Страница 79 из 91
Приблизясь к ущелью, Урда замедлил бег коня и оглянулся. За ним следовало несколько воинов — самых любопытных и жадных до драки.
— Прочь! — крикнул Урда. — Все назад. Я пойду один.
Воины подчинились безропотно, хотя на обветренных лицах отразилось недоумение.
Он медленно двинулся узенькой тропой, ведя лошадь на поводу. Урда ничего не боялся. По повадкам пришельца он разгадал его натуру. Россич суров, но не безрассуден. Он не нападёт без предупреждения, а сначала постарается узнать, чего хочет Урда, Он ведь понимает, что угодил в ловушку, из которой нет выхода, и потому не упустит любую возможность спасения. Но если россич дал овладеть собой слепой жажде крови, тогда Урда с каждым шагом приближается к смерти. Она ждёт его за любой скалой, и вряд ли он успеет обнажить ей навстречу свой верный меч. Урда усмехнулся и ослабил тесьму на шее, чтобы враг убедился: грудь его открыта для удара, он не собирается хитрить.
Скалы с боков поднимались отвесно, покрывая тропу сырой, колеблющейся тенью. Редкие солнечные лучи проникали сюда сквозь завесу кустарника, устилавшего вершины. Неприятное, гиблое место для человека, привыкшего к вольным просторам, где топот коня, перемешанный с птичьим гомоном, легко достигает горизонта. Урда негромко окликнул:
— Эй! Россич, слышишь меня?!
Урда допускал, что пришелец не понимает их языка, тогда его затея обречена на провал, и встреча всё равно окончится гибелью одного из них.
— Стой, Урда! — услышал он резкий, повелительный голос и, поражённый, замер. Голос донёсся сзади и сверху. Это было противоестественно. Конь в страхе пря-данул ушами.
— Оглянись, Урда.
Чужеземец свешивался со скалы, на которую забраться с тропы было невозможно. Туда можно было только взлететь. Урда задрал голову и встретился со светлым, опасным взглядом россича.
— Откуда ты знаешь моё имя? — Урда заранее смирился со всем, что может дальше произойти. Хорошо хоть загадочный пришелец владеет их речью, жестоко её коверкая, но понять его можно.
— Кому в степях не ведомо имя доблестного воина, — вежливо отозвался россич. — А меня зовут Улен. Тебе ведь не безразлично, от чьей руки ты умрёшь?
Урда переступил поудобнее, чтобы можно было отпрянуть под защиту скалы. Лук и колчан приторочены к седлу — это жаль. Дотянуться он не успеет.
— Но я пришёл не для схватки. В моём сердце нет вражды.
— Ничего, — Улен засмеялся. — У меня её хватит на обоих. Почему ты пришёл один?
— Тебе трудно будет поверить, но я хочу помочь тебе.
Улен внимательно его разглядывал, лицо рыжебородого воина было непроницаемо.
— Говори, я выслушаю тебя.
— Спустись со скалы. Я буду говорить тихо. Не хочу, чтобы лазутчик хана подслушал.
— Не лукавь, Урда, и поторопись. Времени у тебя осталось немного.
Уши хана вездесущи, но пришлось рисковать. Урда объяснил свой план Улену, растягивая слова, чтобы тот лучше его понял. Он не успел договорить, как Улен на мгновение завис в воздухе и, подобно ящерице, соскользнул по отвесному склону. Такого Урда ещё не видывал. Он шевельнуться не успел, а россич уже стоял перед ним в пяти шагах, целясь из лука. Урда по достоинству оценил расчётливую, хищную точность движений молодого воина. Яркие глаза россича излучали вызов. По северному походу Урда помнил: такие глаза отуманивает лишь смерть.
— Объясни, — потребовал Улен, — какая корысть движет тобой? Ведь то, что ты задумал, хуже измены.
— Амин давно пережил свою власть, — хмуро бросил Урда. — Он унижает тех, кто ему предан, и возвеличивает лизоблюдов. Ему пора умереть.
— Жаль, что мы не встретились раньше.
— Ты должен мне поверить. У тебя нет выбора.
— Выбор есть всегда… Но сейчас не время для спора. Обида, которая привела тебя сюда — ненадёжный советчик. Сначала она говорит одно, потом другое.
— Чего ты хочешь?
— Пошли сюда Амина.
Урда от удивления потерял осторожность, качнулся вперёд, и в то же мгновение стрела затрепетала на натянутой тетиве. Кровь хлынула к тёмным щекам Урды.
