Талисман

— Ты больше не один из нас.

Что-то твердое и холодное шевельнулось внутри у Охотника. Неужели царившая в нем сумятица была так очевидна?

— Я люблю Народ, Воин.

— Я знаю это. Но ты больше не заодно с нами. — Воин играл бахромой мокасина. — Может, это и к лучшему. Народ скоро уйдет дорогой ветра. — Он вздохнул и задумался. — Нас меньше, Охотник. Хотя мы прилагаем все свои усилия, нам никогда не победить. Когда война между tosi tivo закончится, солдаты вернутся и погонят нас в пустоши. Многие сотни будут убиты, до тех пор пока в живых останутся немногие.

Охотник знал, что Воин был прав, но признать это было ему нелегко.

— Сейчас Народ одерживает верх, Воин.

— Сейчас. — Воин глотнул и потупился. — Я очень люблю тебя, брат. Если ты покинешь меня, мое сердце будет лежать на земле. Но пришло время выполнить последнюю часть пророчества.

У Охотника пересохло во рту. Он устремил взгляд к звездам.

— Кто-нибудь должен сохранить пути Народа, — сказал Воин, — кто пропоет наши песни и научит нашим обычаям. Если ты этого не сделаешь, все, что мы имеем, будет потеряно. Ты должен идти за своей женщиной и увезти ее далеко на западные земли, куда война не дойдет. — Голос Воина задрожал. — В новые места, Охотник. Тебе известны слова песни.

— Воин, у тебя все получается так просто. Ты видел, что произошло возле ее дома сегодня. Она плюнет мне в лицо, когда увидит меня. — Охотник прикрыл глаза рукой. — Я оставил ее и поехал драться против ее народа. Сколько человек мы убили после цападения на нашу деревню?

— Она не отвернется от тебя.

— Откуда ты знаешь? Ты говоришь, что я должен выполнить последнюю часть песни? Как? Где то высокое место, о котором говорили Боги? Где каньон, наполненный кровью? И как я смогу дотянуться через такое большое расстояние, чтобы взять руку Лоу-реетты?

— Ты должен верить. Высокое место будет там, как и большой каньон. — Наклонившись к нему, Воин сжал плечо брата. — Мужество, брат, мужество.

Охотник стиснул зубы.

— Я чувствую себя таким одиноким. Я не могу понять самого себя и найти свое лицо, Воин. Я поднял свой топор сегодня, чтобы убить этого мужчину, и я не смог сделать этого. Наш отец лежит мертвый. Твоя женщина лежит мертвой. Где моя ненависть? Когда я ищу ее, я не могу найти. Вокруг одна пустота и скорбь, которая так глубока, что от нее у меня болят кости.

Воин еще крепче сжал плечо Охотника, до тех пор пока его пальцы не причинили боль.

— Ненависть ушла из тебя в такое далекое место, что ты не можешь найти ее, как и говорилось в пророчестве. Вот почему настало время для тебя пойти своим собственным путем. Ты должен драться в последней большой драке за народ, да? И ты должен драться в одиночку. Я должен остаться здесь. За нашу мать, за моих детей. Ты наша надежда, наша единственная надежда.

— Ты называешь это надеждой? Я называю это бегством.

— Нет! Когда мы убегаем, мы ищем знакомое и безопасное место. Скоро придет зима. Неопределенность и опасность ждут тебя, когда ты направишься на запад. — Слегка тряхнув Охотника, Воин вскричал: — Ты наша надежда, Охотник! Почему ты не можешь понять этого? Когда последний команч сложит оружие, а последний вождь скажет, что все кончено, мы будем знать, что ничего не кончено. Мы будем знать, что Народ продолжает жить далеко от этого места, что наши песни поются, что наши обычаи соблюдаются. Я понимаю, что ты испытываешь сильный страх, но страх никогда не останавливал тебя. Ты не должен допустить, чтобы он остановил тебя теперь.

— Я пойду, куда бы Боги ни повели меня, — прошептал Охотник. — Ты знаешь, что я пойду. Просто я не вижу пути, по которому они направляют меня. Нет никого, кто повел бы меня.

— Путь отыщется. Когда ты повернешься лицом к западу, ты будешь знать, куда направить свои шаги. — В голосе Воина прозвенела уверенность. — Я хотел бы попросить тебя об одном, брат. Поезжай рядом со мной в бой последний раз. Это будет наша последняя память друг о друге, да?

