Страница 4 из 10
Потом слово, согласно известной всем присутствующим пьесе, передается штурману-навигатору Баньолу-Су, который тоже рассказывает, что, мол, все в ажуре, гироскопические системы ориентации, как основная, так и резервная, раскручены, запитаны, их резервные батареи тоже, типа того, что «ок». Ну и компасы, само собой. А еще, повторяя пройденное, что, мол, «пулеметная машинка „один“ заряжена, смазана и патроны в лентах не ржавые». И все снова выслушивают эту уже известную истину, ибо Баньолу-Су, он отвечает за те же пулеметы, только вот сейчас, во время полета над сушей. А уж с океаном он будет разбираться в свой черед. И дай Мировой Свет, чтобы действительно с этими хрупкими гироскопами и компасами ничего не случилось, потому как топлива у бомбовоза, конечно же, хоть всю Сферу Мира облететь, но как-то не хочется шлындрять над волнами неприкаянно.
Теперь доходит до Ресима-Уса, бортового инженера и все такое. Он долго перечисляет, чего и как, потому как приборов перед его носом ничуть не меньше, чем перед сидящими в первом ряду пилотами, а шкалы тех приборов такие, что мама не горюй.
Ну, теперича отчитывается Гюра-Зи. У некоторых, кто служил ранее на бомбовозах обычного типа, в этот момент ушки на макушке, ибо такого спеца нет на борту никаких самолетов в мире, только вот у них, на «Принцессе Кардо». Потому как Гюра-Зи не просто инженер, но инженер-физик. У них на борту собственная инфраструктура для добычи энергии — атомный реактор. В этом плане предыдущий доклад штурманов о достаточности топлива некое словоблудие. Чего мерить топливо, если его на массаракш ведает сколько лет? Но у бомбовозно-воздушных сил свои традиции, никуда не денешься.
А тут уж докатывается и до Бюроса-Ута, опережая некоторых прочих, даже тех, у кого поболе звание, потому как Бюрос-Ут все же не абы кто, а бортовой радист. Да не просто радист, а радист-шпион, и помимо еще и радист-пулеметчик. И Бюрос монотонно, но разборчиво бубнит, что, мол, так и так, и рация «один», и рация «два», все мигают лампочками, и диапазоны те-то и те-то прослушиваются, а еще, типа, запасные триоды с пентодами — все здесь, под рукой, да и отвертки тут же. Да и с заднеполусферной пулеметной машинкой, за кою Бюрос ответствен, тоже все «майна-вира».
— Как новое спецоборудование? — уточняет командир бомбовоза. И правильно делает. Ибо этот подпункт совсем новый и не предусмотрен первичной инструкцией. И потому радист-пулеметчик кивает сам себе и довешивает, что, мол, так и так, новое оборудование закреплено надежно, приведено в готовность и когда понадобится, то тут же будет прогрето, запущено и т. д.
Тут уж докатывается до штурмана-бомбардира Тэшэ-Ки. И он бодро строчит, что бомбовые прицелы что надо, а кнопки отпирания подбрюшных створок «Принцессы Кардо», тоже, мол, всегда готовые.
Доходит, наконец, и до «бортового бездельника», или «катальщика за зря», как его кличут в экипаже, Чирини-Ука. Он на борту как бы второй физик, ибо отвечает за загруженные в отсеки атомные боеголовки. Он — оружейник «два». И он вправду бездельник, потому что может похрапывать хоть всю дорогу туда и обратно. Только вот без него от боеголовок толку исключительно «нуль». Их, конечно, все равно можно сбросить, но тогда максимум, что они могут натворить, — это проломить кому-то крышу. И потому Чирини-Ук вяло докладывает, что такие-то «изделия» находятся на борту и нужные насадки прикручены к ним куда надо. По большому счету, физик-инженер Чирини мог бы сейчас с чистой душой сказать всем «до свидания» и выбраться в люк на землю, сделав всего одну вещь. В отличие от нормальных бомбовозов тут не получится в процессе полета покинуть кабину и пробраться в бомбовые отсеки для накрутки и взведения этих самых насадок. В плане его бомбового ведомства единственное, что он может, это ввести по проводам коды отключения блокировок. Если он сделает это прямо сейчас, то все будет в доскональной готовности. Но тут опять же действует привычный стереотип в подходе к эксплуатации тяжелых бомбовозов. Вот присутствовали же раньше оружейники «два» в боевых экипажах завсегда? Пусть и сейчас катаются. Мало ли что с этими «специальными» боевыми частями может случиться?
