Талисман

Красный Бизон медленно поднялся, очищая ладони рук об штаны.

— Он мой брат, мой единственный брат.

— Ты ждешь, что я пожалею тебя? Как ты смеешь приближаться ко мне? Как ты смеешь…

Голос ее прервался, и, повернувшись, она убежала в вигвам. Не обращая внимания на Эми, которая сидела на матраце, Лоретта бросилась на кровать. Сжав руки в кулаки, она пыталась заглушить свои рыдания, уткнувшись лицом в шкуру. Ненависть, горячая, уродливая и злобная, бушевала в ней, вызывая дрожь всего тела. «Возьмет его руку в знак дружбы»? Никогда в жизни.

Охотник возвращался с купания на реке и стал свидетелем части столкновения между Лореттой и Красным Бизоном. Помня о требовании, которое выдвинула перед ним Лоретта прошлой ночью, он повернул назад и вернулся к реке, не торопясь предстать перед лицом своей жены до тех пор, пока он все не обдумает.

Удлиняя свои шаги, он пошел в быстром темпе вдоль реки и оставил деревню далеко позади себя, и его напряжение несколько ослабло. Он растянулся под тополем, упершись плечом в его серебристый ствол, устремив взгляд на поверхность воды. Он позволил своим мыслям устремиться вместе с текущими водами реки к далекому месту. Дул свежий ветерок. Небо, исчерченное розовыми полосами, было серое. Он вдыхал запахи травы и земли, знакомые с детства, и они приносили его душе успокоение. Птицы щебетали над ним, приветствуя начало нового дня.

Охотник жалел, что не отправился на охоту с другими этим утром. Опасность, постоянное напряжение, испытываемое во время охоты на бизонов, могли помочь ему привести свои мысли в порядок. Ему надо было принять решение о Лоретте, и сделать это следовало быстро. Жестокие пальцы сдавили его сердце. Его народ или Лоретта? Лица матери и отца проносились перед его мысленным взором. Затем к ним добавились другие: Черного Дрозда, Девочки-Пони, Черепахи, Воина, Девушки Высокой Травы и Красного Бизона. Как сильно он ни любил их, любовь к Лоретте была сильнее. Когда это случилось?

Он как-то сказал Лоретте, что без своего народа он ничто, и это было правдой. Он собирался отказаться от всего, чем он был, чтобы быть с нею. И все же, как он мог жить без нее? Сбывались слова пророчества. Без нее у него не было завтра. Как мог мужчина жить без этого?

Он вздохнул и закрыл глаза. С того момента, когда она покинула свои деревянные стены, путь, лежащий перед ним, был четко очерчен, но он был слишком слеп, чтобы разглядеть его. Tosi женщина и команч, прошлое которых запятнано слезами и кровопролитиями, имеют мало шансов на счастливое совместное существование с любой из этих рас. Чтобы быть заодно, вместе, они должны идти по жизни одни, в стороне от обоих их народов.

Где, в этом был весь вопрос. А у Охотника не было на него ответа. На Западе, как предсказывалось пророчеством? В районе больших гор? Эта мысль пугала его. Он вырос на открытых просторах, где можно видеть завтрашний день, где шепчет северный ветер, колышутся травы и изобилие бизонов. На кого он будет охотиться? И как? Он не знал, какие корни и орехи там можно собирать. Он не знал, из каких растений там можно получить хорошие лекарства, а из каких — плохие. Осмелится ли он взять женщину в неизведанные края, неуверенный в том, сможет ли он прокормить ее, заботиться о ней, защищать ее? Что, если она забеременеет? Зима — время, когда плачут маленькие дети. Как сможет он стоять во весь рост, как подобает мужчине, если его семья будет голодать?

Охотник открыл глаза, сел и начал расчесывать пальцами влажные волосы. Глядя в небо, он искал Бога Лоретты, Всемогущего Отца, которому она возносила благодарность за пищу. Сначала его раздражали ее молитвы. Ее Бог не принес ей пищу; ее принес муж. Лоретта объяснила, что ее Бог направлял Охотника так, чтобы охота оказалась удачной.

Был ли ее Бог там, наверху, на небе, как она предполагала? Слышал ли он в действительности голоса людей, знал ли их мысли? Охотник мог видеть своих собственных богов — Мать Землю, Мать Луну, Отца Солнце. Ветер дул с четырех направлений. Было легко верить в то, что он видел. Почему Бог Лоретты прятался? Неужели он так безобразно уродлив? Может быть, он прятался только от команчей? Лоретта сказала, что он отец всем, даже индейцам.

