Страница 54 из 65
Вскоре появилась компромиссная теория, гласившая, что главных, основополагающих субстанций — четыре. Это земля, воздух, огонь и вода. Согласно этой знаменитой «теории четырех элементов», все вещества вокруг нас являются комбинацией определенных элементов. Другое решение проблемы через 2200 лет преобразило планету и навсегда закрепило за Древней Грецией репутацию колыбели истинной, серьезной науки. Речь идет об атомной теории. Древнегреческое слово «atomos» значит «нерассекаемый», «неразделяемый» («а» — префикс, выражающий отрицание, и «tomo» — «рассекаю, разделяю»). Теория была выдвинута и развита одновременно двумя афинянами, Левкиппом и Демокритом. В упрощенном виде их идея сводится к тому, что если Парменид прав и превращение из вещества в вещество невозможно, и тем не менее вся обозримая вокруг нас природа состоит из веществ, абсолютно разных по свойствам и внешнему виду (ну ведь состоят же они из чего-то, пусть даже из смеси первичных стихий), то для того, чтобы разрешить это противоречие, нужно допустить, что базовые элементы — основа превращений — настолько малы, что мы не замечаем их (и элементы, и их превращения) с помощью обычных органов чувств. Значит, мир должен формироваться из мириадов atomoi (множ. число), группирующихся и перегруппировывающихся между собой.
Ошеломляюще, но теория абсолютно верна, хотя авторы об этом даже не подозревали и тем более не могли это проверить экспериментально. Но разум и логика привели их к фундаментальной истине. Интересно, что здесь они не остановились, и дальнейшие рассуждения позволили сделать им вывод, что если существует безграничное число атомов, обращающихся в бесконечном пространстве, то, следовательно, должно существовать бесконечное число иных миров. Читаем в одном древнем источнике следующее: «Есть неисчислимое количество пространств, различающихся между собой своими размерами. В некоторых космосах нет ни луны, ни солнца; в других — они есть; а в третьих мирах — им нет числа. Расстояния между мирами различны, и располагаются они очень неравномерно. У них разный возраст и, следовательно, разная степень зрелости. Некоторые космосы только родились, а некоторые готовятся умирать. Сталкиваясь друг с другом, они самоуничтожаются. В некоторых космосах нет ни животных, ни растений; а в некоторых нет даже воды».
Невероятно, но мы словно цитируем отрывок из современного учебника по астрофизике. В то время, когда многие верят, что Вселенная родилась в результате «Большого взрыва» около пятнадцати миллиардов лет назад, а два ведущих космолога недавно высказали предположение, что космос проходит в своем развитии определенные циклы расширения и сжатия, постоянно «умирая» и восставая из пепла. Приятно осознавать, что современная наука наконец-то взяла рациональное зерно из воззрений древних.
Из известных нам ученых, живших в эпоху Возрождения и полностью разделявших атомарную теорию, я бы отметил великого Френсиса Бэкона (1561-1626 гг.). Однако именно французский иезуит Пьер Гассенди (1592-1655 гг.) впервые написал комментарии по этому вопросу, вынужденно модифицировав и приблизив теорию к Христову учению. Эта работа попала в поле зрения талантливейшего Роберта Бойля (современник Ньютона и поначалу такой же отчаянный алхимик), который сделал выдающиеся физические и химические открытия (особенно в области физики газов) и окончательно похоронил учение Аристотеля. Через некоторое время теория «микроскопических частиц» стала находить все больше и больше веских доказательств, стала «обрастать мудростью», усложняться, и наконец в 1803 г. Джон Дальтон выдвинул современную атомную теорию, основанную на верном утверждении, что каждый химический элемент или простейшее вещество состоит из «его» индивидуальных атомов, которые нельзя ни создать, ни разрушить.
Если бы Аристотель, чей непререкаемый авторитет и чье веское слово оставались в западноевропейской научной мысли законом на протяжении свыше 1500 лет, принял атомарную теорию, то технологическая революция в Европе произошла бы гораздо раньше XVIII века.
Выводы из гипотез
Зная, что атомарная теория строения вещества абсолютно верна, сейчас действительно трудно поверить, что даже такой неоспоримый гений, как Аристотель, мог ошибаться, настаивая на своей «теории четырех элементов». Дело в том, что в самом сердце древнегреческой научной и философской мысли был некий изъян (впрочем, характерный не только для античной, но и для всей средневековой науки), устраненный только в эпоху Возрождения. Я имею в виду, конечно, отсутствие научных опытов и экспериментов, то есть серьезной доказательной базы.
