Страница 23 из 36
— Это и без того понятно! — Майор Володя поглядел на три полубесчувственных тела. — Что с ними приключилось?
— Пчел на них удалось натравить! — сообщил командор. — Иначе бы вы нас уже не застали в живых.
— По-моему, их надо без дальних слов доставить в тюремную больницу, если она здесь имеется, — вмешался Котельников. — И еще надо двух раненых побыстрее доставить в город. Николая и вон того тракториста, которого Никита ведет.
Он указал на Никиту, который вел во двор тракториста Валерку, опиравшегося на фермера и неловко ковылявшего, стараясь не ступать на раненую — уже перебинтованную — ногу.
— Раненых эти молодчики смогут доставить, — майор кивнул на браконьеров. — А беглых бандитов мы заберем. Грузите их, ребята! — обратился он к своим милиционерам, подоспевшим вслед за начальником. — Поаккуратней, чтобы они в пути не передохли!
— Я вам дам мазь, мою собственную, на основе пчелиных продуктов, — сказал Никита. — Она замечательно лечит ожоги, раны и прочее, а от пчелиных укусов особенно хороша. Живо поставит их на ноги, а там делайте с ними что хотите!
— Еще лечить их… — проворчал один из браконьеров.
— Да, лечить! — ответил майор. — Чтобы потом они ответили по всей строгости закона Он поглядел на самочинных охотников за беглыми преступниками. — Прямо не знаю, что мне мешает вас разоружить и отобрать у вас охотничьи билеты, чтобы вы никогда больше не имели права пользоваться огнестрельным оружием!
— Не сделаешь ты этого, начальник! — рыкнул Степан Ерофеевич.
— Верно, не сделаю! — как-то очень весело и легко согласился майор. — Хотя не мешало бы вас проучить… Ладно, не мешкайте, везите раненых в город, а мы арестованных погрузим, пусть только Никита обработает их своей чудотворной мазью!
Через пятнадцать минут Николая Христофоровича и тракториста уже везли через реку, а трех арестованных преступников, густо намазанных янтарно-золотистой мазью, грузили на служебный катерок. На ферме остались только хозяева и Петькин отец со всеми ребятами: узнав, что все в порядке, Петя и Миша подвели яхту к причалу и вместе с Бимбо сошли на берег.
— Сейчас чайку с медом соорудим, посидим немного, в себя придем… — сказал Никита. — Это было… Ужас! Не хочется ни вспоминать, ни говорить об этом! Меня-то еще они выпускали на день — пользовались мной, как прикрытием, чтобы я заверял всех приезжающих, будто на ферме все в порядке! А Аленку с Тимкой и Валей безвылазно держали в погребе… И я знал, что один мой неверный шаг — и они всех перебьют, им терять нечего. Больше суток кошмара! — Говоря, он помогал жене собирать на стол в большой комнате, где путешественники уже побывали позавчера. — Хорошо, Николаич пришел, когда мы все были в погребе… Если бы я был отдельно от семьи и они стали угрожать Николаю, что пристрелят меня, если он не сдастся, то не знаю, что бы Николай стал делать!..
— Я так понимаю, наш командор Берлинг все рассчитал очень точно, — сказал Петькин отец. — Во-первых, зная ферму, он сообразил, что самое вероятное место, где могут держать заложников, — это погреб под амбаром. Во-вторых, зная повадки уголовников, он правильно предположил, что в какое-то время, которое они сочтут самым безопасным — скорей всего, к середине ночи, — они захотят расслабиться и отдохнуть, загнав всех заложников в погреб, чтобы они — то есть вы — не требовали внимания! Ведь посреди ночи вряд ли появится какой-нибудь посетитель на уединенной ферме… У командора было очень много шансов тихо увести вас с фермы, но где-то что-то сорвалось…
— Да, где-то сорвалось, — кивнула Алена. — Мы сидели в погребе, куда бандиты под вечер сбросили и Никиту, решив, что до утра на ферму никто не пожалует. Не знаю, сколько было времени, когда мы услышали голос Николая Христофоровича, который спрашивал через запертую крышку люка, там ли мы, и, услышав наш ответ, сказал, что постарается поскорее нас вытащить. Потом он крикнул, что, кажется, его заметили и нам придется немного подождать. Потом мы услышали перестрелку, а через какое-то время в погребе становилось все жарче и жарче и дым в него пополз… Мы уже не чаяли выбраться живыми, когда вы своротили крышку люка и выволокли нас!..
