Страница 53 из 57
– Помню, – Максим нахмурился, – но не люблю об этом вспоминать.
– Не любишь вспоминать… Понятно. Однако сейчас давай вспомним, пример очень уж характерный. Итак, вы с Радой шли по тёмным улицам, а потом…
– Потом нас встретили бандиты Крысолова – они ждали нас в подворотне.
– …и ты, воспитанник гуманистического земного общества, перебил их. Так?
– Они на нас напали.
– Напали? Давай разберёмся: я ведь не зря сказал, что твоя Рада поведал мне об этом твоём подвиге во всех его живописных подробностях. Вам никто не угрожал оружием: тебя просто мягко оттёрли в сторону, а Рада получила пощёчину. И никто, заметь, не собирался её резать или, скажем, срывать с неё одежду и подвергать насилию. Подожди, дай досказать. И какие же были твои действия? Ты начал убивать – ты, землянин, с детства воспитанный на гуманистической идее ценности человеческой жизни! Ты ровным счётом ничего не знал ни о нравах Саракша, ни о его обычаях – ты даже не знал, в каких отношениях находится Рада с главарём банды. А тебе не приходило в голову, что она могла быть любовницей этого самого Крысолова, и он был, так сказать, в своём праве? Ты был гостем в чужом мире, а вёл себя как хозяин.
– У меня потемнело в глазах, – глухо проговорил Максим, – я потерял голову, и…
– Ты не потерял голову, – жёстко произнёс Рудольф. – В тебе проснулся древнейший инстинкт, записанный на генном уровне. Называя вещи своими именами, дело было так: некоему молодому самцу – да, да, не морщись, – по имени Максим Каммерер приглянулась молодая симпатичная самочка по имени Рада Гаал. И немудрено – саракшиане очень похожи на людей… Самец Мак не отдавал себе в этом отчёта, но он уже считал самочку Раду своей собственностью, причём даже ещё не зная её мнения по этому вопросу. И тут вдруг какие-то другие самцы, дурно пахнущие, осмеливаются тянуть к его самке свои грязные лапы! И наш герой начинает их убивать, жестко и беспощадно, хотя мог бы и не убивать, а всего лишь обездвижить – этого было бы вполне достаточно для нейтрализации гипотетической угрозы. Весь лак гуманизма, Максим, осыпался с тебя в миг единый под напором инстинкта – из коммунара двадцать второго века ты превратился в пещерного охотника.
– Меня потом совесть замучила…
– Это было потом, когда ты снова стал тем, кем тебя воспитали, а тогда, в подворотне, совесть тебя не мучила: твоя врождённая агрессивность, свойственная любому нормальному человеку, – да, да, нормальному! – проснулась и выплеснулась наружу. А разложил я всё это по полочкам совсем не для того, чтобы в чём-то тебя упрекнуть – на твоём примере я всего лишь проиллюстрировал тезис о человеческой агрессивности. И эта агрессивность нужна не только в бою, но и во многих других сферах человеческой деятельности. Попробуй-ка без агрессивного умения стоять на своём убедить в чём-то своих научных оппонентов – да они съедят тебя с потрохами похлеще первобытных каннибалов: съедят, и косточек не оставят.
Да, верно, подумал Максим, вспомнив спор Сикорски с представителем КОМКОНа о необходимости активации излучателей. Отстаивать свою точку зрения и убеждать кого-то в своей правоте – это очень похоже на бой, разве что без трупов.
– Так что не спеши считать Абалкина закоренелым садистом-убийцей, – подытожил Экселенц, – он делает своё дело, и делает его добросовестно. И сейчас он исправно передаёт нам ценнейшую информацию, из которой следует, что опасность начала ядерной войны отодвинута. На Благословенных Островах заваривается кровавая каша большой смуты, и Лев усердно подсыпает перчику в это закипающее варево. А у нас есть время успокоить нашу Республику.
…Бывшая Страна Неизвестных Отцов успокаивалась. Крутые меры подействовали – казнь верхушки заговорщиков и энергичное прореживание питательной среды возможного нового заговора переломили ситуацию. И главное – волны реморализующего пси-излучения, регулярно омывавшие измученную больную страну, врачевали изуродованное коллективное сознание граждан бывшей Империи. Республика напоминала человека, трезвеющего после пьяной оргии, приходящего в себя и с изумлением глядящего на себя в зеркало: что же это со мной было? А Город Просвещения принимал тысячи и тысячи новых учеников, и казалось, что наконец-то забрезжил свет, и что завтра будет лучше, чем вчера.
