Страница 79 из 181
Когда кости Синана уже сгнили в земле, Жак де Витри писал: «Они (ассассины) ставят над собой начальника не по наследному праву, но голосуя по справедливости и оного называют Старцем, но не из-за преклонного возраста, а из-за выдающейся мудрости и достоинств. Против особ низкого происхождения они считают злоумышлять недостойным».
Де Витри зафиксировал образ имевший широкое хождение. Так ли было или так только считали? А если так считали, то считай, что так и было. Могучий миф об ассассинах оказывал сильнейшее влияние и на мусульман, и на франков, и на самих ассассинов, являясь одним из существенных факторов, определявших ближневосточную политику. А правды об ассассинах не знал никто и никогда, да они и сами-то её не знали.
Что ни говори, а в истории низаритов имя Рашид ад-Дин Синана по значимости стоит рядом с именем Хасана ас-Саббаха. И по сей день иные источники, пытаясь что-то сообщить про одного из них, рассказывают истории из жизни другого. Хасан и Синан были очень разными, но Сиверцев уже готов был изменить своё первоначальное мнение. Кажется, Синан не только казался, но и был.
Кем? Актёром и позёром, но вместе с тем — блестящим организатором. Человеком, склонным производить дешёвые эффекты, но вместе с тем — повелителем, обладавшим огромной силой. Самовлюблённым нарциссом, само существо которого составляла вопиющая безвкусица, но вместе с тем — харизматическим лидером, за которого с лёгкостью отдавали жизнь. Синану приписывали возможности, которыми он на самом деле не обладал, но и его вполне реальные возможности были таковы, что с ним приходилось считаться и великому Саладину, и могучему Ордену Храма.
Был ли Синан, так же как и ас-Саббах, настоящим религиозным лидером? В какой мере его сложная и весьма успешная деятельность определялась религиозными мотивами? Эти вопросы уводят нас к фигуре покровителя Синана — Хасана II с его учением Киямы. Это очень сложные вопросы.
Послать кинжал за 10 метров точно в столбик было не так уж сложно. Сложнее было сделать это, стоя спиной к цели. Но у Сиверцева уже начало получаться. Позолоченная молния кинжала, зловеще сверкнув на солнце, входила в плотную древесину на пол-лезвия. Проникающая способность у этих клинков была потрясающей. Бросок из положения «лёжа» — точно в цель. Бросок с завязанными глазами на голос — цель поражена. Целью был Саша, закрывавшийся большим деревянным щитом. Саша — его инструктор.
Время пребывания Андрея в горной деревне подходило к концу, и он решил пройти курс метания кинжалов у Саши-Саида, который уже вполне оправившись, пребывал в благодушнейшем расположении. Андрей очень полюбил этого простого и чистого парня, прекрасно метавшего кинжалы и ничего не знавшего про большой мир с его дерьмом.
Ты очень способный, Андрей, — сказал Саид. — У тебя уже кое-что получается, но мастером кинжала ты никогда не станешь.
Да понятно, что с вашими ассассинами я сравняться не смогу.
Извини, Андрей, но ты не сможешь сравняться даже с нашими детьми. У нас пятилетние мальчишки метают кинжалы лучше, чем ты — их учат с трёх лет.
А зачем? Вы вроде ни с кем не воюете.
Это не важно. В кинжале — душа ассассина. К тому же, учитель обещал большую войну.
Войны не будет. Шах обо всём договорится с вашим Учителем.
Это очень хорошо. Ты ведь понимаешь, как мне трудно. «Ваши» — «наши». Всё перепуталось.
Это всегда и всем трудно. Скажи, Саша, а как ты относишься к Горному Старцу — Синану?
В нашей деревне нет такого человека. Если он из ваших, то я ещё не успел с ним познакомиться.
Это древний Учитель ассассинов, который жил много столетий назад.
А откуда вы тогда про него знаете?
В нашем мире изучают прошлое.
Зачем?
У нас считают это важным и полезным.
Не понимаю. Есть я, есть ты. Какая нам польза знать про того, кого нет?
Может быть, ты и прав. У нас вообще привыкли делать много такого, в чём, по здравому размышлению, трудно найти смысл. А ты хотел бы увидеть наш большой мир?
