Талисман

Когда зрение Лоретты прояснилось, она уставилась на суровое лицо индейца, удивленная мягкостью его прикосновений. Еще больше ее смутило выражение огорчения и беспокойства в его глазах. Проведя рукой по лбу, она снова моргнула. Должно быть, от удара индейца она потеряла сознание. Это было единственное объяснение. Она сделала все, чтобы разгневать Охотника, оскорбляя его, не подчиняясь ему, кусая, плюя. Тем не менее он лишь отшлепал ее, а теперь этот озабоченный взгляд? Дядя Генри сек ее гораздо сильнее и за гораздо меньшие проступки.

Охотник провел рукой по волосам, ощупывая кожу головы теплыми, огрубелыми пальцами. Когда он касался больного места, Лоретта морщилась, но была слишком ошеломлена, чтобы отодвинуться в сторону.

— Глупо драться, когда ты не можешь победить, Голубые Глаза. Я говорил тебе это раньше, не так ли? Ты не слушала. — Охотник раскачивался на пятках, криво улыбаясь. — Когда никто не видит, ты будешь делать свою большую драку с этим индейцем, поняла? Только когда никто не видит. Иначе я должен наказать тебя. — Его улыбка угасла. — Только со мной, и никогда с Помётом Койота. — Он стукнул себя кулаком в грудь. — Che kas-kai, плохое сердце. Ты понимаешь? Он mo-cho-zook, жестокий.

Внимание Лоретты было привлечено другими индейцами, которые собрались группами на некотором отдалении. Она только теперь осознала, как ужасна была бы ее судьба, окажись она пленницей какого-нибудь другого индейца. В голове у нее все перемешалось. Сколько раз она слышала, как об Охотнике говорили с ужасом? Безжалостный, коварный, гроза границы. Это лишь немногое из того, что она слышала о нем. И в то же время он предостерегал ее от драк с другими, чтобы она не пострадала?

Дав ей некоторое время, чтобы она пришла в себя, он встал и вернулся к костру за своей порцией кролика. Когда он вернулся к матрацу, он достал нож и разрезал мясо пополам, протянув один кусок ей. Лоретта знала, что он голоден, к тому же его порция была не так уж велика. После всего случившегося она не могла даже предположить, что он предложит ей еще еду. Если бы их роли переменились, она дала бы ему поглодать кости и сказала, что так и надо. Она приподнялась на локте. Он наклонился и подвинул мясо ближе.

— Ты должна кушать, — на его лице проступили явные признаки скрытого смеха, — чтобы оставаться сильной. Мы не сможем устроить большую драку, если ты будешь дрожать от голода.

Лоретта опустила глаза. Ее охватило смятение. Она ненавидела этого мужчину. Ей было все равно, получит ли он достаточно еды, чтобы не испытывать чувства голода, и она не испытывала никакого чувства вины за то, что выбросила его дурацкое мясо. И в то же время все было не так. И, хоть убей, она не могла принять часть его скудной порции только для того, чтобы выбросить ее. Она ненавидела себя за это и ненавидела его, поскольку его поведение вызвало такие предательские чувства.

Когда она не взяла мяса, он сел на корточки рядом с ней. Почему он не может оставить ее в покое? Она так устала, так ужасно устала. Устала бояться. Устала драться с ним. Устала драться с собой.

— Hein ein mu-su-ite, чего ты хочешь? — спросил он тихим голосом. — Маленький кролик хороший. Tosi tivo, белые люди, едят кролика, не так ли?

Лоретта сидела, отвернувшись от него. Он вздохнул:

— Голубые Глаза, ты будешь смотреть на меня? — Так как руки его были заняты двумя кусками мяса, он толкнул ее в плечо предплечьем. — Nabone, смотри.

Впервые она уловила в его голосе просящие нотки, которые с трудом согласовывались с его воинственной внешностью, но это было так.

Когда она подняла глаза, то встретилась с его взглядом. После долгой паузы он сказал:

— Ты to-ho-ba-ka, враг. Это так? Tosi mah-osu-ah, белая женщина? И я враг твоего народа. Te-j-as, команч. — Он вытянул руку вперед и изобразил извивающееся движение к себе. — Змеи, Которые Возвращаются, а? — Его рот приоткрылся в улыбке, которая преобразила его лицо. На минуту он показался не только человечным, но даже красивым. — Тебе нравится это, а? Команчи и змеи, все равно?

