Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 76 из 181

Над средневековьем смеяться не надо, так же как не надо смеяться над детьми. Это отнюдь не глупость, а принципиально иное мироощущение. Средневековые хронисты, так же как и современные дети, почти не ощущали границы, отделяющей фантазию от реальности. Но если мы считаем себя людьми взрослыми и давно уже не средневековыми, надо относиться к источникам той поры. определённым образом. Надлежит ли к примеру, считать свидетельством современника следующее высказывание учёного Вальтера Мапа: «Старец ассассинов, то есть тот, который правит осью земли».

Из свидетельств средневековых хронистов крупицы исторической истины приходится вычленять примерно так же, как из древнегреческих мифов. В рассказах о деяниях ассассинов правды не больше, чем в рассказах о деяниях арганавтов. А современное европейское мышление до сих пор играет со средневековым мифом об ассассинах, создавая всё новые и новые модификации этого мифа, при этом совершенно не интересуясь реальностью, скучной и отвратительной.

Вот, к примеру, фрагмент из послания нотариуса Бурхарда, которого в 1175 году отправил на Восток император Фридрих Барбаросса: «На границе Дамаска, Антиохии и Алеппо обитает некий сарацинский народ, который называют ассассинами. Вопреки вере сарацин, они едят мясо и жену могут брать любую, хоть свою мать или сестру. Они обитают в горах и почти непобедимы, ибо находятся в укреплённых замках. Земля их не очень плодородна, так что живут они только разведением скота. У них есть господин, который вселяет страх во всех сарацинских правителей, далёких и близких, а так же могущественных христиан по соседству, ибо они имеют обыкновение убивать их удивительным образом. Правитель этот владеет в горах множеством прекрасных дворцов, заключённых за высокими стенами. В этих дворцах он приказал множество детей своих селян растить с самой колыбели и обучать различным языкам, а именно латыни, греческому, романскому, сарацинскому и многим другим. Их учителя проповедуют им с самого раннего возраста, чтобы они повиновались любому слову или повелению господина своей страны, и если они будут так поступать, он дарует им райское блаженство, ибо имеет власть над Богом живым. Им внушают, что невозможно обрести спасение, хоть в чём-то ослушавшись повелителя страны. Когда они оказываются перед лицом правителя, тот спрашивает их, желают ли они повиноваться его приказам — и тогда он отправит их в рай. Они оставляют всякие противоречия и колебания и, пав ниц, с душевным пылом отвечают, что будут повиноваться ему во всём. Тогда правитель выдаёт каждому их них золотой нож и любого по своему желанию посылает убить какого-либо правителя».

Если бы нотариус Бурхард был собирателем фольклора — не было бы ему равных, но как разведчик он явно подкачал, потому что занимался не сбором достоверной информации, а записыванием сказок. Скучно даже опровергать благоглупости по поводу сексуальной распущенности убийц-полиглотов. Текст Бурхарда интересен в первую очередь как один из первых камней, ставших фундаментом демонически-зловещего мифа об ассассинах. Запад прямо-таки жаждал быть насмерть перепуганным, лихорадочно отыскивая источники страха не для того, чтобы их устранить, а чтобы впасть в сладострастие ужаса. Миф о Горном Старце удовлетворял эту потребность в инфернальном кошмаре. И современные модификации мифа об ассассинах служат удовлетворению всё той же нездоровой психической потребности.

Можно ли хоть в какой-то мере верить средневековым свидетельствам об ассассинах? Да, но весьма нелегко определить эту меру доверия. Вот сюжет, который в наше время более всего любят воспроизводить («История Ираклия» под 1197 г.):

«Иерусалимский король Анри Шампанский ответил на приглашение повелителя ассассинов и поехал к нему. Старец принял его с великим почётом и повёз его по своей стране, показывая замки. Как-то раз они подъехали к замку, увенчанному высокой башней, а на каждом зубце этой башни стоял человек, одетый во всё белое. И тут повелитель ассассинов сказал: «Ваши люди не сделают для вас столько, сколько мои сделают для меня». Он прокричал и те двое, что стояли на крепостной стене, бросились вниз. Собеседник был изумлён, а старец сказал, что нет ничего такого, что его люди не сделали бы для него».





