Страница 4 из 6
– Видишь, ее накрыли? – произнесла я дрогнувшим голосом. – Мы бы все равно ничем не смогли помочь. А теперь пора уходить.
Я соскочила со стульчика и, крепко схватив ставшего апатичным Сашу за руку, повела его в сторону туалетов и другого выхода. Оказавшись в просторном коридоре, между дверями с женским и мужским силуэтами, я, заметив приближавшегося в нашу сторону мента, вдруг обняла Сашу и прижалась к нему всем телом. Я просто вмялась в него, впилась в губы и застонала. Он инстинктивно ответил мне губами.
– Вы что это тут? – грубо проронил мент, хватая меня за плечо. – Ничего не слышали, что ли?
Я оторвалась от Сашиных губ и мутным взглядом обвела мужчину в сером.
– Слушай, мент, че пристал? За это тебе штраф не обломится, – хмыкнула я и снова вцепилась в онемевшего Берестова.
– Человека убили, – важно сообщил мент, – лучше уходите.
– Как это убили? Сереж, пойдем, посмотрим… – И я потянула Сашу в зал. Но мент выставил нас из «Роял Бургерс» как школьников – за воротники.
– У меня машина тут недалеко, – вдруг оживился Саша. – Во дворе военкомата. Пошли. Я не могу здесь больше оставаться.
Белый «Опель Кадет» увозил нас в сторону Набережной. Берестов рассказывал о том, как он познакомился с Анной.
Она увидела его ранней весной на этюдах – они с группой рисовали старинный особняк на Вольской. Пришла к нему в училище, не хуже, чем я, заглянула в мастерскую. Судя по рассказу Саши, Анна влюбилась в него с первого взгляда. Во вторую встречу она отвезла его к себе на дачу, в поселок Жасминный, и отдалась ему, как может отдаться потерявшая рассудок сорокалетняя женщина, влюбившаяся, быть может, в первый и последний раз в жизни.
– А ты ее не любил? – спросила осторожно я, в душе почему-то не желая, чтобы он вообще любил кого-нибудь. Такие, как он, должны принадлежать обществу или храниться в музее. Под стеклом. Пуленепробиваемым.
– Не знаю. Мы с ней словно переболели какой-то болезнью. Я и сам ходил словно чокнутый. Мы с утра до ночи валялись в постели.
Я представила себе их в постели и словно услышала шорох простыней, жаркое дыхание, влажные звуки и нежные запахи любви. С этой чертовой работой можно превратиться в бесполое существо, одной рукой держащее пистолет, а другой пересчитывающее баксы. Противно.
– Анна Шубина заплатила мне сегодня утром деньги за то, чтобы я нашла тебя и отобрала принадлежащие ее мужу документы на поставку химического оборудования. Поэтому-то я и оказалась в училище.
– Но я ничего не брал у нее!
– Она сказала, что, кроме вас двоих, в квартире никого не было. Вы провели некоторое время в постели, а затем она уснула. Ты оставался рядом, потом ушел, после чего и пропала зеленая папка с документами.
– Да не брал я никакой папки! – Берестов остановил машину так резко, что я чуть не влепилась в лобовое стекло. – Я просто ушел, и все.
– А почему ты ушел? Разве ты не мог подождать, пока она проснется? Пусть у тебя не было к этой женщине любви, но уйти вот так, пока она спит, – это же подло. Пóшло.
– Она утомила меня, – Саша опустил голову. И в это самое время из проезжающей мимо нас машины раздалось несколько выстрелов. Машина исчезла так же внезапно, как и появилась. Сашино плечо было залито кровью, он потерял сознание. Я быстро вышла из машины и протолкнула его на свое, пассажирское место, а сама, сев за руль, резко бросила «Опель» вперед. Пролетев пару кварталов, я заметила впереди черный «мерс» и чуть не вдавила педаль газа в асфальт. Послушная зверь-машина неслась, как на воздушной подушке, мягко и легко. Но нахальный, подмигивающий красным воспаленным глазом светофор позволил «мерсу» раствориться в потоке машин на улице Чернышевского. Когда я вырвалась на шоссе, черный лоснящийся жук уже свернул на Радищевскую и скрылся с моих глаз. Они, что называется, оторвались.
Я развернула машину и помчалась домой – оказывать помощь раненому.