— Я так понимаю, Христофорыча заметил этот, которого они называли Басмач, — сказал Никита. — Он был самый осторожный из всех и самый хитрый. Было заметно, что другие его побаиваются и стараются слушаться. Все остальные опустошали наши запасы спиртного, а он ни капли не выпил!.. Все время был начеку. И конечно, они бы успели расправиться с нами и с командором, если бы не твоя замечательная идея, — обратился он к Сереже, — насчет того, чтобы выкурить пчел!
— Ох, и намучился я с ними! — вздохнул Сережа. — Пока тишком добрался до пасеки да пока собрал сушняк на костер… Пчелы, по-моему, стали догадываться, что я затеваю, потому что вокруг меня стало виться все больше пчел-разведчиц, и я все ждал, набросятся они на меня или нет. Разок-другой куснули, но это ничего… Главное — дымок сначала пошел очень хилый да и ветер вдруг стал задувать в ненужную сторону. Я выложил костер небольшим полукругом, чтобы у пчел оставалось только одно направление, куда отступать прямо на ферму! Увидев, что дым идет плохо, я стал срывать пучками высокую траву, ломать ветки, на которых свежая листва была погуще, и все это кидать в огонь!.. В какой-то момент думал, что ничего не получится, но тут крепким порывом ветра рвануло, дым на улья отнесло, пчелы снялись и полетели на ферму — гудя, как танковая дивизия, и злые, как черти! А я, эти ветки ломая, окончательно ладони себе ободрал… — Он показал стертые и ободранные ладони.
— Так их надо немедленно лечить! — хватился Никита. — Вот и еще раз понадобится моя мазь.
— У Саши ладони не лучше, — сказал Сережа.
— Да, мы их стерли, когда гребли изо всех сил, — сказал Саша, показывая свои ладони, покрытые волдырями свежих мозоли, некоторые волдыри уже лопнули, и до этих мест невозможно было дотрагиваться.
Демонстрировав свои боевые раны, Саша громко чихнул.
— Да ты еще и простыл! — ахнул Петькин отец.
— Мы все трое простыли, — сказала Оса, хлюпая носом. — Сперва в лодке взмокли, а потом долго лежали на холодной земле…
— Всем простуженным — по чашке чая с медом! — сказала Алена. — И с собой мы вам дадим банку меда и сушеной малины. И еще другую нашу мазь, от простуды, которой натираться надо… Вернетесь в гостиницу — и по постелям до завтрашнего дня!
Сереже и Саше густо смазали ладони чудодейственной мазью, а потом перебинтовали. Ребята посидели еще немного, болтая с хозяевами о том и о сем, а потом Петькин отец сделал им знак подниматься и уходить, — уловив момент, когда хозяева немного пришли в себя и уже не нуждались в подбадривающем присутствии посторонних. Наоборот, им теперь даже лучше было остаться одним…
Семья фермеров проводила их до причала. У детей — Темы и Вали — слипались глаза, и они с трудом шевелили ногами. Они ведь все это время спали мало и урывками, сидя в погребе и напуганные происходящим.
— Надо их уложить поскорее и пусть спят сколько влезет, хоть целые сутки, — сказала Алена, поддерживая детей, чтобы они не споткнулись и не упали.
— Да и нам отдохнуть не помешает, — заметил Никита. — А завтра — за работу. Дел — невпроворот. Амбар восстанавливать, пасеку, еще кое-что в порядок приводить, нагонять упущенное… Но, слава Богу, что так. Страшно подумать, что могло бы быть…
Яхта отошла от берега. По пути путешественники взяли на буксир лодку со спасательной станции, чтобы чин чином ее вернуть. Когда они поворачивали от берега, им послышалось тарахтение мотора.
— Всем вниз, живо! — велел Котельников. Загнав ребят в каюту, он взял ружье и поднялся на палубу.
— Не боись, свои! — помахали ему рукой с подходящего катерка двое браконьеров, которых Петькин отец узнал в лицо. — Мы договорились вокруг фермы посты выставить, потихоньку от Никиты, потому что не ровен час Басмач вернется отомстить… Он злопамятный, гад!
— Понял! — коротко ответил Котельников, махнув им рукой, и разрешил ребятам вернуться на палубу.