Страница 44 из 57
— Конечно, мы поступили правильно, помогая поймать дезертиров, — сказал Освальд. — Только вот когда этот солдат обернулся и посмотрел на меня…
— Да, сказал Дикки. — Вот именно.
И они медленно зашагали в сторону дома. Настроение у всех было отвратительное.
Несколько минут они шли молча, а затем Дора подала голос:
— Я думаю, что человек на велосипеде просто выполнял свой долг.
— Разумеется, — согласился Освальд, — но это был его долг, а не наш. С какой стати нам было вмешиваться?
— А день сегодня такой прекрасный, — сказал вдруг Ноэль и громко всхлипнул.
День и вправду был лучше некуда. С утра до полудня еще было пасмурно, а сейчас солнце ярко сияло над зеленой равниной, придавая всему, к чему прикасалось, благородный золотистый оттенок: ослепительно сверкали лужи и окруженные болотной травой озера, вспыхивали веселыми искрами стога свежего сена на лужайках и гладкие листья деревьев, а чуть поодаль блестели красные черепичные крыши деревни, к которой мы и держали свой путь. Вечером того же дня Ноэль написал поэму. Она начиналась так:
Конечно, за подобное сочинительство ему следовало бы надавать по шее, однако, Ноэль был слабаком, драться с которым неинтересно; к тому же во всех поэтах, пусть даже и малолетних, есть что-то такое, что делает драку с ними постыдной — это все равно что бить девчонок. Поэтому Освальд решил не высказывать вслух своего мнения о поэме — иначе Ноэль, который имеет привычку плакать по всякому поводу, распустил бы нюни и без битья. Вместо этого Освальд предложил навестить нашего друга свинопаса.
К свинопасу отправились все, кроме Ноэля, который был занят, дописывая свою поэму, а также оставшейся с ним Алисы и Эйч-Оу, уже лежавшего в постели.
Мы рассказали свинопасу про дезертиров и про угрызения совести, и он сказал, что вполне понимает наши чувства.
— Чертовски даль несчастных ребят, которым приходится тянуть армейскую лямку, — сказал он. — Однако я не одобряю дезертирства — это стыд и позор, вот что я об этом думаю. С другой стороны, как-то несправедливо, когда такая силища — армия, флот и полиция, а также Парламент вместе с Королем, — и все против бедного парня, которому захотелось погулять на свободе. Но, насколько я понял, ты выдал его не нарочно?
— Не так чтобы совсем уж нарочно, но не нечаянно, — сказал Освальд и тяжело вздохнул. — Хотите мятную лепешку? Это очень вкусно.
Свинопас съел лепешку и продолжил разговор.
— Я тут сегодня узнал еще об одном беглеце, — сказал он. — Какой-то там парень дал деру из Дуврской тюрьмы. И сидел-то н, как говорят, за пустяк — стянул четырехфунтовый кекс с прилавка в кондитерской Дженнера, что на Хай-стрит. Частью от голода, частью из озорства. Но даже если бы я и не знал, за что его посадили, думайте, я навел бы на его след полицейских ищеек? Никогда, провалиться мне на этом месте! Кто угодно, только не я. Надо дать парню шанс, я так полагаю, иначе все это будет уже нечестно. Ну а вы не расстраивайтесь из-за этих «томми». Скорее всего, их поймали бы и без вашей помощи. Я тоже встретил сегодня эту парочку, и подумал: они не уйдут! Сразу видно — не та закваска. А для вас это будет уроком. В другой раз подумаете, прежде чем открыть рот.
Мы обещали, что впредь будем умнее, попрощались и пошли домой. По пути Дора сказала:
— А вот если, к примеру, тебе попадется беглец, который окажется кровожадным убийцей, ты ведь выдашь его полиции?
— Это само собой, — сказал Дикки. — Только для этого надо знать наверняка, что он кровожадный убийца, а не человек, утащивший в прилавка кекс, потому что он был очень голоден. Неизвестно еще, что бы ты стала делать, окажись ты голодной как он.
— Я не стала бы воровать, — сказала Дора.
— В этом я не уверен, — заявил Дикки, и они начали спорить и спорили всю дорогу до дома, а когда мы уже подходили к крыльцу, с неба хлынул сильнейший ливень, так что мы возвратились с прогулки как нельзя вовремя.
Я давно уже заметил, что всякий разговор о еде неизменно приводит к тому, что ты вдруг начинаешь испытывать ужасный голод. Миссис Биль, конечно, покормила бы нас, но она уже ушла домой. Поэтому мы решили сами наведаться в кладовую, благо на ее двери не было никакого замка, если не считать большой деревянной щеколды, которая открывалась, если потянуть за привязанную к ее концу веревочку. Пол кладовой был выложен сырым красным кирпичом — это делается специально для того, чтобы имбирное печенье становилось мягче после того, как корзинка с ним постоит на таком полу. Осмотрев полки, мы нашил половину большого сладкого пирога и много маленьких пирожков с мясом и картошкой. Что ни говорите, а миссис Биль — на редкость толковая женщина; я знаю многих людей, которые гораздо богаче ее, но не имеют и малой доли ее здравого смысла.
Мы перетащили съестные припасы на кухню и устроили славный пир, причем ели, не садясь за стол, а стоя, как это делают лошади.
Затем нам пришлось выслушать Ноэля, который прочел вслух свою новую поэму. Она была очень длинной; начало ее вы уже знаете, а заканчивалась она так:
Ноэль признал, что «ура» звучит чересчур жизнерадостно для концовки поэму о солдатах с такими несчастными лицами, какие мы видели у тех двоих сразу после ареста.
— Но здесь «ура» написано не про солдат, — пояснил он. — Это про Короля и Отчизну. Подождите секундочку, я сделаю дополнение, — и он написал следующее:
Дикки сказал, что последняя рифма неудачна.
— Ты не можешь петь «ура», — пояснил он свою мысль. После этого Ноэль все время, пока укладывался спать, распевал на разные лады «ура». Алиса сказала, пусть уж он лучше поет, чем скандалит. Впрочем, шума от его пения было не меньше, чем от приличных размеров скандала.
Перед сном Освальд и Дикки совершили обход дома и проверили все запоры на дверях и ставнях. Эту операцию каждый вечер обязан был проделывать глава семьи, которым в отсутствие папы был Освальд. На окнах второго этажа ставни отсутствовали, и вместо них просто опускались шторы. Уайт-Хаус — так называется дом мисс Сэндал — расположен не в самой деревне, а «в двух шагах» от нее, по выражению миссис Биль. Это первый дом, который попадает на вашем пути, если вы идете в деревню со стороны болот.
Совершив обход, мы напоследок заглянули под кровати и в стенной шкаф, проверяя, не прячется ли там ночной грабитель. Девчонки попросили нас заглянуть и под их кровати тоже — сами они на это не решились. Лично я считаю, что от такой проверки вреда может быть намного больше, чем пользы. Предположим, к вам в дом и вправду проник грабитель — тогда для вас же самих будет лучше не знать о его присутствии. Что толку, если вы вдруг обнаружите в стенном шкафу здоровенного детину, который к тому же наверняка будет вооружен до зубов? Нет уж, я предпочел бы оставаться в блаженном неведении — пусть себе тащит из дома все подряд, тем более что в доме, где царствует принцип «живи скромно; возвышенно думай» ночному грабителю трудно рассчитывать на богатую добычу. Возможно, именно поэтому мы до сих пор так никого и не нашли ни под кроватями, ни в стенном шкафу.