Страница 3 из 32
Согнав с порожка большого пушистого кота Яшку (он частенько приходил к ним с другого участка), привычно нашарил на полке топор, вырвал из поленницы берёзовое полешко, поставил на землю, с размаху точно всадил в него лезвие, и полешко с сухим звоном разлетелось надвое.
Потом кинулся к лопате, вонзил в глинистую землю и вывалил большой плотный ком. Оставив лопату в покое, подпрыгнул и понёсся мимо гамака и горки свежих досок к недостроенному кораблю (он стоял возле двух высоких берёз, росших неподалёку от заднего забора), сунул в рубку со штурвалом голову… всё на месте!
Отпрянул, схватил вдруг в охапку Крылышкина, оторвал от земли — ой какой тяжёлый! — поднатужился и, пошатываясь, сделал несколько шагов к лавочке под берёзами.
— Да ты с ума сошёл от своего моря! Сил набрался! Взбесился! — радостно захохотал Петя, вырываясь, и наконец вырвался из его цепких рук.
— А теперь говори — от Бориса не попало?
— Нет пока, но… Но грозится, говорит, что я рад не буду, говорит…
— А что случилось? И в письме обошёл, и сейчас…
Крылышкин растерялся, обидчиво сложил сердечком губы, чтобы пожаловаться, однако тут же изменил их выражение. Будто хотел не пожаловаться, а возмутиться.
Вася любил Крылышкина, но, случалось, просто ненавидел за эту вот нерешительность.
— Ну чего? Говори же наконец!
— Да успею ещё… Потом…
— Потом так потом! А где Санька?
— Наверно, в лес ушёл — как-то вяло, пряча глаза, ответил Крылышкин, — или на стройке. Или гоняет по бетонке на велосипеде…
— А может, на Мутном пруду?
— А зачем он тебе?
— Затем, что я вернулся! — прокричал Вася и, размахивая руками, как ветряная мельница, помчался к дому.
Он вбежал на терраску, воровато огляделся — никого рядом не было — и стал напихивать в карманы из большого полиэтиленового мешка абрикосы и груши. Некоторые из них мялись, давились, пачкая соком пальцы. Вася не обращал на это внимания и спешил.
Услышав чьи-то шаги, оторвался от мешка и выпрямился.
— Вася, скоро будем завтракать, — сказала бабушка Надежда, заведовавшая у них кухней, в то время как бабка Федосья занималась главным делом — землёй.
— Вам чистой воды не нужно? — спросил Вася.
Вода была нужна. Вася схватил с терраски два бидона и, скинув сандалии, радостно шлёпая пятками по тёплой траве, вместе с Крылышкиным побежал по длинной улочке к колодцу возле Мутного пруда.
Петя на ходу ел грушу, озирался и отставал от Васи. Уж не боится ли Бориса? Борис большой, скоро пятнадцать, и Васе не защитить Крылышкина от его кулаков. Зато можно попросить Саньку: ему тринадцать, но он сильный, и Борис не станет с ним связываться…
У колодца стояли сестры — Оля и Валя — Сомовы и набирали в лейку и детское ведёрко воду. У Васи с ними были сложные, часто меняющиеся — от теплейшей дружбы до ледяной вражды — отношения.
— Чего плохо загорел? — сморщила тонкий заносчивый нос старшая, Оля, ровесница Васи, высоконькая, в синем сарафане, с коричневыми, как глина, ногами и руками. У неё были длинные, прозрачные, очень красивые глаза. И смотрели они на всех мальчишек холодновато и надменно. И на этот её взгляд всегда хотелось отвечать таким же взглядом.
— Оставил солнца для других! — независимо сказал Вася: к нему и вправду почему-то не очень охотно приставал загар. Он нажал на стойке чёрную кнопку со словом «Пуск». В бидон споро хлынула студёная вода. Вася вскинул бидон и стал большими глотками пить, разбрызгивая воду, обливая лицо и белую тенниску.
Сёстры с испугом отскочили от него.
— А какое оно, море? — спросила семилетняя Валя. Она была в одних трусиках и босиком. — Мы тоже на будущий год поедем туда… Вась, какое оно?
— Какое? Очень много воды, и больше ничего! И никто ничего не делает, все валяются на солнце и с утра до вечера едят… И наверно, ночью тоже.
Валя прыснула, старшая — сдержалась.
Вася дал сёстрам по абрикосу. Оля взяла не сразу, зато младшая чуть не выхватила из руки, вспыхнула, вежливо поблагодарила и тут же съела.
Сёстры пошли к своей калитке, а Вася, набрав в бидоны воды, двинулся с Крылышкиным к другой калитке, ведущей на Мутный пруд.
