Страница 7 из 127
Спустили на воду «Херсон» аккурат в самом конце викторианской эпохи, накануне воцарения Эдварда VII… иначе, как пишет мне взыскательный читатель, корабль стал бы именоваться «ЕГО Величества…»
Когда, оставляя за собой дымный след сгоревшего китового сала, ОНА покинула стапель Джона Брауна, обращая в кипящую белизну водяной пыли и брызг серые волны Клайда…
И когда это кипенно -белое облако, поймавшее луч нежаркого летнего солнышка, чудом пробившегося из-за вечных клубящихся туч, подвесило на единый миг над стылой водой ярчайшую радугу…
Тогда Старый Корабельный Мастер, на своём веку давший жизнь многим и многим кораблям, грустно покачал головой:«The unfortunate ship! The fast life, interesting death…»
И ведь, кажется, не было у него никаких оснований для столь мрачного прогноза… Не заклёпывали ирландца, решившего соснуть в укромном уголке, в глухом отсеке… Не задыхался никто в угольной яме при первой бункеровке… Не ошпаривало насмерть перегретым паром машинистов из лопнувшего паропровода…
А вот ведь, поди же ты… По мнению Старого Мастера – лучше бы заклёпывали или ошпаривало… ОНА сразу взяла бы дань кровью – и служила бы потом людям долго и скучно, и абсолютно бесславно… мирно окончив свои дни у разделочного пирса на корабельном кладбище… в безвестности и людском забвении…
… Когда заходящее солнце уже коснулось воды – на длинный, чёрный борт «The case order number 666» легла кроваво-красная полоса, над самой ватерлинией…
Глава вторая. Прощай, моя Одесса…
Она – в отличие от НЕЁ, на первый взгляд не была красавицей… Красивой женщину делает хорошее платье, удобная обувь, капелька броккаровских духов… ну, и лучшие друзья девушек – бриллианты… и восхищение всем этим – обожателей -мужчин…
Кто бы назвал красивой мешковатую, бесформенную фигуру, в серой, до пят, казённой арестантской юбке, темно-бурой казённой же кофте, в повязанном под подбородок чёрном монашеском платке… из под которой, как солнечный лучик, проглянувший вдруг из-за осенних, сыплющих серым дождём тучек, выбился золотистый, непослушный локон…
Извольте – Крейсерман Елена, дщерь Моисеева, она же Кацнельсон, она же Сидорович, она же Фрайерман, она же Лившиц… 1884 года, мещанка города Одессы, осужденная Одесским Окружным судом, по совокупности деяний, БС – С/К («сильно каторжная»)… на спине нашит красный бубновый туз -«Внимание! Склонна к побегу!»
Ах, Одесса… Именно что ах – потому что только здесь, где как в плавильном котле – сливалась вишнёвая нежность Малороссии и пьянящий молодым вином гайдуцкий дух Бессарабии, древняя мудрость хасидов и лукавая оборотистость понтийских греков, черноморская казацкая удаль и русский небывалый размах… щедро приправленные французским шармом и турецкой кайфовой негой – могли рождаться и жить такие люди…
«Пушкин – величайший на земле поэт,
Бросил всё – и начал жить в Одессе…
Поживи он здесь хотя бы пару лет-
Кто б тогда услышал о Дантесе?»
И прав, трижды прав Владимир Семёнович Высоцкий, потому что самый воздух Одесский делает с людьми чудеса… Он делает их – свободными! И не нужно, по Магдебурсгскому праву, жить в этом чудном городе один год и один день, чтобы сбросить с себя иго феодальных условностей…
Нет, Вы токи сойдите, я Вас умоляю, с поезда, и выходите себе на Привокзальную улицу… токи не ходите направо, на Итальянский бульвар, как делают усе пижоны – Вы ходите себе налево…
На шумный, пыльный, весёлый Привоз… И Вы уже свободны! Свободны от серой, суконной, казённой скуки или чёрной тоски, от хандры и печали, от горя и бед… возможно, правда, от часов и бумажника тоже… Ну так это просто малая плата за пропуск в царство свободного труда…
«Ой, Фира, ты уже торгуешь аквариумными рыбками?
- Шо Ви такое говорите, тётя Рая… это же бички! На них же ж пахать можно!
- А Ваши бички свежие?
- Та щоб мне сказиться… только нэмного устали и вже спять…
- А що ж воны тогда так воняють?!