Короче, дело близко к концу. Потому как дошло до Лютфэна-Бе, который вообще-то пилот «три», и потому покуда ни за что не отвечает, только лишь за самого себя. Типа, что он вот тут и всегда готов заменить хоть первого, хоть второго пилота, если там что не так, аппендицит, понос или вражеский осколок. Ах, да! Он еще, оказывается, пулеметчик «два» и ответствует за ту пулеметную машинку, что торчит поверху фюзеляжа «Принцессы».
Фух! Ну, ныне тут на борту отмучились, и трижды-майор переключает внимание на других подчиненных. Ведь он не только командир этого конкретного бомбовоза. У него в деле еще три таких же. Там к этому времени провели свой собственный тест-опрос, так что командиры тамошних машин бодренько шурудят по радио, что, мол, «полный порядок» и «сплошные плюсики». Только у них в отличие от внутрибортовой возни все идет кодированными фразами. Типа: «помидор зеленый» или «покраснел». Все ж понимают, что радио, оно вещь такая — разносит весть по всей округе или даже по всей Сфере Мира.
Само собой ясно, что столь долгая канитель с подготовкой к взлету годится именно для бомбовозов, никак не для каких-нибудь истребителей-перехватчиков. Те, если будут так распинаться, ни в жизнь не догонят ни один вражеский бомбовоз. К тому же сейчас можно и не очень торопиться с докладами, в конце концов, время-то еще не то чтобы совсем мирное, но не предельно военное. Так, покуда в стадии вялотекущих экваториальных конфликтов. Однако все на борту понимают, что, когда они взлетят или, точнее, доберутся до отмеченной в картах штурмана Редесйя-Чи точки, мирное время закончится. Выходит, они не просто какие-то авиаторы-бомбовозники, они — гвоздь программы!
6
Ответить на вопрос, от чего сходят с ума пилоты экспериментальных гиперзвуковых самолетов, могут только те, кто взглянет на проблему извне. Хорошими кандидатами в отгадчики являются земляне, но они появятся в здешних краях сравнительно нескоро. Так что покуда никаких претендентов не наличествует, и узнать ответ неоткуда. Все, включая летчика-стратосферщика Уксуна-Бу и даже знающих чуть больше докторов-психиатров, присматривающих за когда-то возвратившимся на Сферу Мира пилотом «номер четыре», догадаться о правде не смогут никогда. «Номер четыре» раздает им подсказки, но не способен заснуть без успокоительного укола. Он все время твердит про какое-то «черное, черное пространство везде», «миллион дырок от иголок в небе», «резаная половина камня, похожая на гнилой сыр, висит посередине», но никто из санитаров все равно не докумекает, о чем речь. Разве что сильнее стянут очень-преочень длинные рукавчики рубахи и поднесут двойную порцию таблеток перед манной кашкой.
Ни одна душа на планете Саракш не ведает, что «черное пространство везде» может существовать не только в голове безумца, но и на самом деле. Да, вообще-то, никто тут и не воспринимает понятие «планета», а не то что конкретный «Саракш». Когда смотришь с поверхности Саракша вверх, создается впечатление, что мир накрыт сверху чем-то наподобие большого оцинкованного ведра. Данное небесное тело имеет в атмосфере слой серебристой субстанции, образованной чем-то сходным с земными перистыми облаками, плюс особый вид северного сияния, только разлитый по всей поверхности. Да еще жуткая рефракция, искажающая дальнюю перспективу и попросту отменяющая горизонт. И потому выход за пределы этого экрана сталкивает человека с невиданным доселе феноменом — звездным небом. Где-то на траверзе, среди этих жутких для неподготовленной психики ярких точек, висит совсем уже страшнющая местная луна. Требуется быть безмозглым травоядным, чтобы перенести подобное зрелище и не свихнуться.
Но Уксун-Бу задраен в гиперзвуковой капсуле надежно и, следовательно, защищен. Он как герой Одиссей, привязанный к мачте и с ватой в ушах: никакие Сирены ему не страшны. Правда, и про историю Одиссея на этой планете ничего не известно. Тутошняя цивилизация кастрирована сразу во многих смыслах.