Страница 17 из 77
– Евдокия, дьявоглоты! – выкрикнула Клава, указывая пальцем в сторону наступающих тварей. – Стену!
Евдокия, – пожалуй, самая сильная колдунья клана, – не спеша сняла с плеч и легонько подбросила вверх пуховую шаль. Шаль подлетела сажени на две и вдруг заскрипела, застучала, точно трещотка, расслоилась на сотни полотнищ. Полотнища сцепились в единый ковер. Ковер размотался в воздухе, подлетел к дьявоглотам, пал на землю и окружил живые тараны непроходимой стеной. Зверюги оказались словно бы в зачарованном вольере. Они беспрерывно долбили позеленевшими от злости рогами в жидкую вроде бы преграду. Но преграда стояла намертво, не пропускала чудовищ ни на шаг.
– Тетя Клава, – жалобно обратилась к командирше совсем еще юная девчонка. – Врагов не видно. Они как призраки – появляются из ниоткуда.
– Сейчас, погоди, – со злостью прошипела Клава. – Мы их выведем на чистую воду.
Волшебница разлохматила себе волосы, наклонилась, зачерпнула с пола добрую пригоршню пепла, густо вымазала им голову, отошла от защитниц на пару шагов назад, на свободное место, вытянула прямые руки в стороны, что-то пробормотала себе под нос и вдруг, не делая никаких видимых усилий, начала вращаться вокруг своей оси, точно юла. С каждой секундой скорость вращения всё увеличивалась и увеличивалась. Когда мелькающие ладошки рук кудесницы слились в единый диск, чародейка истошно заорала. Это был даже не крик, а, скорее, вой боевой сирены. С таким же примерно визгом, только потише, вращается зачастую «бомба» – неразорвавшееся пушечное ядро, начиненное порохом. И все окружающие женщины вдруг ясно представили себе, что находятся вблизи настоящей «бомбы». Когда интенсивность вращения и воя достигла максимума, Клавдия неожиданно прижала руки к груди и завертелась еще сильнее, а визг сорвался на высокий-высокий свист. Шевелюра на голове волшебницы разметалась во все стороны, поднялась от вращения густой шапкой. И в этот миг чародейка испустила дьявольский вопль. Над самой макушкой вертящейся фигуры блеснула яркая вспышка, сопровождаемая сильным хлопком. Волосы отстрелились от кожи головы и острыми иглами разлетелись во все уголки пещеры. Каждый волосок представлял собой твердую тоненькую пику, увенчанную пепельным наконечником. Магические пики враз прошили собой пространство грота. И там, где они врезались в тела невидимых убийц, защитная водяная пленка «пузырьковых» магов тут же лопалась и шелушащимися ошметками разлеталась прочь. А ошарашенные мастера незримого воздуха, лишенные маскировки, застывали от удивления на месте, словно голые мужики, выскочившие нежданно-негаданно из бани на людную улицу в самый разгар дня. Теперь, как минимум, до конца битвы, а то и больше, они не смогут восстановить свои невидимые костюмы. Командирша постаралась на славу. В родной епархии ее чародейство неодолимо.
Любой волшебник знает, что боевые заклятия, в которых в качестве поражающих факторов используется фрагменты собственной плоти нападающего мага, очень трудно отразить. Наверное, именно поэтому опытные «пузырьковые» мастера проворонили нападение находчивой колдуньи, не смогли вовремя сплести против него магическую защиту.
Клавдия замерла, обессилено присела на пол. Облысевшая кожа на черепе молодой волшебницы покрылась синюшными пятнами, кровоточила.
– Ой, тетя Клава, что это у вас на затылке? – испуганно вскрикнула та же девчонка, которая жаловалась на невидимость врага.
– Ничего, пустяки, – прошептала командирша. Она зачерпнула полную пригоршню пепла и вымазала им голову. – Ничего, – повторила волшебница. – Заживет, как на собаке. Волосы новые отрастут. – И снова выкрикнула. – «Банками» их, девчата, «Банками»!
«Банками» называлось могучее внутриклановое заклятие, действующее в пределах родового становища. Кто его так назвал, – неизвестно. Но врагов поражало оно весьма результативно. Защитницы лепили из пепла снежки и вместе с родовым заклятием бросали их в наступающих захватчиков. Попав в чужака, такой снежок и превращался, собственно, в «Банку». Он быстро рассыпался вокруг тела врага невесомой юбкой, которая внезапно привлекала на себя из-под пола металлическую оболочку. Вернее, она служила проводником для мельчайших атомов металла. И вскоре противник превращался в блестящую статую.