Охотник был полон мира. С таким большим количеством Богов, как его, так и ее, они несомненно получат благословение. Расслабив свое тело, он отдался судьбе. Боги будут вести их. Бог Лоретты будет направлять его во время охоты, когда его собственные Боги подведут. Вместе он и Лоретта найдут новое место, где команч и tosi tivo смогут жить в мире, где Охотник сможет спеть песни Народа и сохранить его.

Поднявшись, Охотник повернул назад к деревне. От принятого решения сердце его разрывалось на части. Он понимал, что пророчество предсказало этот момент много лет назад.

Звук выстрела и пронзительный крик подняли Лоретту с кровати. Резко повернувшись, она уставилась испуганными глазами на дверь вигвама. Она была встревожена волной шума, криками, звуками шагов бегущих, новыми винтовочными выстрелами и криками белых мужчин. Нападение. На мгновение она так испугалась, что не могла пошевелить ногами, не могла двинуться с места. Затем она увидела пустой матрац Эми. О Боже.

Она направилась к двери. Все в ней кричало: «Торопись!», она же двигалась с чудовищной медлительностью. Бежать, бежать, дюйм за дюймом, к крикам и запаху смерти, найти Охотника и Эми. Поднырнув под дверной клапан, она вырвалась наружу. Взгляд ее метался от одного вигвама к другому. Она ничего не понимала. Белые мужчины, дым, несущиеся лошади без всадников и кровь.

— Охотник! Эми!

Спотыкаясь, она пошла вперед. Мимо пробежала женщина, чуть не сбив Лоретту с ног, выкрикивая имя своего ребенка.

— Эми! Охотник! Hah-ich-ka-ein, где вы?

Голос Лоретты терялся в общем хаосе звуков. Она споткнулась обо что-то и посмотрела себе под ноги. У ее ног, распростершись, лежал маленький мальчик. Его грудь была обагрена кровью, карие глаза неподвижно уставились в небо и уже остекленели.

— О Боже мой!

Попятившись назад, Лоретта сжала горло, не в состоянии отвести глаз от мертвого ребенка. Четырехлетний, может быть, моложе, убитый пулей белого мужчины. Она повернулась, и со всех сторон ее окружали другие мертвецы. Она была не в состоянии поверить своим глазам. Белые мужчины такого не творят. Они не могут.

— Эми, где ты?

Лоретта побежала по тропе, вившейся между вигвамами. Мимо нее пронеслась лошадь, сверкнул металл. Она подняла руку и отшатнулась в сторону, ожидая, что удар сабли обрушится на нее. Когда удара не последовало, она медленно опустила руку. У мужчины, скорее грязного, чем темного, были сальные волосы, свисавшие до плеч. На нем были высокие сапоги, покрытые пылью и натянутые поверх ярко-красных штанов. Из одного сапога торчал длинный охотничий нож. На поясе висели два больших револьвера. Пограничный головорез? Лоретта слышала рассказы о них, но, если это был тот, за которого она принимала его, он ушел довольно далеко от дома. Скорее это были отбросы общества, которые могли появиться где угодно. Тонкие черты его жесткого лица привлекли ее внимание. Мир вокруг него был подобен вращающемуся калейдоскопу красок.

— Белая женщина?

Лоретта встретила взгляд его блестящих голубых глаз. От потрясения она потеряла способность соображать. Она повернулась и побежала в массу ползущих, карабкающихся тел, мужчин, женщин, детей — все спасали бегством свои жизни. Tosi tivo повсюду. Звуки выстрелов их винтовок и револьверов оглушают. Впереди Лоретты молодая сквау в ужасе бежала зигзагами, пытаясь убежать от всадника, размахивающего саблей и настигавшего ее. На своей спине она несла в специальной подвеске младенца. Сабля головореза нанесла смертельный удар, и женщина распростерлась лицом вниз. Мужчина остановил лошадь и стал кружить вокруг тела, подняв окровавленный клинок для следующего удара. Лоретта закричала и бросилась к нему.

— Нет! Не ребенка! О Боже мой, нет! Удивленный звуками ее голоса, мужчина повернул голову и уставился на ее волосы. Судя по выражению его лица, он был ошеломлен, увидев белую женщину. Его задержки оказалось достаточно для нее. Она упала на ребенка, с всхлипыванием произнося слова молитвы. Мужчина убрал свою саблю, глядя на нее сверху вниз, в то время как она сняла подвеску с плеч мертвой сквау. Ребенок колотил по воздуху своими крошечными кулачками. Лоретта прижала его к своей груди и спотыкаясь удалилась.