Месяцем позже
– Что случилось, Экселенц? – спросил Каммерер с порога, едва войдя в кабинет Сикорски. Основания для такого вопроса у него были – Рудольф никогда ещё не вызывал его так экстренно.
– Меня вызывают на Землю, – буднично сообщил Сикорски. – Причина вызова мне неизвестна, но ничего хорошего я не ожидаю. Массаракш, – он стукнул кулаком по столу, – ну сколько можно! Садись, – сказал он Максиму, взяв себя в руки. – Значит, так: ты у нас остаёшься здесь за старшего.
– Я? – изумился Максим.
– Ты, ты, – ворчливо подтвердил Сикорски. – Ты, конечно, молод, но ты Святой Мак и врос в Саракш всеми корнями, к тому же полнота власти у тебя временная – на неделю, не больше, а там видно будет.
Он не договорил, и Мак понял, что Экселенц и сам не знает, что будет видно.
– Основная твоя задача – держи связь с Абалкиным. При малейшей угрозе прими все меры, чтобы выдернуть его с Островов, пока он не попал на алтарь Владыки Глубин. Наши сотрудники в Хонти обойдутся без твоих мудрых указаний: они там давно сидят – обжились, пустили корни, и делают своё дело, не привлекая к себе ненужного внимания. Ну, а здесь, в Республике, ты и сам знаешь, что делать – то же, что ты делал до сих пор. Авторитет твой достаточно высок, опереться можешь на старых проверенных людей вроде Зефа или Вепря, на моих молодогвардейцев и на твоих учеников. Неделя – срок небольшой, не думаю, что умники из Временного Совета ухитрятся что-нибудь учудить, однако посматривай за ними в оба глаза. И нет худа без добра – я согласую на Земле вопрос о внесении некоторых, гхм, изменений в набор основополагающих ценностей, которые мы прививаем саракшианам.
– Что вы имеете в виду, Рудольф?
– Как бы твои хорошие ученики, Святой Мак, не стали слишком хорошими. Что они будут делать, если до границ нашей Республики докатятся те же песчаные варвары? Вот то-то и оно… Нет, конечно, общие контуры «морального кодекса» должны остаться теми же, но кое-какие дополнения необходимы. Об этом мы с тобой поговорим поподробнее после моего возвращения.
Сикорски говорил ровным и бесцветным тоном, но Каммерер видел, что Рудольфа одолевает беспокойство. Максиму и самому было не по себе – что это за вызов такой ни с того, ни с сего?
…Странник отсутствовал десять дней, за которые на Саракше не случилось ничего из ряда вон выходящего. Всё было спокойно, исполинская машина, запущенная прогрессорами-землянами, крутилась без сбоев, но Максим весь извёлся, ожидая возвращения шефа. Нет, он отнюдь не боялся ответственности, свалившейся на его плечи, – он подспудно ждал чего-то, что в корне всё изменит. И Каммерер не ошибся.
Когда он увидел вернувшегося Сикорски, то не сразу его узнал. Экселенц выглядел скверно, он осунулся и резко постарел.
– Меня отзывают с Саракша, – сообщил он, как только они с Маком остались наедине. – КОМКОН принял такое решение.
– А причина, Экселенц?
– Причина? – Сикорски криво улыбнулся. – Руководство сочло, что моё дальнейшее пребывание на посту главы прогрессорской миссии Земли на Саракше нецелесообразно. Я, по мнению КОМКОНа, проявил склонность к явному диктаторству, выразившуюся в казнях и массовых репрессиях, что является недопустимым, поскольку противоречит духу земного гуманизма. Не могу понять, – добавил он с горечью, – почему меня обвиняют в этом именно сейчас, хотя раньше я делал примерно то же самое, и мои действия одобрялись. Более того, – он поднял голову, и Максим увидел, что зелёные глаза шефа подёрнуты дымной поволокой усталости, – принято решение свернуть программу «Просветление».
– Как свернуть? – поразился Каммерер.