Страница 9 из 66
— Не мели чепуху. Как продвигается проект?
— Пока топчемся на месте. Берем разгон.
— Саня!.. Сколько вас?
— Пока трое. С понедельника еще двое подтянутся.
— Саня, помни! Такой шанс судьба дважды не предлагает.
— Это само собой.
— И еще прошу тебя, как коллега коллегу: никаких шуров-муров за моей спиной.
— Исключено, гражданин начальник…
Проснулся Коля Петров, закопошился на полу, сел, чихнул. Испепеляя меня взглядом, как ведьмочка из «Вия».
— Саня, я с Зурабом работать не буду.
— А что такое?
— Да его же надо лечить. У него крыша поехала.
— В чем это выразилось? Он тебя укусил?
Коля Петров нашарил под собой сигарету и задымил.
— Представь себе, свихнулся на национальном пункте. Подмосковье для него все равно что горное ущелье, сам он — Давид-строитель, а заказчик — царица Тамара. Чего я вчера натерпелся, словами не описать.
— Я не сплю, — подал голос Зураб. — Слушать этот бред мне очень тяжело.
Завтракали мы на кухне, пили чай с бутербродами, и мне было неловко оттого, что они всю ночь вкалывали, а я… Чтобы как-то оправдаться, я сказал:
— С такой женщиной познакомился, сто лет воли не видать.
Заинтересовался один Зураб:
— Блондинка или брунетка?
— Все при ней, — сказал я. — И даже разговаривает по-человечески.
— Большая редкость, — согласился Зураб. — В наше время они обычно понимают: один доллар, десять доллар — и больше ничего.
— Вот гляди, Саня, — возмутился Коля Петров. — Он и нашу родную речь нарочно коверкает.
Зураб не обратил внимания на его выпад, не сбился с любимой темы.
— В женщине главное — душевное расположение, — заметил наставительно, — У меня была подружка тем летом. Ну, парни! Поглядеть не на что. Нош кривые, грудей вообще нету, один глаз стеклянный — даже плакать хочется. И что ты думаешь? За ней народ скопом ходил. Только на «мерсах» и возили. Я ее у такого крутяка отбил, страшно вспомнить. Угадай, в чем секрет? Петров не поймет, ты, Саня, угадай… Огонь в ней был, душа живая. Слова всякие знала, которые никто не знает. Обоймет, нашепчет в ухо — ты и спекся. При этом сама кончала восемь раз подряд.
Коля Петров подавился бутербродом и побежал сплюнуть в сортир. Зураб невинно улыбался.
— Кстати, Саня, какой-то нехороший человек тебя вчера искал.
— Кто такой?
— Не назывался. Раз десять звонил. Наверное, чего-то хочет тебе сказать.
— Почему нехороший? Может, по делу?
— Слушай, Саня, мы же не в Америке. По голосу всегда отличишь. Этот очень грубый, нелюбезный. Почти как Петров.
До обеда проработали спокойно, никто нас не тревожил, и было такое ощущение, будто вернулись в юность. Но не в ту, где бубенчик в ухе, а в ту, где сказка была былью.
Часам к трем я стал засыпать на ходу и прилег покемарить на массажном коврике. Мастерская принадлежала фирме, и Огоньков не без задней мысли пропускал мимо ушей все мои просьбы о приобретении бытовой мебели. В огромном полуподвальном помещении не то что лечь, толком посидеть было негде. По мнению шефа, такая обстановка способствовала высокому творческому подъему.
В коротком сне я ненадолго свиделся с Катей, которая была еще обольстительнее, чем ночью, и очнулся в такой неприличной позе, что сам себя устыдился.
— Эй, Саня! — вопил Зураб. — Хватит дрыхнуть, подойди к телефону, это он!
— Кто он?
— Нехороший человек, я же тебе говорил.
Голос в трубке был мне незнаком, но так же неприятен, как и вчерашний, ночной. Ночной был нагл, этот — слащав.
— Господин Каменков?
В слове «господин» сегодня заключена целая социальная типология. Люди поделились на тех, кто никак не может к нему привыкнуть, и на тех, кто произносит его с иронией. Совершенно всерьез называют друг друга господами лишь вчерашние комсомольские и партийные боссы, придурки с телевидения да еще всякая шпана, которая носится на иномарках.
— С кем имею честь? — спросил я.
— Сергей Сергеевич, — представился звонивший. — Хотел бы условиться о встрече.
— А кто вы? Что вам надо?