Улыбка сбила ее с толку, и она снова отвернулась. Он поднес кусок мяса к ее носу.

— Кролик, он не to-ho-ba-ka, враг. Он tao-yo-cha, ребенок Матери Земли. Ты можешь съесть его. Это не значит сдаваться, когда мы едим дары Матери Земли.

Запах, исходивший от кролика, проникал в ноздри Лоретты, и ее рот наполнился слюной. Независимо от нее, ее взор приковался к розовому, сочному мясу, голодными судорогами ей свело живот. Она почувствовала, что ее решимость колеблется. Что она хотела этим доказать в конце концов? Что она будет бороться до смертельного конца? Даже если она преследовала такую цель, кто об этом знает? Она одна знает об этом, но гордость не наполнит ее желудка.

Охотник придвинул мясо поближе.

— Ты возьмешь его? Он ничей.

Запаху было почти невозможно противостоять. Но, скривившись от боли, когда ее воспаленные ягодицы коснулись матраца, она села и еще раз отказалась от мяса. Он поворчал неодобрительно и сел рядом с ней на матрац. В наступившей тишине она слышала движение его челюстей, пережевывавших мясо. Ничто на земле не пахло так хорошо, как этот кролик.

— Ты будешь кушать орехи и ягоды?

Лоретта бросила на него взгляд, а затем посмотрела в сторону его коллекции кожаных мешков, вспоминая смесь, которую он высыпал ей на ладонь ранее. Гордость, как отвращение, поднялась у нее в горле.

— Ты вернешься по своим следам и пойдешь вперед снова подругой дороге? Моя nez-be-ahz, мать, собирала ягоды и пеканы. Воин, мой брат, нашел медовое дерево. Дары Матери Земли. Как кролик.

Запах мяса преследовал ее. Она смотрела прямо перед собой. Она не могла позволить себе сдаться.

Как бы почувствовав, насколько хрупкой стала ее сила воли, Охотник поднялся на ноги и пошел к своим мешкам, чтобы достать сумку и тыквенную бутыль. Когда он вернулся, он развязал веревку, стягивавшую сумку, и положил ее на шкуру между ними. Зачерпнув горсть смеси из фруктов и орехов для себя, он жестом предложил ей сделать то же самое.

Когда она не пошевелилась, чтобы последовать его примеру, он сказал:

— Хм, это хорошо. Ты возьми немного. От этого живот не заболит.

Глаза Лоретты наполнились слезами. Кто сказал, что плоть слаба? Неправда. Потребности плоти определяют наши поступки. Жажда вынуждает пить. Холод побуждает искать тепло. А голод — еду.

Она почти чувствовала, как горько-сладкий вкус пеканов заполняет ее рот. Она хотела уничтожить все содержимое сумки. Он предложил ей бутыль с водой. Она помедлила, потом отказалась. Она знала, что пройдет не много времени, прежде чем он поймет, что она не намерена ни есть, ни пить. Ни этим утром, никогда. Состоится открытый обмен мнениями. Она боялась этого. Но было нечто, что даже он не мог заставить ее сделать.

Пока он заканчивал свою трапезу, Лоретта утешала себя тем, что сидела, обхватив колени, ощущая на себе его взгляд. Поблизости раздавались трели лугового трупиала, его чистый голос был предназначен для того, чтобы доставлять людям радость. Она сосредоточилась на звуке и попыталась притвориться, что команчей не существует. Это было легче сказать, чем сделать. Листья над ними трепетали в солнечном свете, отбрасывая на землю колеблющиеся золотые блики. Она изучала их расположение, надеясь, что Охотник уйдет. Мечтая очутиться еще где-нибудь. Где угодно, только не здесь.

Не в силах больше выносить его молчаливое рассматривание, Лоретта заставила себя повернуть голову. Взгляд его темно-синих глаз встретился с ее взглядом, в котором отражались тени и солнечный свет; уклончивый, он не поддавался прочтению. Черты его лица, словно вычеканенные из полированной меди, не давали никаких разгадок. Ветер подхватил его волосы и бросил их темными прядями на лицо, но он все еще смотрел на нее немигающим взором. В его взгляде не было никаких намеков на смех, но она чувствовала, что он смеется над ней.

Сердце ее дрогнуло, когда он резко встал и пошел к седельным мешкам, чтобы убрать еду. Через минуту он вернулся с длинной веревкой. Опытными руками он сделал петлю на одном конце со скользящим узлом и надел петлю ей на голову.