Страница 27 из 127
Мощное численностью и великолепно оснащенное технически полицейское управление Владивостока, разумеется, приняло все возможные меры… а именно: господин Шкуркин тут же завёл новую картонную папочку-скоросшиватель, куда и стал складывать поступающие донесения с мест…
Вы ожидали чего-то большего? В состав Управления Полиции Владивостока входило:
Полицмейстер – один,
Следователь – один,
Полицейский надзиратель – о, этих было целых два, уже известный нам Шкуркин, и, извините, Кожуркин… автор не выдумывает…
Переводчик с японского и китайского – был один, как и секретарь… и столоначальник паспортного стола-тоже один… а вот нижних полицейских чинов было аж десять человек… да еще шесть человек числились по вольному найму писцами, сторожами и канцеляристами… и весь бюджет был 8850 рублей за финансовый год…
Ну, ведь и оплачивался нелёгкий полицейский труд в портовом и пограничном городе -щедрой рукой… полицмейстер получал 750 рублей жалования, в год!
Шкуркин получал чуть менее – аж 250, и тоже – в год… вдвое меньше, чем выпускник Восточного института, переводчик князь Сацибели…
А уж городовые… целых сто рублей! Годового жалования…
Ну, правда, у нижних чинов были ещё столовые деньги, чтобы с голоду не протягивали ноги… но всё равно, в месяц выходило около 17 рублей… Очевидец пишет: «Из-за огромной дороговизны товаров даже первой необходимости, привозимых из России (sic!), зарплаты полицейских были крайне низки – любой чернорабочий зарабатывал больше!» А квалифицированный металлист в мастерских порта зарабатывал около сорока рублей в месяц, тогда как паровозный машинист на Уссурийской дороге – до шестидесяти!
А уж как прогрэссивные авторы обличали городового Очумелова – который прикрывал их, авторов, своей грудью за свою копеечную зарплату – за то, что последний пользовался нескудеющей добротой рыночных торговцев… Да Господи! Ещё Петр Великий приказывал заседателям судебным жалования не платить вовзят, понеже кормяться оне от столов своих, как издревле на Руси повелось…
И что с того, что городовой зацепит с прилавка съестное, только на пробу – однако полной жменей? Зато и органолептически исследует, годно ли зацепленное в пищу – заботясь, таким образом, о санитарно-гигиенической безопасности обывателей…
Разумеется, на такую зарплату сложно было подобрать грамотного и ответственного работника… личный состав комплектовался из нижних чинов, уволенных с военной службы… законов они не знали, оперативным мышлением не обладали… и даже не догадывались о существовании такой вещи.
Ну а политические, политические преступления – расследовались лучше? – спросит Взыскательный читатель.
О да, политическим сыском во Владивостоке ведало Жандармское полицейское управление Сибирского жандармского округа. Сила несметная – начальник (в чине полковника), адъютант, начальник секретно-политического отделения в чине ротмистра, два вахмистра, унтер-офицер и… два вольнонаёмных писаря…
Но не волнуйтесь. Был ещё жандармский пост на станции первого класса Владивосток-Пассажирский, от жандармского отделения Уссурийской железной дороги, в количестве двух унтеров… (которые окормляли вдобавок железнодорожный узел, депо и рабочий посёлок при нём)
А во владивостокской крепости – была жандармская пешая команда, тридцать один человек, по штату – который никогда не был полным… так что БЫЛО кому бороться и с революционистами, и со шпионами, и даже с пиратами…
Теперь – сравните число полицейских, кровавых цепных псов тюрьмы народов с численностью обычного отделения милиции дэмократической россиянии…
… Но с пиратами всё равно надо было что-то делать!
«… Вы, Владимир, какого года – шестьдесят седьмого? Значит, на год меня старше… я -шестьдесят восьмого… из хохлов буду, село Лебедин Харьковской губернии… закончил Михайловское, служил на Востоке, в бухте Ольга, в пешей горной батарее… затяжной выстрел. Ну, Вы артиллерист, понимаете что к чему… хорошо, левый глаз удалось сохранить, и рука правая действует… почти… со службы уволился, думаю – в Россию возвращаться? И что я там делать буду? У бати на пасеке мёд качать?
