Вслед за луной

— В таком случае постарайтесь сделать так, чтобы их ожидания не оправдались.

Джоанна Мерко улыбнулась и с неожиданной сердечностью протянула ему руку.

— Я буду осторожна, — заверила она Паэна. — И я никогда не забуду ни доброту Матье, ни вашу заботу обо мне. Я непременно перешлю вам золото через торговый дом Ги из Динана. Можете принять его с чистой совестью, потому что я очень хочу, чтобы вы оба были вознаграждены за ваши усилия.

Они молча продолжали свой путь, пока Джоанна вдруг не обернулась к нему с обеспокоенным выражением лица.

— Ваш документ… Нам нужно будет найти какого-нибудь церковника, чтобы он мог сделать запись о том, что я жива и отправляюсь в Англию…

— Вы можете сделать это в Уитби. Пришлите мне пергамент вместе со следующей партией груза Ги из Динана.

Джоанна начала было возражать, но Паэн довольно резко заявил, что с этим делом можно повременить, а вот если она опоздает в Алет, то не сможет отправиться в Англию на корабле Ги.

Паэн намеренно старался сохранять между ними дистанцию. Прошлой ночью он убедился, что вдова Мальби могла навлечь на него беду, куда более страшную, чем обвинение в убийстве: она могла склонить его остаться с ней, и он очутился бы в постели единственной женщины во всей Бретани, которую не имел права любить.

Вдова Мальби весело болтала о своем возвращении домой и о том золоте, которым она осыплет Паэна за его заботу о ней. Он наблюдал, как улыбка на ее лице становилась все шире по мере того, как они приближались к Алету, и поражался, как ей удавалось сохранять такое безмятежное выражение лица перед предстоящим расставанием. У этой женщины был такой вид, словно у нее не имелось других желаний, кроме как поскорее подняться на борт корабля, отплывающего в Англию, и еще до конца зимы сполна расплатиться за свое спасение с людьми, которые постоянно сопровождали ее в течение последних четырех дней, и в частности с человеком, который больше всего на свете хотел накрыть ее хрупкое тело своим и раствориться в великолепии ее цветущей юной плоти.

Ко всем тем мукам, которые в то холодное утро по вине вдовы испытал Паэн, добавилась еще одна: Джоанна Мерко ехала рядом с ним, то и дело дотрагиваясь до него и каждым новым выражением признательности поощряя его ей отвечать. Улыбаться в ответ на ее улыбку, когда разлука была так близка, оказалось еще более трудным делом, чем его первое в жизни сражение, и ничуть не менее болезненным, чем раны, полученные в тот далекий день. Если она не перестанет, как нарочно, улыбаться ему, то он сойдет с ума от безрассудного желания ею обладать.

Паэн обернулся к Матье.

— Когда мы достигнем гавани, — сказал он, — ты останешься с дамой, а я переговорю с лодочниками, чтобы убедиться, что все в порядке.

Джоанна по-прежнему улыбалась. Должно быть, на этом прелестном личике в конце концов появятся морщины из-за того, что ей все утро приходилось растягивать ротик, изображая веселье.

— Вы не вернетесь попрощаться со мной?

— Матье останется с вами и проследит, чтобы вас благополучно доставили на борт корабля, — ответил Паэн. — Там вы будете в безопасности.

Будь он проклят, если станет прощаться с ней на виду у всех, посреди переполненного людьми причала!

— Паэн, вы на меня сердитесь?

Наконец ослепительная улыбка на ее лице померкла, сменившись тенью сожаления. Справедливость требовала, чтобы Джоанна была опечалена их разлукой не меньше самого Паэна, поскольку она тоже должна была почувствовать влечение к нему во время их беседы минувшей ночью. Человек, лишенный чести, мог бы взять ее тогда же и удержать при себе, отговорив от возвращения в Англию и коротая вместе с ней долгие зимние вечера.

Паэн вытер пот со лба. Наверное, он и впрямь нездоров. Та еда, которой потчевал их трактирщик, — то самое мясо — наверняка стала причиной недуга. Грязная кухня на постоялом дворе привела к тому, что они заболели оба, сделавшись жертвами необузданных фантазий. Как только ему удастся сбыть с рук вдову Мальби и отъехать на несколько миль от Алета, он возблагодарит всех бретонских святых за то, что так и не разделил с этой женщиной ложа.