Думаю, что нет, не хотел бы. У меня и так теперь в душе два мира — деревня, где я вырос и деревня, где я счастлив. К этому трудно привыкнуть. А ваш большой мир, он, наверное, как десять наших деревень? Или даже сто?
У нас тысячи городов и каждый, как тысяча деревень.
Как вы не сходите с ума? Учитель учил меня счёту. Я знаю, что такое тысяча — десять сотен. Но представить это трудно. Столько скота не бывает. Людей тем более не может быть тысяча. Не хочу даже представлять то, о чём ты говоришь.
Многие считают наш мир прекрасным.
У вас все счастливы?
Нет, конечно же.
А я — счастлив. Когда я молюсь на богослужении в храме — чувствую себя очень счастливым. Я понял, что человеку нужен только храм, всё остальное вообще не имеет смысла. Конечно, человеку надо питаться, одеваться, значит надо разводить скот. Я думаю так: выходит человек из храма, ухаживает за скотом, заготовляет мясо, шкуры, делает сыр, а потом опять возвращается в храм. Разве ещё что-то нужно?
А кинжалы?
В горах много хищников.
А зачем на кинжалах — позолота?
Так принято. Но это и правда не нужно.
А в нашем мире очень много позолоты. Много того, что не нужно.
Почему вы так неразумно живёте?
Иначе не умеем. Но некоторые — учатся. Пытаются жить разумно.
Надо заканчивать исторические изыскания. Ассассины и тамплиеры — тема сложная и важная. Важная? Лучше пойти помолиться. Однако, не то состояние. И за книги взяться после разговора с Сашей Андрей не имел сил. И правда, зачем всё это: читать, писать, думать о людях, которых нет? Зачем нужны путешествия в прошлое? С чем он оттуда возвращается? С желанием пойти в храм. Путешествия в прошлое пробуждают в его ленивой душе молитву. Эту цель — пробуждение молитвы — нельзя терять из вида, потому что за пределами этой цели — царство абсурда.
Андрей едва удерживался от смеха, читая бесхитростное повествование Жана де Жуанвиля: «Впереди всех сидел эмир в пышном одеянии и при всех регалиях. За ним — ассассин, державший в руке 3 кинжала. В случае отказа, эмир вручил бы королю эти кинжалы, как вызов. За ним сидел другой, с намотанным на руку полотном, которое мыслилось, как саван королю, если от отвергнет требования Старца Горы».
Ну разве не смешно? Кинжалы. саван. Полная безвкусица. Люди, способные вызывать реальный страх, никогда не будут устраивать такой дешёвый балаган. Это послы Старца Горы пришли требовать дани у Людовика Святого, когда тот находился в Палестине. Уже середина XIII века. Не только Хасан ас-Саббах, но и Рашид ад-Дин Синан давно превратились в воспоминания, а ассассины окончательно стали опереточными персонажами. Они могли теперь в лучшем случае претендовать на роль кооператива наёмных убийц, но уж никак не являли собой фактора, способного определять мировую политику, хотя именно таковой и пытались из себя изображать. Жуанвиль — не фантазёр, его рассказу можно верить даже в деталях, и эти детали — чем дальше, тем смешнее:
«Эмир вручил королю верительные грамоты и потребовал, если ему дорога жизнь, ежегодной дани Старцу Горы, как это делали германский император, венгерский король и вавилонский (каирский — авт.) султан. Кроме угрозы прозвучало и то, что король должен отменить дань, которую Старец Горы платит тамплиерам и госпитальерам».
По современным меркам это типичный наезд тупорылых быков-рекетиров. Впрочем, в наше время даже самые тупые быки, предлагая крышу и требуя за это процент с прибыли, не станут демонстрировать слабость, рассказывая в ходе наезда о своих проблемах, которые «терпила» как раз и может порешать. Ассассинам платят дань монархи Европы, а сами они платят дань тамплиерам и госпитальерам? Глупые горцы жалкого старца фактически сделали утверждение о том, что рыцарские Ордена сильнее монархов. Не поленились они даже объяснить — почему.
Жуанвиль вспоминает: «Старцу не было никакого резона убивать магистра одного из этих Орденов. Ему было хорошо известно: стоит убить одного, как на его месте появится другой, ничем не хуже прежнего. Поэтому ему не было никакого смысла расходовать своих ассассинов на то, из чего нельзя было извлечь никакой выгоды».