Страница 3 из 13
All Angels: «Windmills Of Your Mind»
Вместе с носками в полосочку (двенадцать пар – женщины в магазине смотрели на Саню с щенячьим восхищением) он купил puzzle на пятьсот элементов. До двух ночи собирал на ватмане картину Роба Гонсалеса[3] «Замок на берегу моря».
Потом аккуратно перевернул ватман на стол. Отыскал карандаш, линейку и начал вычерчивать топографию местности на обратной стороне сказочного шедевра.
Пять лет на геофаке МГУ, четыре года в Службе внешней разведки до автоматизма развили талант составления карт. План парка Саня набросал за час, отметил место клада, проставил масштаб, стороны света, аккуратно разобрал картину и принялся рассовывать кусочки в белые носочки:).
Расчет верный – он преподнесет подарок в коробке из-под puzzle, Фея не удержится, заглянет, начнет доставать из носков фрагменты картины Гонсалеса и обязательно увидит на обратной стороне линии, точки, другие обозначения нарисованный карты.
Конечно, она соберет puzzle. Конечно, начнет ломать голову.
Если не допрет, что за место, Саня натыкает в цоколи фонарей в метро подсказки (уже начал придумывать: «Название парка совпадает с названием ближайшего метро – отличие в двух последних буквах»; «Заглавная буква названия парка чаще всего встречается в названиях станций московского метрополитена, последняя – лишь дважды», и т. д.). Кораблев сунул в коробку записку: «Ищи всю правду обо мне в цоколе центрального фонаря. „Белорусскаярадиальная“».
Теперь – главное. Рано утром следующего дня начнется спецоперация по доставке приворотного сюрприза. Саня вычислил, за каким окном обитает его новая избранница: четвертый этаж, пыльные разводы на стекле, приоткрытая сопелка форточки. Дело за малым – соорудить посылку, привязать к ней пять или шесть воздушных шариков с гелием. Далее ювелирная часть – управляемый взлет. Кораблев однажды уже проделывал подобное (Джульетта из Медведково, на обхаживание которой ушло три недели). Необходимо привязать к собранной конструкции длинный поводок, вытравить его на нужную длину, зафиксировать (привязать к ветке дерева или газовой трубе, зацепить за выступ на стене… главное, чтобы соседи не срезали).
Фея проснется и вместе с солнцем за окном увидит разноцветные шары, под ними огромный короб (под размер скрученной в калач стриптезерши) в пестрой бумаге с не менее пестрой надписью: «Не удивляйся, это тебе». Саня не сомневался – она найдет способ, чтобы втянуть все это великолепие в свои чертоги. Внутри двух-трех ложных контейнеров Фея обнаружит «Замок на берегу моря» и носки. Ориентировочно к 16.00 она соберет картину – до этого времени подсказки и клад будут запрятаны.
У Кораблева оставалась куча времени, чтобы вздремнуть, а потом найти в осоловелой к утру Москве желающих продать шарики с гелием. Однако разбушевавшееся воображение не позволило забыться. У него вновь появилась возлюбленная! Как удачно, что она разрешила проводить себя – теперь Саня знает, как преподнести сюрприз. Об ивановском роддоме он пока не задумывался – в нужный момент все корыстные механизмы его криминального таланта сработают на «ура», и он сорвет куш.
Ему не терпелось выехать на место. Он подхватил коробку «Shopard», с которой не расставался вот уже четыре года и восемь переездов, вышел из дома, махнул рукой. Через мгновение, вынырнув из ниоткуда, машина взвизгнула тормозами и замерла перед ним. Сговорились на 500 рэ и максимальную скорость. По пустым московским дорогам помчались в парк.
Saint-Preux: Concerto Pour Une Voix
Как и предчувствовал Саня, любовь отравляла тело.
В голове теснились образы Феи – завивающийся локон волос рядом с натянутой тетивой лука (она великолепно стреляла), сосредоточенный и одновременно отстраненный взгляд.
Непримечательный московский пейзаж черным тоннелем сворачивался перед Кораблевым. Где-то далеко на периферии взгляда чудилась одинокая фигура возлюбленной. Как в подзорную трубу, Саня наблюдал детали образа: и ранимость, и способность ранить, и хрупкость, скрытая за мнимой твердостью колких фраз, – эмоциональное пространство, в котором бушуют неведомые бури, отблеск которых изредка вспыхивает в ореховых глазах.