Э-э-э… я не дид во сто лет… Уволившись в запас, поступил служить приставом Ольгинского участка Южно-Уссурийского округа. Служба пошла… В 1903 перевели помощником владивостокского полицмейстера… ну вот и дошли. Заходите!»
… Начальник штаба Владивостокской Крепости встретил гостей с распростёртыми объятиями: «Ну наконец-то… мы уж вас, признаться заждались… о Вас, господин лейтенант, из флотского Штаба уже два часа как телефонировали… вот, не хотите ли сигаретку? Кубинская, „Romeo“… А может, чайку – или что покрепче?
Господа, буду краток… уже накануне войны наш Владивосток буквально кишел японскими лазутчиками и шпионами, рядившимися в фотографов, торговцев, заводских мастеровых, носильщиков, в китайцев, корейцев… Да вот, даже штатские это заметили – вот свежий нумер – журнал „Сибирские вопросы“ по поводу обилия у нас накануне войны японских шпионов и их безнаказанной деятельности пишет, не без издевки, что, по сути, „крепость Владивосток и крепость Порт-Артур были построены руками японских шпионов“.
Однако, к прискорбию, мы на них мало обращали внимания!
Доходило буквально до того, что даже рядовые владивостокские обыватели задерживали у военных объектов подозрительных „художников“, „геодезистов“ и прочих „натуралистов-энтомологов“ азиатской национальности, производящих подозрительные записи и „зарисовки с натуры“. Всех их тащили в полицию для разборки, однако подозрительных субъектов, как правило, вскоре отпускали.
Такая же вопиющая картина беспечности наблюдалась и в нашей главной базе на Тихом океане – в Артуре, что при начале боевых действий там аукнулось нашим морякам по полной программе…»
Семёнов, с грустью:«Да, что есть, то есть… Ваше Превосходительство, что слышно из Артура?»
«Да ничего хорошего… вот, „Боярин“ подорвался…»
«Как подорвался?! Да ведь я сначала на него старшим офицером предполагался…»
«Эх, мы предполагаем – а Господь располагает… вот так и подорвался… шёл на выручку „Енисею“, дрейфовавшему после подрыва у Талиенвана…»
«Как?! И „Енисей?!“»
«Да вот так… хорошо, „Силач“ из Артура подоспел, вместе с „Гиляком“… отбуксировали голубчиков в Дальний… командир, говорят, сильно убивался, Степанов – Вы его не знаете, часом?»
«Конечно, знаю… прекрасный минёр… вот так дела…»
«Да, дела – как сажа бела… у нас тут тоже вчера была катавасия…»
Шкуркин:«Это Вы, Ваше Превосходительство, про стрельбу по Миллионке?»
«Да уж хорошо, что хоть не по „Светланке“… представьте, господин лейтенант, вчера средь бела несколько японцев в окружении группы китайцев-хунхузов с оружием в руках объявились на Безымянной батарее, где пытались зарисовать расположение ее позиций и, возможно, что-либо там натворить.
Наши бойцы-часовые, начитавшись и наслушавшись приказов о шпионах и бдительности, должно быть, угрелись в тепле и мирно вздремнули тем временем.
Хорошо, что в отличие от православного воинства, бдил в оба некий мещанин Чекулаев, околачивавшийся по какой-то надобности у батареи, не иначе – дрова воровал.
Он-то и поднял тревогу. Заметив опасность, лазутчики кинулись на поджидавшие их две быстроходные шлюпки у берега Семеновского ковша и дали ходу.
Преследователи же на старом баркасе ощущали себя не лучше, чем на панцире древней черепахи. Натурально, завязалась перестрелка.
Причем в дело вступили и орудия Безымянной батареи (уникальный факт, господа: Владивостокская крепость, не сделав ещё за всю историю своего существования ни единого выстрела по вражескому флоту, вынуждена была открыть пальбу по японским шпионам!).
Стрельба оказалась удачной (правда, не ясно, выстрел из орудия или винтовки был более точным): японско-хунхузская братия, потеряв одного спутника раненым, сдалась на милость победителей. Вот такие страсти-мордасти порой случаются у нас в Амурском заливе!»