Глава 3. Санька
Однако до калитки они не успели дойти — им повстречался Эдька Шмыгин. Он ехал на велосипеде и дружелюбно сиял навстречу Васе глазами. А глаза у него были ярко-голубые и хитрые. Оглушительно вызвонив звонком приветственную симфонию, Эдька заорал:
— Привет, Василий! С приездом! Насовсем? Я помирал без тебя с тоски! Дай пожать твою трудовую доблестную руку!!! — Упёршись одной ногой в землю, Эдька радостно улыбался, показывая мелкие острые зубы, и протягивал к Васе обе руки.
Вася не подал ему свою. Он отчётливо сказал:
— А твой язык, Эдинька, по-прежнему без костей? Когда пойдёшь со мной через стадо? Там всего два быка, и у самого бодучего отпилены рога. Можно уцелеть!..
Эдька кинул подозрительный взгляд на Крылышкина.
— Ты к чему это?
— Отвечай прямо. Сегодня? Завтра? Послезавтра?.. Когда?
Конечно же, Васе не очень хотелось идти через стадо, но раз Эдька пытался уличить его перед ребятами в трусости, нельзя было раздумывать. Да и Крылышкин был рядом. И Вася смотрел на Эдьку глазами бесшабашного парня, каким вообще-то никогда не был.
— Ну чего ты заладил? Пойдём когда хочешь, если видишь в этом героизм…
— Вижу! — Вася знал, что мальчишки иногда ходят через стадо на спор, испытывая смелость друг друга. — И не один я вижу! Так что готовься…
— Пожалуйста! Когда хочешь… — Эдька напряжённо посмотрел на руль велосипеда, изогнутый, как грозные бычьи рога.
— Хорошо, запомню… Где Санька, не знаешь?
— В Мутном пруду глотает грязь и закусывает лягушками! — ухмыльнулся Эдька, рывком оттолкнулся ногой от земли и медленно поехал от них.
Вася немножко удивился, что Эдька на этот раз так легко отстал от него, подхватил бидоны, и они зашагали к пруду.
— А может, не пойдём? — жалобно попросил Крылышкин. — Чего мы там не видели? Чего, а?
Вася не обратил на его голос внимания.
Этот пруд когда-то был вырыт бульдозером в вязком, глинистом грунте, и вода в нём всегда мутная. Кофе с молоком, а не вода. На нём были мостки владельцев ближних участков, и с этих мостков моторы гнали воду для полива. Сейчас над прудом звенели крики, смех и темнели головы купающихся ребят.
Вася на ходу сбросил тенниску, брюки, остался в одних маленьких трусиках, спросил у Крылышкина: «Скупнёмся?» — и быстрым взглядом — где же Санька? — оглядел пруд.
В глаза нестерпимо било солнце, и ничего нельзя было разобрать, но Санькин голос, не очень внятный и слегка буркующий, он узнал сразу.
Крылышкин плёлся за ним, с опаской поглядывая на воду, в которой шумно дурачились ребята.
— Будешь купаться? — спросил Крылышкин. После Чёрного моря? Да я бы на твоем месте и не посмотрел на эту муть…
— Здесь лучше, чем на море! — крикнул Вася и побежал к мостку (не к Санькиному: его дед увидит — голову открутит!), а к сомовскому.
Вдохнул побольше воздуха и, выкинув вперёд руки, оторвался от мостка, прыгнув как можно выше и дальше. И оглушительно хлопнулся животом о поверхность пруда, подняв острые брызги. И ушёл под воду, бешено работая руками и ногами.
Вода приятным холодком обожгла разгорячённое тело. Глаза и губы его были плотно сжаты.
Да, здесь не море, где можно нырять с открытыми глазами и отчётливо видеть подводный мир с его таинственно шевелящимися водорослями, плоскими камнями и яркими солнечными бликами и зайчиками на дне, с мелкими рыбёшками и, если посчастливится, даже крабиками на его фоне. Здесь лучше никогда не открывать глаза — только засоришь. Если бы вода здесь была и прозрачная, всё равно ничего интересного, кроме вязкого ила на дне и консервных банок с острыми краями, опасных как мины, здесь не увидишь. И всё-таки здесь лучше, чем на море, и ещё здесь Санька! С ним они утопили в этом пруду клад — запечатанную сосновой смолой банку из-под быстрорастворимого кофе с прикрученными тяжёлыми гайками. В банке — браслеты и серьги из медной проволоки, пуговица с якорем, чёртик из еловой шишки и не очень понятная Васе записка: «Мы не обманем ваших ожиданий!!!» Их подписи, год и месяц. Это произошло в один из летних дней прошлого года, когда более старшие ребята разъехались и у Васиной калитки каждый день раздавался условный Санькин свист. И вот сейчас где-то тут, рядом, лежит на дне пруда этот клад, и может быть, кто-нибудь когда-нибудь найдёт его…