С трудом втащила его к себе на второй этаж, заперлась на все замки и, только уложив Сашу на постель, села и перевела дух.
Спустя пять минут я уже специальным пинцетом извлекла из его плеча пулю. Она засела неглубоко, но крови вышло целое ведро. Так во всяком случае мне показалось, когда я отстирывала его рубашку.
Сделав перевязку, я села и стала ждать, когда же мой пациент очнется. Но в это время раздался телефонный звонок. Я подняла трубку.
– Таня Иванова? – услышала я уже знакомый грудной голос. Я почувствовала, как зашевелились волосы на моей голове. Бред продолжался. Королева Анна Вторая дала о себе знать.
– Как продвигаются наши дела? – спросила она как ни в чем не бывало. Эта призрачная женщина играла какую-то, только ей известную роль, но вот какую, мне нужно было узнать как можно скорее. Она зачем-то выдавала себя за Анну, значит, ей тоже нужен был Берестов с документами. Или же схема происходящего была намного сложнее, и Анна Вторая просто отвлекала меня? Но от кого? От чего? Что еще готовилось на горячей плите преступлений? Кому понадобилось убивать измученную любовью Анну Шубину? Кому она помешала?
– Дела продвигаются бешеными темпами, – принялась уверять я свою фантастическую клиентку, – Берестова я нашла, но он улизнул в последний момент. Скорее всего он уже за городом или прячется у друзей. Думаю, что ваши документы у него.
– Ну и прекрасно, – почувствовала я ее удовлетворенную улыбку, – если что – звоните, хорошо?
Она повесила трубку. А я, достав из кармана своей куртки бирюзовый блокнот Анны Первой, набрала ее номер.
– Да, я слушаю, – послышался снова грудной, мягкий и знакомый до умопомрачения голос.
Если вы не можете представить себе, как встают у людей волосы дыбом, посмотрите на модельера Славу Зайцева – вот у него, при взгляде на собственные произведения, волосы почти всегда стоят. Как наэлектризованные. Вот и со мной стало твориться нечто невообразимое.
Раздался стон. Но не тот, что у нас песней зовется. Это очнулся Саша Берестов. Он открыл глаза и снова застонал.
– Знаешь, что: хватит разыгрывать тут из себя раненого, пулю я из твоего плеча достала, рану обработала и перевязала. Укол сделала. Не расскажешь, где документы и что вообще произошло в тот день на квартире Шубиных, – засуну пулю обратно в плечо и выкину тебя подыхать на лестничную площадку. Неужели ты не понимаешь, что в твоих же интересах рассказать мне все?
Он здоровой рукой поправил повлажневшие от пота волосы, тяжело вздохнул и снова закрыл глаза.
– Если я расскажу, то в меня всадят еще несколько пуль. – Лоб его покрылся испариной, а под глазами залегли круги. – Но только я все равно ничего не брал. Просто я видел, кто брал. Случайно.
– И кто же?
– Я не могу сказать.
– Но почему? Пусть это прозвучит цинично, но ведь Анны-то все равно нет…
– Именно поэтому и не могу.
– В таком случае, дружок, ты останешься здесь. Пытать я тебя не буду, ты и так не в лучшей форме, но, когда вернусь, ты сам все расскажешь. Иначе… иначе я сделаю так, что убийство твоей любовницы повесят на тебя. Уж будь спокоен.
Я не очень надеялась на то, что произнесенные мною слова произведут хоть какой-нибудь эффект, но у меня оставалось мало времени, а дел было по горло.
Прежде всего мне необходимо было выпить чашку горячего кофе и выкурить сигарету.
Я по-прежнему решила обходиться без милых сердцу костей, зато, когда была выпита последняя капля кофе, моя рука сама по привычке опрокинула чашку. И я замерла. Дождавшись, когда кофейная гуща примет достаточно неподвижный рисунок, я перевернула чашку и внимательно посмотрела на ее дно. Как ни странно, но я нисколько не удивилась, увидев перед собой миниатюрный, сотворенный из кофейных и почти симметричных разводов театральный занавес. У меня от нетерпения даже ноздри затрепетали.
Вымыв чашку, я заглянула в спальню к раненому и, сообщив ему о наличии продуктов в холодильнике и микроволновке, поспешно вышла из квартиры.
Саша Берестов теперь надежно замурован. Он стал моим пленником, и от этой мысли мне было почему-то очень хорошо.