Набережная Алета была переполнена торговцами и рыбаками, спешившими сбыть с рук утренний улов. Капитан “Броселиана”, желая оградить их от этой суеты, велел им отправляться к узкому пляжу на окраине городка и ждать там шлюпку, которая должна была доставить Джоанну на борт корабля.

Паэн коротко попрощался с ней и, оставив ее на берегу вместе с Матье, устремился к порту проверить, нет ли за ними погони. Никто из шумной толпы, собравшейся на набережной, не преследовал их, и никто не следил за ними с тропинки, вившейся от пляжа к высоким холмам над Алетом. Он почти завершил свою миссию, не потеряв при этом ничего, кроме рассудка и своего сердца.

Джоанна села в шлюпку, помахав Матье на прощание рукой. Крохотное суденышко понеслось на веслах вдоль берега, держась в нескольких футах от отмели и направляясь к ближайшему причалу, где уже стоял капитан корабля в ожидании, пока его перевезут на борт. Само судно, довольно крупное для торгового корабля, стояло на якоре за пределами гавани, где зеленые воды Раиса встречались с серыми волнами Ла-Манша.

В конце пляжа показался знакомый фермер, сидящий верхом на пегой лошаденке и понукающий своего непослушного мула. Строптивое животное вырвалось на свободу и бросилось бежать в сторону прибрежных песков.

Паэн был согласен на все, даже на укрощение упрямого мула, лишь бы не думать о том, что Джоанна Мерко покидает его навсегда. Он пустил Арсуфа вскачь и, догнав упиравшееся, жалобно кричавшее животное, отвел его к хозяину — лысому мужчине, отчаянно размахивающему руками.

— Клянусь, я снесу голову тому молодому негоднику, который всучил мне этого мула, заявив, что он обучен перевозить тяжести! — шумно негодовал фермер.

Паэн пробурчал что-то в ответ и снова бросил взгляд на море. Маленькая лодка уже находилась на полпути к порту, легко скользя по волнам и стараясь держаться подальше от быстрого речного течения, которое могло отнести ее в сторону от стоявшего на якоре судна. Джоанна сидела на скамье в носовой части шлюпки, отвернувшись от берега и любуясь безбрежной гладью моря.

— Какая мне польза от этой господской забавы, если мул не способен доставить мои корзины с цыплятами на ярмарку? И какому глупцу пришло в голову приспособить мула для верховой езды, не приучив его при этом перевозить грузы?

Паэн снова взглянул на робко ступавшего мула. Животное показалось ему на редкость красивым, а его шкура была такой же чистой и гладкой, как…

Как у того великолепного черного мула, на котором арфист прибыл в лагерь Меркадье!

— Где вы его взяли?

Крестьянин прервал свою тираду и только развел руками.

— Прошу прощения, мой господин. И спасибо вам за то, что вы вовремя остановили этого зверя. Я вовсе не хотел вас сердить.

— Где и у кого вы купили этого мула? — грозно прорычал Паэн.

Фермер в страхе отшатнулся и крепче ухватился за поводья.

— Я не крал мула, мой господин! Он мой. Я заплатил за него добрую сумму серебром. Парень с арфой вам подтвердит. Паэн схватил его за горло.

— Тот человек.., юноша с арфой.., где вы его видели?

— Вчера вечером, мой господин. На постоялом дворе, — прохрипел, задыхаясь, фермер.

Паэн отпустил фермера и, пришпорив Арсуфа, помчался прямо через пляж наперерез шлюпке, которая должна была доставить Джоанну к кораблю.

Увидев скачущего к ним всадника, матросы в лодке сначала застыли в недоумении, потом, не на шутку перепугавшись, принялись грести прочь от берега, туда, где вода была глубже. Однако они были слишком неповоротливы, страх помешал им последовать громкому приказу Паэна пристать к пляжу. Он заставил коня войти в воду и, догнав шлюпку, перерубил мечом лопасти у двух весел, затем, ударив одного из гребцов по голове, так что тот сразу потерял сознание, схватил Джоанну в охапку и повернул к берегу. Слаба Богу, он успел вовремя перехватить ее, не дав ей подняться на борт корабля, где ее, возможно, поджидал убийца, нанятый неизвестным хозяином арфиста.