, и с ним вечно что-то случается, но врать, как некоторые мальчишки, он вовсе не умеет.

— Ну что ж, нам предстоит немалый, хотя и приятный труд, — объявил дядя Альберта, потирая руки и поглядывая на дыру, из которой торчала голова Альберта. — Мне понадобится другая лопата, — сказал он и, сходив в сарай за большой лопатой, принялся откапывать племянника.

— Лежи-ка тихо, — велел он ему, — а то я, того гляди, прихвачу заодно и кусочек от тебя.

Какое-то время он копал, а потом сказал:

— Признаться, драматический эффект этого зрелища не оставил меня вполне равнодушным. Любопытство пожирает меня. Не могу скрыть от вас, что мне до крайности интересно узнать, как это вы ухитрились похоронить моего родича. Впрочем, если не хотите, можете не рассказывать. Насколько я понимаю, вы же не заставляли его силой?

— Мы пустили в ход силу убеждения, — объяснила ему Алиса. — Она этого нахваталась в школе для девочек, куда раньше ходила: насколько я понимаю, это значит, что вы можете заставить кого угодно сделать что угодно, не набив ему морду, а просто придумав ему какую-нибудь обидную кличку, или еще как-нибудь издеваясь над ним, или же пообещав вздуть хорошенько, если он не сделает по-вашему.

— Силу убеждения? — переспросил дядя Альберта. — Это как же понимать?

— Мне очень жаль, что так все получилось, — начала извиняться Дора. — Право же, было бы лучше, если бы это случилось с одним из нас. Вообще, это была моя очередь, но я боюсь червей, и поэтому меня освободили. Понимаете, мы тут копаем, чтобы найти сокровище.

— Да, — подхватила Алиса, — и мы как раз дошли до подземного туннеля, который ведет в потайную кладовую, и тут как раз была очередь Альберта, а ему всегда не везет, — заключила она со вздохом.

Тут Альберт, который живет в соседнем доме, снова завопил, а его дядя утер лицо (свое лицо, а вовсе не Альберта) шелковым носовым платком и засунул платок в карман брюк. Вообще-то там вроде бы платку не место, но я решил, что это потому, что он уже снял и пиджак и жилет, а платок ему нужен был под рукой: ведь он уже устал копать.