Экспансия

Ратибор вздохнул:

— Некогда думать, Малх. Война у нас.

— Как?! С кем?!

Глаза махинника, казалось, сейчас выскочат из орбит, и князь не стал заставлять друга долго ждать: правило у славов с самого начала племени было: что плохая весть, что добрая — говори без утайки…

— Со второй половины мира неведомые племена спустились на наши равнины… Неисчислимые множества воинов лютых, безжалостных идут на нас войной.

— Погоди, погоди, княже…

Мужчина замахал перед собой руками, не в силах ещё осознать весть:

— Как это — множество?

— Так. Почитай семь сотен тысяч воинов сейчас спускаются с зубчатых гор и выходят в Злую пустыню, и часть из них, около трети — уже стала лагерем на реке Слёз, напротив Жаркого града, и готовятся к штурму.

— А как?.. Где же…

— Там сейчас все тридцать тысяч тех, кто дерётся на суше и все оставшиеся кипчаки. Жителей вывозим в глубь страны. Начинаем призывать мужей на службу воинскую. Но сам знаешь — доброго лучника подготовить не один год нужен. Мечника — так же. Дай мы воям оружие привычное — почитай, выбросили его на помойку. А людей добровольно на стол людоедам отправили…

— Каким людоедам? Что ты за сказки страшные рассказываешь, Ратибор?! Вроде взрослые мы уже, у меня четверо своих по лавкам сидят…

— Не сказки. Людоеды — находники. Самые настоящие людоеды. Или ты думаешь, что кипчаки лгать станут?!

Князь начинал свирепеть, хотя глубоко внутри понимал, что оторванному от действительности махиннику принять, что где-то там идут на Славию самые настоящие людоеды, те, кто питается человечиной… Ну просто невозможно понять такое! Как подобное только может существовать на земле? И сейчас острый ум Малха уже начинает осознавать слова старшего друга на действительном уровне, а имея столь живой ум, как бы он… И верно, махинник вдруг побледнел, его желудок внезапно вывернуло, и окружающие изобретателя военные едва успели отскочить в стороны… Рвало мужчину долго и мучительно, буквально выворачивало, пока, наконец, не внутренности не стали извергать одну желчь. Кое как он распрямился, с виноватым видом вытер рукавом губы, просипел:

— Простите…

Снова ощутил позыв, но удержался. Только волна словно прокатилась по его телу. Единственное, что мог сделать для друга Ратибор, это немедля отвлечь того новой задачей:

— Хватит! Давай лучше делом займись! В общем так — через неделю в лагере воинском под Славгородом на дороге в Новый Торжок[14] должны быть десять пушек на новых основаниях, пригодных для перевозки и боя. Да зелье к ним огненное, и снарядов вволю. А к конце месяца — пригодный для боя пешца огнебой! Можешь не спать! Можешь не есть! Но если приказ мой не выполнишь — пеняй на себя! Не помилую! И к концу же месяца первую сотню огнебоев больших с зельем огненным и припасами к ним поставишь в оружейную Славгорода. Понял, махинник?! Некогда нам ждать, когда ты вокруг, да около ходить будешь! Чтоб сделал всё, что велено! Приказ тебе такой от имени Совета.

Развернулся, собираясь уходить. За ним повернулись брат и командир турьих всадников, но, словно спохватившись, князь обернулся:

— С первыми десятью большими огнебоями пошлёшь своих подмастерьев. Вот этих самых…

Указал на тех, что возились с заряжанием орудия:

— Они народ учить будут оружием новым пользоваться. Всё понял, махинник?

Тот, бледный, кивнул. Ратибор махнул рукой, взлетел в седло, не качаясь стремян, снова добавил:

— Чего не хватает — взять с любых складов. Хоть с воинских, хоть с морских, хоть с купеческих. И помни — не сделаешь, что сказано, на твоей совести будут души тех, кого эти чудовища съедят…

Резко тронул своего Ярого, следом неспешно затрусили бык и второй конь. Ещё чуть позади, шагах в пятидесяти тронулись гридни. Отъехав на сотни полторы шагов, Добрыня поравнялся с братом:

— Крут ты однако…

— Нельзя сейчас сопли жевать, брат! Дай Малху волю — сам знаешь, начнёт каждую детальку по десять раз переделывать, пробовать по сто различных способов одного, другого, третьего, растянет всё на годы! А нас времени нет! Вообще нет! Поверь! Я не знаю, сколько удержат сухопутные и кипчаки Жаркий. Хорошо, коли месяц. А если меньше?! Там все наши крепкорукие, все боевые махины, все воины! И, можешь меня проклясть — я не уверен, что хотя бы десятая часть из них уцелеет… Что там десятая… Хотя бы сотня выжила…

Махнул в отчаянии рукой, подняв глаза к чистому прозрачному небу…

…В этот самый час гигантский лагерь майя двинулся в дорогу — в трёх днях быстрого пути находился первый большой город нового народа, который обнаружили год назад разведчики государства. Пирамиды и Пернатый Змей требовали жертвы. Как можно больше жертв! И потому воины империи неустанно рыскали по сельве, горам и джунглям в поисках добычи.

