Страница 15 из 20
— Вот так звезда! — сказал я и присвистнул. — Крупная! А ты не боишься, что внутри отряда произойдет раскол? — вернулся к прежней теме разговора. — Если я вздумаю отдавать приказы, Северский взбеленится: Георгий — мужик хороший, но…
— Да все мы здесь — мужики хоть куда, — прервал меня Гаврила. — С Северского спесь слезет, это как пить дать. Ничего он не сможет сделать, едва поймет, что большинство из нас — за тебя.
— А что, большинство — за меня? — Я почувствовал, что в моей душе происходят изменения. QS Как будто метафорический инженер переключил внутреннюю машину на «полный вперед».
— Они будут за тебя, — пообещал Гаврила таким тоном, что я заранее пожалел несогласных.
— Гаврила, я приму решение в ближайшее время.
Боцман молча протянул мне руку. Я долгую секунду смотрел на широченную, мозолистую ладонь, затем спохватился и протянул свою руку навстречу.
— Пока ничего не обещаю, — сказал я.
Рукопожатие вышло крепким, даже чересчур: я силой обижен не был, а Гаврила — подавно. Мои кости затрещали, и я подумал: мол, вот — дают попробовать малую толику того веса, который предстоит взвалить на плечи.
На нас налетел ураганный порыв, потащил, повлек к опасному краю. Мы, как один, закрыли лица руками и затанцевали на месте, пытаясь устоять на ногах. Завывание ветра заглушил свист воздуха, рассекаемого железными крыльями.
— О, дьявол! Это кого еще принесло? — пробурчал Гаврила, провожая взглядом две летающие машины: они неслись на малой высоте над каналом. На наших глазах один из летунов неожиданно изменил курс, пошел на широкий разворот и слился с горизонтом на востоке. А затем вернулся к нам.
— Слушай, кажется, сюда летит… — заметил, хмуря брови, Гаврила.
— Ложись! — крикнул я и бросился на землю.
Мы вжались лицами в грунт, и через три секунды над нашими распластанными телами про неслось выпуклое металлическое брюхо. На какое-то время мы оглохли от надсадного воя двигателей, а песок, взвихренный воздушным потоком, скрыл и небо, и землю.
6
Летун приземлился туда же, куда и предыдущий — на утрамбованную площадку между земляными отвалами. Морячков разбросало по красным холмам — каждый постарался, чтобы расстояние между ним и завывающей машиной «хозяев» стало как можно большим. Даже механическому цилиндру, до последнего момента пребывавшему в забытьи в центре площадки, пришлось выпустить щупальца и перебежать на ближайший склон. Там он раскрылся, превратившись в подобие металлического цветка астры, и зачастил на одной интонации: «Покориться! Покориться!..»
Тогда мы поняли, что новый летун привез кого-то из наших.
Выгрузка происходила при работающих двигателях. Среди клубов рыжей пыли замелькали человеческие силуэты. Мы до рези в глазах всматривались в беспокойную завесу, надеясь увидеть за ней белые фланелевые рубахи матросов и черные тужурки офицеров. Но проклятая круговерть старательно скрывала от нас прибывших.
Наконец летун взмыл в небо. На миг его корпус заслонил солнечный диск, ревмя заревели двигатели… и этот звук, напоминающий вопль африканского слона, еще долго гулял эхом между склонов рукотворных холмов.
Пыль улеглась. Цилиндр заткнулся.
Теперь мы могли рассмотреть, кто пожаловал к нам на летающей машине.
Отряд состоял из двух дюжин незнакомцев. Все до одного — грязные, бородатые мужчины, все — в лохмотьях. Они словно сошли со страниц учебника по древнейшей истории: троглодиты — ни дать ни взять. Мы безмолвно изучали их, а они — нас.
Глядя на эту братию, я сразу подумал о работорговцах… ну, о которых рассказала нам Галина. Если летающая машина «хозяев» привезла действительно сих злыдней, то ухо нужно держать востро.
Но среди прибывших оказались не только люди. Над «троглодитами» возвышались двое «червелицых» в доспехах. Богомерзкие твари были вооружены: в лапах они держали короткие алебарды с широкими пилообразными лезвиями.
Под ногами у разношерстной компании лежало несколько ящиков; позади них виднелись какие-то баулы и объемистые свертки. Никак со скарбом прибыли. И надолго.
— Здорово, православные! — выкрикнули из толпы «пещерных людей».
— Здорово, коли не шутите! — отозвался Северский.
«Червелицые» в это время взвалили себе на плечи по ящичку и отошли в сторону. Казалось, до людей им нет никакого дела.
От толпы «троглодитов» отделился классический «дикий вожак» — громила вроде нашего боцмана, только пошире в кости. Косматый, словно медведь, и, словно медведь косолапый, одноглазый, с рябой рожей, исполосованной шрамами.
— Спускайтесь, други, мы не кусаемся! — Он окинул взглядом отвалы земли. — Работы здесь, гляжу, — конь не валялся! — Вожак подцепил ногой присыпанную песком лопату. (Моряки побросали их на площадке, когда смекнули, что летун собирается приземляться.) — Спускайтесь же! Вас в два раза больше!
Со всех сторон послышался шорох скользящих по склонам ног. На какое-то время опять стало пыльно.
— Подходите! Не обращайте внимания на этих! — Вожак махнул рукой в сторону «червелицых»: те молча возились со своими ящиками. Что-то вынимали из них, разворачивали на земле циновки… — Я, погляжу, вы — моряки. Да еще и военные. — Он придирчиво оглядел приближающихся людей. — Давайте знакомиться, что ли. Я — Карп Дудкин…