Серебряный ветер

Опустошенный, он затих. Потом крепко прижал Аделину к себе, и она лежала, довольная, все еще полная его теплом, ощущая его внутри себя. Симон потянулся за краем плаща и накинул на них сверху, как одеяло.

Она выглянула на свет.

— Мир все еще на месте.

— А ты в этом сомневалась?

— Я была уверена, что он исчез. — Аделина подняла голову и взглянула в его потемневшие от страсти глаза. — А ты?

Он положил ее косу поперек своего плеча и поднес к губам.

— Твои волосы цвета меда и спелой пшеницы, — сказал он, — а тело напоено теплом лета. Для меня мир остался где был, но зима исчезла. — Он вдруг замолчал в нерешительности. — Когда я впервые увидел тебя, верхом, с непокрытой головой, в этом зеленом платье, мне показалось, что ты явилась из другого мира. Ты — само лето, заблудившееся в северных лесах.

— Ты поэт.

Он поплотнее прикрыл ее плечи плащом и крепко обнял.

— А вы лгунья, миледи. Вы были девственницей и понятия не имели, о чем просили меня. Потерять девственность в пещере! Это не преступление, миледи, это смертный грех.

— А мне понравилось, — сказала она.

Внутри себя она почувствовала, как вновь восстает его плоть.

— Мы снова это сделаем? — прошептала она.

— Не двигайся.

— Так как?

— Я самый большой дурак, — сокрушенно сказал Симон. — Ты должна была возлежать на кровати, усыпанной розами.

— Придет время, — сказала Аделина, — когда у нас будет такая ночь.

Он вздохнул и погладил ее косу.

— Молюсь, чтобы мы обманули судьбу, и тогда у нас будет много таких ночей.

Увы, в голосе его было мало надежды.

Глава 23

Она проснулась, когда уже наступили сумерки, закутайная в плащ Симона и его тунику, одна на холодном полу пещеры, ставшем ее брачным ложем. Во сне ей чудился запах дыма, и она продолжала ощущать его и когда проснулась, но во сне Симон был рядом, согревая ее своим теплом, а наяву — нет.

Аделина села и тревожно огляделась. Симона нигде не было видно, а звать его она не решалась. Появился ли наконец ее таинственный враг? Ушел ли Симон, чтобы запутать врага, заманить его подальше от их тайного убежища? Затуманенная страстью, утомленная любовью, она упустила возможность последовать за своим мужем, чтобы разделить его участь или привести своих соплеменников, чтобы отбить его у врагов…

Теперь, когда Симон больше не согревал ее своим теплом, холод пробирал Аделину до костей. На другом конце пещеры заржали лошади и отшатнулись от входа.

Симон появился в проеме, нагой по пояс, от тела его и изо рта шел пар, создавая вокруг белесую дымку. Он опустился перед ней на колени и достал из-под мышки кусочек влажной ткани.

— Вот, — сказал он, — я хотел согреть ее для тебя, но, — и тут он засмеялся коротким невеселым смешком, — у меня ничего не получилось. Кожа моя не теплее, чем вода в ручье.

Он начал мыть ее самодельной губкой, и ей было тепло от его прикосновений. Симон стал для нее всем: любовником, защитником, олицетворением силы и ласки — он воплощал все, чем она дорожила в этой жизни.

— Мы одно целое, — сказала она.

Симон улыбнулся. Солнце садилось, день клонился к вечеру.

— Мы одно целое, — согласился он, — если двое и могут стать одним целым, то это мы.

Он положил теплую руку ей на живот.

— Я пойду с тобой, куда бы ни забросила тебя жизнь. Есть там ребенок или нет, я всегда буду с тобой.

Она села и натянула через голову платье. Симон нашел ее тунику и помог надеть ее сверху, потом надел свою. Тряхнув головой, он потянулся к ее щеке.

— Ты будешь осторожна и будешь беречь себя. Правда, Аделина? У нас может быть ребенок. А если нет, я все равно с тобой. Ты никогда больше не будешь одинока.

Она поймала его руку и прижалась лбом к его широкой ладони.

— Я думала, что не смогу жить, если потеряю тебя. Ты тоже этого боялся?

— Эта мысль приходила ко мне. Я не напрасно так думал?

— Возможно, так и было. Только час прошел, а как все изменилось.