Древнегреческие философы имели возможность лишь пассивно наблюдать за окружающим миром, время от времени выдвигая основанные на этих наблюдениях гипотезы. Так вот: выдвинув очередную гипотезу, они делали далеко идущие выводы (дедукция), используя имеющиеся в их распоряжении факты и предположения. Современные математики сказали бы, что они занимались интерполяцией на основании ненадежных данных. Однако они никогда не проверяли свои гипотезы на предмет истинности, правдивости. То есть если сама гипотеза ошибочна (к примеру: «Вселенная состоит из четырех элементов-стихий»), то и выводы из этой гипотезы также ошибочны.
В гипотезе как научном методе построения предположений нет ничего плохого. Мы используем этот метод до сих пор. В царстве астрофизики, космологии и космогонии («территория» Стефена Хоукинга) гипотезы выдвигаются чуть ли не каждую неделю; и не просто выдвигаются, но и делаются определенные выводы, которые, рано или поздно, будут нуждаться в проверке и доказательствах. Отличие современной науки от средневековой, и тем более античной, в том, что на проверку современных гипотез (другими словами, на эксперименты) тратятся огромные средства и используются разнообразнейшие инструменты и методы (начиная электронными супермикроскопами и суперкомпьютерами и кончая космическими зондами, телескопом «Хаббл» и строящимся ядерным коллайдером). И все это для того, чтобы добыть неоспоримые факты, которые либо подтвердят, либо разнесут выдвинутую гипотезу на мелкие осколки. Представляю, что «натворили бы» древние греки, окажись в их руках хоть малая толика современных приборов и инструментов, особенно если учесть, что все опыты они сдобрили бы своими математическими расчетами. В этой связи хочу напомнить, какие математики блистали на древней земле Эллады — Эвклид, Архимед, Фалес и многие, многие другие.
В том-то все и дело, что, пока не появилась эффективная научная методология, предполагающая разностороннюю проверку любой гипотезы (либо до ее полного опровержения, либо до ее подтверждения и возведения в ранг аксиомы), пока не появились точнейшие и чувствительнейшие средства измерений и приборы, позволившие заглянуть в микромир и на объекты, находящиеся от нас на чудовищных расстояниях, нельзя было проверить ни одной научной гипотезы. Удел древних ученых — делать умозрительные выводы из тех немногих фактов, находившихся в их распоряжении. Иногда никаких фактов не было вовсе. Аристотель, конечно, знал об атомной теории, но находился в логическом тупике, не видя связи этой теории со своей теорией «четырех стихий». Для того чтобы сблизить обе теории, он даже добавил пятый элемент-стихию — «aither», то есть «эфир». Отсюда все его ошибочные выводы и заключения.
Как ни странно, метод «гипотеза — дедукция» используют в своей работе и сегодняшние политики. Вот вам, к примеру, гипотезы, родившиеся в недрах Консервативной партии: «Рынок сам решит все проблемы», «Чем меньше государство и чем меньше налоги, тем счастливее живется народу и тем успешнее функционирует экономика». Социалистические гипотезы звучат совершенно по-иному. И где же правда? Правильный ответ необычайно важен, потому что выводы, сделанные из ложной гипотезы, так же ложны, а это может привести к серьезным последствиям. Или же неверны обе гипотезы?
Может ли кто-нибудь решить наши проблемы за нас? Весьма вероятно, что нет. Уже древние греки знали, что красивую, устраивающую всех гипотезу, от которой зависит вся ваша система ценностей, обычно не ставят под сомнение. Но весь ваш мир может исчезнуть, взорваться, коллапсировать — и где окажетесь вы? Прекрасный пример, который я хочу привести: государство считает, что все дети от пяти до шестнадцати лет должны ходить в школу. Системе британского обязательного государственного образования уже 130 лет, и ее никто не ставит под сомнение и не задает лишних вопросов. Неудивительно, что мы имеем 10 процентов отстающих от программы учеников. Они были и будут всегда. Об этом говорит статистика. Эти десять процентов будут отстающими по определению. Их так называет наше статистическое ведомство. И как же реагирует на это правительство? Оно вливает в образование еще больше денег.