Ему удалось полюбить ее за один день.
Вчерашние события стали казаться стремительным приближением к чему-то таинственному, как хриплое, предрассветное дыхание парка.
Клубок чувств-мыслей, ранее аккуратно упакованный в оболочку тела, покинув ее, бешено разматывался, снимая покров защиты, запутывая невидимыми нитями, со всеми деревьями, лесами, полями, океанами на планете, с тысячью незнакомых людей, способных почувствовать возникающую связь. Опустевшее место в груди тревожно заныло, требуя открыть к себе двери, насытить жизнью другого человека.
Ежесекундно рождая желание изменять все вокруг, изменяться самому, в голове крутились пустые образы поцелуев-объятий, которые то искрили летним светом, то сгущались теплой соблазнительной тьмой. Образы бились о грудную клетку, нуждаясь в немедленном одухотворении от прикосновения желанной и незнакомой, но обязательно нежной и легкой женской руки. Плоские тени силуэтов, обнимающихся в густом мраке, должны были обрести объем, дыхание, тепло.
Саня гнался за этим обретением, одновременно понимая – ему не найти покоя среди заплутавших в ветвях потоков воздуха, уносящихся прочь от остывшей земли. Шумом леса не вылечить внезапного одиночества. Дыхание Феи, уже проникшее в поры этих деревьев, не даст успокоиться.
«Как же просто оказалось преображение. Пять часов знакомства… носки, лошади, стрелы, „Замок на берегу моря“…»
Он тщательно замаскировал место клада и повернул к выходу. Промокшие от росы ноги наводили резкость в тумане головы. От оформляющейся картинки будущей любви отсыхали неосуществимые фантазии, сквозь яркие краски вожделенного серыми буграми проступали пятна реальности. Уставшее тело стало предательски предвкушать одинокое тепло постели. Но грудь по-прежнему ныла ощущением пустоты.
Приближаясь к метро, Саня остановился, чтобы в голове осела пыль неопределенных образов, слов и прояснился облик Феи, вырывая из тумана красоту каждой, пока неисследованной, недодуманной черты.
Serge Gainsbourg: «Zero Pointe Vers I’infini»
Они лежали в маленькой пыльной комнатке на покачивающейся, потертой кушетке: скомканная к ногам простыня, проплешины пледа, торчащие в немногочисленных брешах переплетенных тел. Голая поверхность Феи казалась чем-то запретным, чего видеть нельзя. Саня чувствовал – эта доступная нагота может легко уйти из его жизни. Так же быстро, как пришла. Поэтому, пока есть возможность, он гладил, перебирал, мял, тонул, словно присваивая, мертвыми узлами связывая со своим телом.
Пальцы повсюду находили чувствительные очаги кожи, проваливались в эти полыньи на заснеженной реке. Девушка вздрагивала. Успокаивая, наклонялся и целовал Фею в висок. Она продолжала шептать в подмышку историю поиска бесценного клада:
– …я сразу догадалась, где ты его закопал. Рядом с моим домом. Не стал бы ты гонять меня на другой конец златоглавой. Но мы с Ленкой не поленились, прочесали все станции метро, о которых ты дал подсказки, щупали эти фонари на радость толпам тружеников. Ленка всю дорогу бухтела: «Бубу-бу, бу-бу-бу, ну и козел твой кавалер…» Потом шарились по парку среди мать-и-мачехи. Карту я перерисовала. Но сразу найти клад не получалось. Наконец, выбрались к той стене, отсчитали двадцать шагов, увидели знак на дереве. Народу там толпилось немерено. Мы все равно на коленки бухнулись и давай ощупывать траву. Замаскировал ты, конечно, здорово, но пятачок, где копать, мы легко узнали. Ленка свою «Visa Gold» вытащила и давай землю рыть. Когда от ее французского маникюра остались воспоминания, она прошлась по твоему имиджу, типа: «М-да, романтик… м-да, романтик… Если там золотой перстень в виде черепа или черный жемчуг в живой раковине, я твоего избранника бронирую на следующий гей-парад…»
3
Роб Гонсалес – канадский художник, пишущий в жанре магического реализма.