Он нахмурился:

— Мы многим рисковали в этот час, но больше мы не будем так безрассудны. Ты не будешь рисковать, если любишь меня, Аделина, ты будешь заботиться о своей безопасности.

— Обещаю, — сказала она, поднимая глаза, — но не жалей об этом часе и той опасности, что мы, быть может, навлекли на себя из-за случившегося. Я хотела тебя, Симон. Никогда не жалей о том, что мы были вместе в этот час.

Симон вздохнул и подал ей руку. Они стояли и смотрели на долину, у крепостных ворот горели факелы.

— Этот час, миледи, мы провели в чертовски неуютном месте даже по сравнению с насквозь продуваемым закутком среди старых руин. Клянусь вам, миледи, что если нам суждено пережить этот день, то вы узнаете, что этот час — ничто в сравнении с ночами, ожидающими нас впереди. — Он погладил ее пониже спины и слегка ущипнул. — Я польщен, миледи, тем, что вы теперь готовы умереть счастливой женщиной, но сделайте мне одолжение и позаботьтесь о том, чтобы смертный час не пришел слишком рано.

Она поймала его руку и повернулась к нему лицом.

— Тогда расскажи мне о том, что произошло в Ходмершеме. Теперь я твоя жена по-настоящему. Я должна знать.

Он кивнул:

— Я собирался рассказать тебе на обратном пути.

— Расскажи мне здесь, где нас не могут подслушать ястребы.

Симон подошел к лошадям и начал отвязывать поводья.

— История не слишком длинная, но из тех, что не многим дано знать. Если ты найдешь приют у Маршалла, ему можешь говорить открыто, поскольку он и так все знает. И Гарольд знает, и мой брат Савар. Они помогут тебе, если наступит время, когда ты сможешь вернуться в Тэлброк без опаски.

— И когда это будет?

Он протянул ей поводья ее кобылы и помог сесть в седло.

— Когда Лонгчемп перестанет прятать третью часть королевских сокровищ в аббатстве Ходмершем.

— Сокровища? Сокровища Плантагенетов?

Симон сел на коня и взглянул на укрытый сумраком холм.

— Да, они хранятся в аббатстве. Мы с братом принесли золото монахам: оплатить расходы на похороны отца и молитвы о спасении его души. В ту ночь в склепе горели факелы. Нам показалось, что кто-то орудует там лопатой. Мы решили, что это воры, и спустились в склеп, чтобы прогнать их. Но, пока факелы не успели загасить, мы увидели там вооруженных людей и кованые сундуки. В наступившей мгле вооруженные люди напали на нас, обнажив мечи. Нас спасло лишь то, что бой проходил в полной темноте. В темноте священник и наткнулся на мой меч.

— Отчего же они не доверили тебе эту тайну? Ведь аббатство стоит на твоей земле.

— Лонгчемп выбрал аббатство потому, что оно расположено по дороге в Дувр, на тот случай, если ему придется бежать из страны. Он не сказал мне, что хочет воспользоваться аббатством, потому что не собирался возвращать сокровища. Несчастье наше состоит в том, что мы застали его на месте преступления с его людьми и узнали его. Но Уильям Маршалл прибыл на следующий день и подписал с Лонгчемпом договор. Мы с братом отказались от наших земель, покуда Лонгчемп сохраняет пост канцлера, и обязались молчать о золоте. Лонгчемп, со своей стороны, согласился использовать свое влияние для того, чтобы нас не судили по всей строгости.

— Маршалл так низко пал, что заключает пакты с мразью типа Лонгчемпа?

Симон покачал головой:

— Мы с братом готовы были убить Лонгчемпа за измену, но Маршалл решил, что это опасно. Он ненавидит канцлера, как и многие другие, но он понимает: пока король за границей, власть в стране принадлежит Лонгчемпу. Если братья короля почувствуют его слабость, войны не избежать. Начнется борьба за трон.

— Значит, ты оставил золото в склепе, людей Лонгчемпа на своих землях, а канцлера отправил вновь управлять страной?

Симон с усмешкой вскинул руки вверх.

— Ради мира, Аделина! Я знал, что мой рассказ придется тебе не по вкусу. Поверь мне, это решение далось Маршаллу нелегко.

— Но Лонгчемп уже нарушил слово!