Ровно в назначенный вождями срок первые отряды увидели вдали белеющие стены обещанного им города, где армию ждала богатая добыча. Судя по его величине, там проживало не меньше ста тысяч человек. Самые нетерпеливые уже предвкушали вечерний ритуал и обильную трапезу. Что поделать — с продуктами в империи было туго. Постоянные засухи, нехватка воды и уменьшающееся население вызывали множество войн между городами-царствами. Но когда разведчики, проникнув далеко на север, в более холодные края, принесли весть, что там живёт множество живого мяса, и майя воспрянули духом — близился час восстановления могучей империи! А тысячи новых жертв умилостивят свирепого Бога и он вновь сниспошлёт своим верным племенам обильные дожди, которые возродят землю… Колыхались драгоценные перья на прочных плетёных щитах и копьях военачальников, командующих отрядами. Северные города империи отставили вражду в стороны и впервые за долгие годы объединились для завоевания. Добычи было столь много, что хватит всем, сколько бы не пожелал каждый из майя. Южные города, ведущие войну против нового царства инков, решили на время оставить боевые действия против многочисленных врагов. К тому же полководцы инков показали себя очень искусными в военном ремесле, а их оружие несколько превосходило то, что имелось у майя. Поэтому, после небольшого отдыха гигантская армия в пятьсот тысяч воинов так же двинулась на Север, следом за передовыми отрядами…

…Вольха, прищурив глаза всматривался в неумолимо надвигающуюся стену захватчиков. Несметные полчища одетых несущих в руках круглые щиты чудовищ. Хвала Богам, по виду они куда ниже славов, да и хилее телом. Панцири на многих. Похоже из ткани. Ерунда. Для булатного меча и стальная кольчуга не помеха… Поножи из дерева золотистого цвета. В свободной руке связка дротиков. И нигде нет знакомого блеска железа, не говоря о стали. Значит, правы наши розмыслы, когда говорили, что всё оружие у зверолюдей из камня и кости, а из металлов лишь злато и серебро имеется. А то — металлы мягкие, и оружие и доспехи из них кроме своего веса достоинств иных не имеют…

…Он вновь напряг глаза — нет. Они его не обманывают. Позади линии тех, кто несёт дротики, ещё более густые и плотные ряды воинов, вооружённых немного иначе: копья, дубины с зубчатыми набалдашниками из камня и того же мягкого золота, нечто вроде длинных деревянных дубин с блестящими лезвиями из вулканического стекла… Спасибо пра-пра-прабабке Анкане, наградившей своего потомка необычайно острым зрением… Торопливо пробормотал то, что смог увидеть, своему воеводе, находящегося рядом с ним. Тот кивнул, тронул своего тура с места, развернул громадную тушу и двинулся назад. Вскоре раздался заунывный звук рога. По его сигналу воины начали перестраиваться, смыкая ряды. Тяжеловооруженные всадники на громадных быках. В стальных непробиваемых глухих доспехах, с длинными копьями и столь же большими щитами. Их звери — в стальной накидке, закрывающей всё тело животного, а голова тура увенчана страшной маской в виде дракона с торчащими вперёд, отточенными словно бритва, лезвиями… К бою! Новый сигнал. Заволновались животные, услышав запечатлённый в крови звук. Начали быстрее ходить крутые бока, усилилось сопение, вырывающееся через дыхательные отверстия головных масок. Да и воины, сидящие на спинах туров тоже не сидят спокойными изваяниями… Их лица у кого багровеют, у кого, наоборот, бледнеют… Сжимаются окованные чешуйками металла пальцы боевых перчаток на древках копий, вторая рука оглаживает приклад стального самострела, уже заряженного и готового к молниеносному выстрелу. Второй точно такой же — с другого бока. Так же готов к бою. Длинный, гораздо длиннее, чем у обычного всадника или пешего бойца меч. И широкая боевая секира на длинной рукояти. Доспех воина на быке сделан из стальных пластин толщиной в палец взрослого мужчины, с ребром впереди, чтобы вражье оружие при лобовом ударе уходило в сторону. Глухой конический шлем, полностью закрывающий лицо с прорезями для глаз, в которые вставлены прозрачные толстые стёкла их горного хрусталя. Прочные и чистой воды, не дающие искажений. Отверстия для дыхания — внизу с боков остроконечного шлема, забраны частой кольчужной сеткой. Ноги и ступни воина прикрыты такими стальными пластинами, как и панцирь, пришитыми к кольчужной сетке… Дорог доспех турова всадника. Ой, как дорог! Цена такого — как пять обычных доспехов для конного! А тому цена — в пятьдесят коров!.. Ещё сигнал рога — но это не им. Труба пешцов. И — ливень, настоящий дождь прочных стрел, выпущенных из громадных тугих луков. Лук слава — в сажень длиной. Составной. С прочной тетивой. На пять сотен шагов летит стрела из такого лука. Что оперённая, что нет. Боевая стрела имеет острый тяжёлый наконечник, пробивающий дубовую доску в вершок толщиной со ста шагов. И далеко не каждый может натянуть тетиву на полный размах — четыре пуда. Столько силы нужно приложить, чтобы выстрелить из славянского лука. Оборотная сторона — мало таких воинов, что могут стрелять и метко, и достаточно долго. Потому и делят стрелков на отряды по силе их луков. Четыре пуда и три стрелы за один раз. Три пуда и пять стрел. Два пуда, и двенадцать стрел. Нет оружия меньшей мощности у славов среди стрелков. А самые многочисленные — трёхпудовых лучников. По строению тела он наиболее удобен. Ибо славы — высоки ростом и сильны на диво…

14

порт славов на Атлантическом побережье