Снова Охотник вспомнил, как он смотрел в голубые глаза белого мужчины. «Битвы протянутся перед ним без горизонта». Когда же все это кончится? Но его брат попросил об этом.

— Я поеду с тобой, — прошептал Охотник. — Один последний раз.

Расправив свой матрац. Воин вытянулся на спине так близко, что рукой касался руки Охотника. После продолжительной паузы он сказал:

— Ты расскажешь своим сыновьям и дочерям обо мне, да?

Охотнику хотелось заплакать, но проклятые слезы скапливались под веками, вызывая боль.

— Да. А ты расскажешь своим обо мне?

— Я расскажу им. — Голос Воина дрогнул. — О тебе, и твоей золотистой, и о песне, которая повела тебя на запад. Люби ее хорошо, брат. Дни вместе быстротечны.

— Да. — Охотник знал, что Воин думал о Девушке Высокой Травы.

Хриплым голосом он добавил:

— Слишком быстротечны.

На следующее утро семейство Мастерсов присоединилось к каравану фургонов убегающих поселенцев, направлявшихся к форту Белнап. Так как фургоны были нагружены до краев различным имуществом, все, кто могли, шли пешком, что давало женщинам возможность обмениваться рассказами об ужасах. Казалось, что все опасались за свои жизни.

Через два часа после начала пути у фургона семейства Шейни сломалось колесо, и все остановились, пока мужчины не починили его. Поселенцы поставили фургоны кругом и разбили временный лагерь. Женщины немедленно приступили к приготовлению полуденной трапезы. Лоретте и Эми поручили собирать топливо для костров.

— Бизоньи лепешки! — ворчала Эми. — Хороший способ проводить утренние часы, собирая всякую ерунду для костров. Почему мы?

— Потому что мы не такие старые, чтобы с трудом нагибаться, и не такие молодые, чтобы заблудиться. — Лоретта нагнулась, подняла засохший помет и опустила в рогожный мешок. После событий на ферме Бартлеттов прошлым вечером Эми ни разу не улыбнулась. Лоретту это беспокоило. — Ты никогда не жаловалась в деревне Охотника.

— Там совсем другое дело. Когда живешь с индейцами, такая работа, как сбор бизоньего помета, предполагается сама собой. — Она вздохнула. — Здесь все кругом плоское, как блин. Разве здесь можно заблудиться? Мы прошли уже с милю и все еще можем видеть наш фургон.

— Есть одно высокое место, вон там.

— Только одно. Можно идти многие мили и использовать это место в качестве ориентира.

Лоретта нашла еще одну лепешку. В надежде вызвать на лице Эми улыбку она провела лепешкой у нее подносом.

— Хочешь, вотрем немного в волосы?

— Боже, нет!

И никакой улыбки. У бедной Эми не было особых причин для веселья в последнее время. Продолжая подшучивать, Лоретта сказала:

— Ты сама однажды говорила мне об этом, помнишь? Что женщины команчей втирают помет в свои волосы.

— Может быть, они так делают. — Явно решившая оставаться в плохом настроении, Эми нахмурилась и подняла лепешку, добавляя ее к уже собранным в мешок. — Вероятно, зимой. Мы не были с ними в это время года. Глупые индейцы, как бы то ни было. — С несчастным видом она прикусила нижнюю губу. — Как ты можешь веселиться? Бартлетты еще не похолодели в своих могилах. И сделали это команчи! Ты слышала, что говорят все? Называют их убийцами и животными. И, я думаю, они правы!

— Потому что лошадь Охотника оказалась на ферме Бартлеттов?

— Да! — Эми подняла голову. Слезы гнева блестели у нее на глазах. — Он заставил меня поверить в то, что он совсем не такой, каким оказался на самом деле. Я ненавижу его.

Лоретта вздохнула.

— Разве он обманывал тебя, Эми? Охотник вышел на тропу войны. На войне всякое бывает. События выходят из-под контроля. Если ты собираешься осуждать Охотника, тогда я заявляю, что он заслуживает процесса. Давай перечислим пункты, по которым мы обвиняем его, а? — Лоретта подняла руку, сжатую в кулак. — Что сделал Охотник, когда Сантос схватил тебя?

— Он пришел и освободил меня. Лоретта разогнула большой палец.

— Это один пункт обвинения. Что сделал он после того, как забрал тебя от Сантоса?