Было ли это на самом деле? За исключением деталей, вероятнее всего, было. Плоды фантазии средневековых хронистов выглядят совершенно иначе, а эта история звучит как-то уж очень по-взрослому. При всей своей театральности, она дышит подлинным кошмаром. Но в чём кошмар? И вот тут средневековое и современное обывательское восприятие, в чём-то весьма сходные, очень сильно расходятся. Сейчас эту историю приводят как доказательство страшного религиозного фанатизма, ужасаясь прежде всего тому, что ассассины легко отдавали жизнь во имя своих религиозных убеждений. Современный европейский обыватель тем и бывает шокирован, что кто-то мог легко и добровольно умереть ради такого второстепенного пустяка, как религия, то есть сама по себе религия (любая!) предоставляется кошмаром нашим бездуховным современникам.

Средневековые христиане, напротив, если за что и уважали ассассинов, так это за твёрдость религиозных убеждений. К примеру, Гийом Тирский писал: «В течение 400 лет они (ассассины) столь ревностно придерживались веры сарацин и их обычаев, что по сравнению с ними все остальные кажутся отступниками, они же исполняют предписания этой веры во всём». Простим тирскому хронисту то, что он ошибочно приравнивает измаилизм к «сарацинской вере», то есть традиционному исламу. Главное Гийом подметил верно — ассассины были гораздо более ревностны в религии по сравнению с традиционными мусульманами, и это вызывает его уважение. Крестоносные хронисты не могли видеть ничего пугающего в том, что ассассины с лёгкостью умирают во имя веры. Разве не так же легко отдавали жизнь за Христа тамплиеры? Но их пугало другое: ассассины умирали не ради Бога, а ради старца. Вот это-то переключение религиозного чувства с Бога на человека и представлялось чудовищным. Ассассины смотрели на своего предводителя, как на бога, а это уже настоящее язычество, весьма далёкое не только от христианства, но и от ислама. Такие язычники ужасны потому, что от них можно ждать чего угодно. Крестоносцам были известны предписания ислама, но они не могли знать, что завтра ударит в голову Горному Старцу.

Поначалу европейское сознание восприняло преданность ассассинов Старцу Горы с некоторым даже восхищением. Трубадуры обещали своим возлюбленным хранить такую же верность, как и ассассины своему таинственному учителю. Но это означало лишь то, что христианское сознание Европы начинало понемногу разлагаться и оязычиваться. Культ прекрасной дамы и культ Горного Старца имеют общие черты. И трубадуры, и ассассины выражали стремление умереть ради самого главного в их жизни человека, забывая о том, что их жизнь принадлежит Богу и никому нельзя воздавать почести, которых достоин лишь Бог.

Но жеманное и манерное отношение трубадуров к ассассинам не могло возобладать в европейском сознании, потому что ужас перед живым язычеством был куда сильнее, чем склонность к поэтическим излишествам. На смену поэзии быстро пришло мифотворчество. Европа, заворожённая инфернальным кошмаром, который по большей части сама же и создала в своём воображении, все беды своего мира стала списывать на ассассинов. Вдруг неожиданно выяснилось, что «крестовый поход детей» — странное стихийное движение, погубившее множество юных европейцев — проделка Горного Старца. В 1212 году Винсент из Бове на полном серьёзе утверждал, что Горный Старец держал в плену двух пилигримов и не отпускал до тех пор, пока они не поклялись привести к нему детей из французского королевства. Воистину, кошмару не ведомы логика и здравый смысл.

Вскоре вошло в большую моду списывать на ассассинов чуть ли не все политические убийства, имевшие быть в Европе. 15 сентября 1231 года некто убил герцога Людовика Баварского. Как сказано в анналах Марбаха, «сделал это некий человек, из числа тех, кого посылает Горный Старец. Убийцу подвергли пыткам, чтобы он сознался, по чьему приказу действовал, но даже пытками не смогли ничего добиться». Очевидно, что не было ни одного доказательства причастности к этому убийству ассассинов, однако Кельнские анналы так же утверждают: «Этот самый Горный Старец, союзник императора, решил отомстить за многие несправедливости, которые герцог совершил по отношению к императору». Горный Старец, конечно, не был союзником императора Фридриха II, это чистый фантазм, а о существовании Людовика Баварского предводитель ассассинов вряд ли хотя бы слышал. Но грешить на ассассинов было так удобно и модно, что и сам Фридрих II решил задействовать этот миф в своих политических раскладах. В мае 1236 года Фридрих выдвинул обвинение против герцога Австрийского: «Замышляя против нашей души злодейство, он отправил своих посланцев к Горному Старцу, пообещав тому несметную плату, если тот расправится с нашим величеством». Про доказательства, как и всегда в таких случаях, лучше не спрашивать.