— Не спеши, — попросил он, уже не надеясь, что слова опередят полёт стрелы. — Я и так в твоих руках.
Улен ослабил тетиву, произнёс спокойно:
— В том, что я сказал, нет ничего невозможного, Ты предлагаешь мне слишком окольный путь для спасения и не даёшь залога. Я не знаю, верны ли тебе твои люди. Я даже не знаю, верен ли ты своему слову. Как и ты, я не боюсь смерти, но развлекать ею хана не собираюсь… Если ты честен, пошли Амина сюда.
— Он не пойдёт. Зачем ему это? Ты мелкая добыча. Он не унизится.
— Убеди его. Скажи при всех: россич владеет тайной, которую откроет хану наедине.
— Любую тайну он сумеет из тебя вырвать, не подвергаясь опасности.
— Сумеет из живого, но не из мёртвого.
Урда задумался. Почему бы и впрямь хану не пойти в ущелье? Обещание важной тайны! Оно одинаково сильно действует и на владык, и на обыкновенных смертных. Есть и ещё довод, который ловко учёл чужеземец. Хан, отказавшись от предложения, уронит себя в глазах воинов. Что задумал россич? Он храбр и искусен, но теперь Урда убедился, что перед ним человек из плоти и крови, а не дух. Что может он противопоставить ханской силе?
— Даже если я уговорю его, он не придёт один. Тебе не удастся его убить.
— Я не собираюсь убивать. Я буду торговаться.
Урда загорелся любопытством:
— Зачем ты пришёл? Чего ищешь?
— Хочу, чтобы хан вернул мою женщину. Только и всего. Но наступит день, когда я напомню ему об остальных долгах.
Урда сочувственно закивал. Кажется, у этого россича в самом деле есть тайна, и она в том, что он лишился рассудка.
— Ты надеешься вернуться домой?
— Это не так уж трудно, — уверил Улен.
Чтобы пропустить Урду и коня, он прижался к скале и на миг оказался беспомощным. От напряжения у Урды свело спину, но он не воспользовался удачей. Пусть всё пойдёт так, как предложил россич, пусть распоряжается судьба.
— Спасибо, Урда, — насмешливо бросил ему вдогонку Улен, — ты благородный воин. Теперь я верю тебе.
Он проследил, как хазарин скрылся за поворотом, а потом вернулся к своему коню, пощипывающему травку в тени деревьев. Он лёг на землю у его ног и уткнулся лицом в тёплый мох. Приёмом, которому обучили его огненно-рыжие братья, расслабил мышцы и погрузился в короткий сон.
Как часто бывало, ему привиделся Колод. Охотник сидел в сырой землянке и раскачивался от боли. У него так и не зажил растерзанный медведем бок. «Я скоро приду к тебе навсегда, — обрадованно сообщил старику Улен. — Мы опять будем вместе охотиться». — «Ещё не скоро», — огорчил его старик. «Но я устал, — пожаловался Улен. — Иногда мне кажется, я живу не свою жизнь. А мою собственную жизнь кто-то давным-давно оборвал. Как это понять?» — «Немногим выпадает твой жребий, — Колод уже утопал в сером мареве. — Терпи и жди…»
Очнулся Улен отдохнувшим. «Пора!» — подумал он. Надо было встретить хана в самом начале тропы. У Улена не было нужды что-то обдумывать: он знал, что следует поступить именно так, а не иначе. И знал, что скоро увидит Млаву.
Два долгих года канули в вечность. Пашута работал на родном заводе и был на самом лучшем счету. Он начал привыкать к мысли, что жизнь его не выйдет из предначертанных берегов. Каждое утро он просыпался с уверенностью, что новый день пройдёт так же быстро, как предыдущий. Работа, вечерний телевизор, иногда застолья с друзьями, а также редкие свидания с весёлыми, нетребовательными женщинами заполняли его дни до краёв, и Пашута радовался, что шагает в ногу со всей страной. Жаль, что прежде он так мало ценил обыкновенные радости, за которыми вовсе не надо бегать на край света. К примеру, он и не предполагал, сколько сильных впечатлений может доставить непритязательному человеку многоканальный ящик с экраном, всегда готовый к услугам. Сколько в нём музыки, очаровательных историй и щекочущих нервы новостей — не ленись, протяни руку, пощёлкай тумблером и обязательно выкопаешь что-то такое, что утешит тебя.