- Я извиняюсь, тётя Рая, Ви когда спыте, за себя отвечаете?!!»
А пройдите в бессарабский ряд, где смуглолицые дядьки привезли на стремительных и остроумных, как их хозяева, урождённые молдаване, волах – огромные бочки домашнего вина… даже не надо ничего покупать! Вам на пробу нальют глечик фетяски… и каберне… и флорешти… и лидии… и… Ви што, всё ещё на ногах? Тогда мы идём к Вам – на подмогу… вот, закусите-ка домашней брынзой и зелёным лучком, отведайте порезанной чёрной суровой ниткой мамалыги, и снова – пино белый и пино гри… гаме и совиньон блан… негру де пурькарь и романешты… Эх, хорошо пошла! А самогон из абрикосов Вы не пробовали? Рекомендую – отрыжка исключительно ароматная… И ноги сами в пляс так и тянут!
А вот и музыка! Скрипочка, и труба, и бубен! Гей, гей, славно! Праздник у людей, видно, свадьба? Нет, говорите, похороны? Молдаван (именно так!) тёщу хоронит? А почему она в гробу на боку лежит? Странно… отвечают, что лёжа на спине – она сильно храпит…
Чего только на Привозе не увидишь… и кого только не встретишь…
Вот идёт в ешибот маленький Моня… со скрипочкой под мышкой – понятное дело… хорошо хоть не с шахматной доской… бедный ребёнок! Сбросить бы ему надоевший чёрный лапсердак, ермолку – да умчаться вниз, по Большой Арнаутской (где как известно, производят всю французскую контрабанду) к Лидеровскому бульвару… а потом – вот оно, сверкающее и искрящееся, как новосветское шампанское… Чёрное море…
Но нет. Гордо идёт Моня учить свой Талмуд «напротык» (это когда иголочкой протыкается страница – а ученик должен начать наизусть рассказывать текст с того слова – где вышла иголка на ПРОТИВОПОЛОЖНОЙ стороне страницы… )… бедный ребёнок! Нет, это мы с Вами, дорогой читатель, бедные – а Моня, он умный…
И наша героиня – не корабль – широко известная в узких кругах как «Голда» -«Золотце», произрастала в тени Привоза, как прелестная, свежая розочка на куче… гм-гм… компоста…
Ещё будучи неполных двух лет отроду, Елена (без штанов) одевала мамину бижутерию, неосторожно снятую во время вечной (шоб ей!) стирки, одевала себе на шейку и бежала смотреться в зеркало – хороша ли она собою…«Ой вей! – говаривал старый, сорокалетний биндюжник Моисей, сын Соломона, сына Исаака, сына Иакова… – Шоб я так жил, но эта девочка таки даст ещё всем, причем не просто даст всем, а даст всем хорошего шороху…»
Как в воду глядел разумный аид…
Первую свою аферу Еленочка провернула в женской четырёхклассной прогимназии, восьми лет отроду, когда организовала сбор средств для «Белой Ромашки» – строительства санатории для чахоточных больных в Куяльниковском лимане, с его целебными грязями… Ну как отказать, когда к вам на Французском бульваре подходит ангельское создание, с голубыми невиннейшими глазками, и смущаясь, протягивает вашей даме белую ромашку (семишник за пучок)… а ваша дама, расчувствовавшись, умоляюще смотрит на вас – ну, проявите же милосердие… рука так и тянется к бумажнику… полтинничек, а глядишь – и рублик… (рубль серебром – дневная оплата портового грузчика)…
Раскрылось всё случайно… когда восьмилетняя девчушка зашла в ювелирный салон на Ланжероновской, присмотрела себе золотое колечко с бриллиантиком – и оплатила его… пятачками, гривенниками и полтинничками…
Больше такой глупости Голда не допускала… то есть, золотые вещички она себе присматривала – но платить за них считала дурным тоном…
А как же? А так же… посмотрит, повертит в руках, построит глазки – и незаметно уронит колечко на пол… а потом – наступит каблучком… а каблук-то полый, снизу открыт – а в полости специальная вязкая мастика…
Но пуще всего – получалось у ней работать на доверии… К примеру, на вокзале к престарелому генералу обратится приятный, молодой человек, интеллигентной наружности – и попросит присмотреть за его милой сестрицей, уезжающей в Киев к больной матушке… потому как его, старшего брата, из города не отпускает негоция…