Дело в том, Магия Вулканического Пепла по своей природе состоит в очень близком родстве со стихийными Магиями Земли и Огня. И на своей родной территории «пепельная» составляющая как бы соподчиняет себе все остальные компоненты. Или, точнее, не соподчиняет – это слишком грубо сказано, – а вежливо приглашает дорогих гостей в помощницы. И те не могут отказать доброй хозяюшке. А потому, следуя призыву родового заклятия, Земля послушно отдает детям Пепла из руд, спрятанных в ее недрах, частицы металла. А Огонь тут же переплавляет их в различные сплавы и под температурой перегоняет сплавы туда, куда укажет опять же родовое заклятие. В итоге живая плоть пораженного чужестранца в мгновение ока покрывается, словно рукотворная скульптура, прочной хромированной оболочкой, из которой злодею уже никогда не выбраться. А смотрятся такие скульптуры, кстати, очень эффектно – сверкающие серебром изваяния.
Под градом столь убийственных снежков армия Дробителей надолго застопорилась, отдавая все силы сплетению отбивающих заклятий – и только отбивающих. Потому как защитные в данном случае не действовали. Тройная смесь Огня, Земли и Пепла без труда пробивала на своей территории любую магическую броню. Захватчики откатились назад, оставив на поле брани множество застывших металлических фигур.
Для сохранения жизни всему племени старец Семен решил нарушить древний обычай и приступить к Посвящению молодых до возвращения из Долины Гейзеров мужчин-паломников. Другого выхода просто не оставалось. Глава чародейской общины правильно рассудил. Магический ритуал приобщит подростков к родовой Силе Огня и Пепла. А ненависть и боль за поруганную честь клана усилит их волшебство в десятки раз. И тогда от агрессоров и их гнусных тварей не останется даже праха. В отместку за гибель родных и близких вновь обращенные воины превратят в ничто сам дух захватчиков.
И вождь гордого племени возвестил о начале священного ритуала. Он воздел руки к небу, закрытому резным сводом, и громко закричал, словно молодой олень. Старец искусно имитировал голосом звук призывного рога. Все юноши застыли в восхищении. Они с детства знали сигнал Посвящения, ждали его всю свою сознательную жизнь. И вот наконец он прозвучал не для кого-то, а специально для них. Со всех уголков пещеры на зов вождя потянулись группки подростков. Даже малые дети на сей раз побежали вслед за старшими братьями, чтобы досрочно получить звание волшебника. И никто их не останавливал, не запрещал, не говорил назидательно, что им-де пока еще рановато, что нужно еще многому-многому научиться и т. д. Нет. Женщины, прикрывая молодежь, хлынувшую к Семену, лишь плотнее сомкнули оборонительные ряды. От звуков призывного горна на них тоже снизошло боевое вдохновение. Отважные защитницы пещеры даже начали теснить захватчиков по всей протяженности грота.
Ослепший старец бросил в потолок какое-то сложное заклятие, затем прокричал на языке Древних несколько ключевых слов. Прокричал с такой мощью, словно Глас Небесный. Из груди волшебника вырвался стон, от которого задрожали стены. На секунду все остолбенели. Даже враги застыли, пораженные искусством «пепельного» вождя. В тайных магических пассажах Семена бурлила сила мудрости, бесстрашность старости, потенциал веков. Потолок заходил ходуном. Из него посыпались мелкие камешки. Свод пещеры покрылся трещинами, затрясся и вдруг раскололся – огромными створками разъехался в стороны. Из него на пол с грохотом вывалилась Плавильная Печь клана. Ее тут же объяло облако пыли. Видимо, старец очень спешил и не стал особо церемониться с поддерживающими заклятиями. Сплетение магической подушки потребовало бы дополнительного времени. А его-то у волшебника как раз и не было.
Подростки, готовые к Посвящению, в несколько рядов выстроились перед лицом главы клана. Семен трижды крутнулся вокруг себя, трижды ударил магическим жезлом оземь. И пыль, объявшая родовую Печь, отступила, освободила магический артефакт племени, отодвинулась назад, поднялась плотными шторами, оградила старца и молодежь, будто ширмой, от остального зала, приглушила звуки бушующей там битвы. Лишь квазиорганная какофония пробивалась сквозь пылевую завесу беспрепятственно. Но это только усиливало таинственность и торжественность незабываемого момента. Родовая Печь сияла первозданной красотой. Ни одна пылинка не оскорбляла ее поверхность своим присутствием. Воздух в очерченном старцем круге дышал горной свежестью, легонько щекотал ноздри магическими благовониями, от которых у подростков сладко закружились головы. Юноши еще плотнее сгрудились вокруг своего вождя.