— Видите ли, Александр Леонидович, вопросец, который надобно обсудить, сугубо приватный. Не хотелось бы вдаваться в подробности по телефону.
— Вы уверены, что мы должны что-то обсуждать?
Незнакомец (представляю, какой он на самом деле Сергей Сергеевич) даже, кажется, немного обиделся:
— Как же не уверен? Зачем бы я тогда звонил? Вопросец хотя и приватный, но наиважнейший. Именно для вас наиважнейший.
— Для меня?
— Разумеется, для вас. Вы же руководитель проекта… э-э-э… этого грандиознейшего… э-э-э… мемориала?
Нехорошее предчувствие, которое стыло во мне после вчерашнего угрожающего звонка, мгновенно вызрело до размера душевного нарыва.
— Хорошо, давайте встретимся. Когда, где? Может быть, завтра?
— Откладывать никак нельзя. Что, если через полчасика в «Неваде»? Это в десяти минутах от вас!
Да, я знал этот уютный коммерческий притон, на котором всегда висела табличка «Мест нет», а улочка напротив была запружена машинами с дипломатическими номерами.
— Договорились. Через полчаса буду.
…Сергею Сергеевичу по виду было около пятидесяти — неприметный мужичонка с внешностью бухгалтера. В очках с сильной диоптрией выражение глаз не разберешь. Устроились мы не в «Неваде», а на открытом воздухе, за белым столиком под пестрым тентом. Здесь подавали кофе, соки, пиво, водку и так называемые гамбургеры — утеха кретинов, мясная гнилушка, упрятанная в непропеченное тесто.
Сергей Сергеевич еще до моего прихода заказал кофе и, когда я в раздумье остановился у входа в «Неваду», истошно завопил через улицу:
— Господин Каменков! Господин Каменков! Сюда! Сюда!
У него была одна редкая родовая примета, которая обнаруживалась с первых минут общения: за все, что он ни делал и ни говорил, хотелось немедленно въехать ему в рыло. И это при том, что был он подчеркнуто обходителен. Чашку кофе я демонстративно отодвинул на середину стола.
— Слушаю вас, товарищ!
Сергей Сергеевич снял очки и чистым платочком аккуратно протер стекляшки. Без очков лицо у него сразу обрюзгло, налилось печеночным соком, но выражение глаз по-прежнему осталось неуловимым.
— У меня всего десять минут, — поторопил я.
— Я уложусь, — заверил он, — хотя, должен признаться, приходится выполнять очень деликатное поручение.
— Чье именно?
— Это не существенно… Так вот… есть мнение, что надобно вам, уважаемый Александр Леонидович, оставить эту затею.
— Какую затею?
Сергей Сергеевич виновато улыбнулся, отчего щеки его сползли к скулам, точно глиняные.
— Да вот контракт с господином Гаспаряном придется расторгнуть.
— Вы не больны? — спросил я.
— К сожалению, нет. Да и кто я, собственно, такой? Всего лишь жалкий порученец. Гонец, так сказать.
— Но почему ко мне? Я ведь тоже всего лишь исполнитель. У меня свое начальство — генеральный директор фирмы «Факел» Георгий Саввич Огоньков. Вам бы надо, наверное, к нему обратиться с этой ахинеей.
Мой собеседник сделал вторую попытку улыбнуться, и на сей раз его сизые щеки почти проглотили подбородок.
— Это не ахинея, — сказал он. — Вы чего-то недопонимаете, дорогой Александр Леонидович. Огоньков, естественно, будет уведомлен. Но у меня поручение именно к вам. Впрочем, уполномочен также сообщить, что в случае добросердечного согласия и готовности сотрудничать вам будет выплачена соответствующая моральная компенсация. Речь идет о вполне приличной сумме. Скажем, о полутора тысячах американских долларов. Признайтесь, это лучше, чем ничего.
Я склонился ближе к собеседнику.
— Сергей Сергеевич — ваше настоящее имя?
— Желаете, чтобы я показал паспорт?
— Не надо. Хотите угадаю, кем вы были в прежней жизни? До того, как стали вымогателем.
— Зачем угадывать? Сам скажу, если вам интересно. Работал в райисполкоме. А еще раньше — контролером ОТК на ЗИЛе… Александр Леонидович, я вам не враг, уверяю вас. Напрасно вы стараетесь меня оскорбить. У меня трое детей, мать-пенсионерка. Попробуйте прожить на триста тысяч…