Страница 52 из 181
Но точно ли ал-Мустансир — не имам? Этот человек произвёл на него очень сильное впечатление, он выглядел настоящим повелителем. Но сейчас, вспоминая каждое слово, каждую интонацию, каждый жест халифа, Хасан постепенно пришёл к совершенно ясному выводу: ал-Мустансир — человек, лишённый настоящей внутренней силы. При более благоприятных обстоятельствах из него мог бы получиться неплохой царь, но всего лишь царь — не более. В нём не было достаточной силы для того, чтобы стать царём царей и повелевать всем миром. А нет силы — нет истины. Это совершено очевидно.
Как мог настоящий повелитель превратиться в раба этого жирного и тупого борова — Бадра? Ещё когда Бадр только начинал прибирать к рукам реальную власть, все его ходы можно было просчитать на несколько лет вперёд и уже тогда уничтожить. Мог ли подлинный имам, которому ведомы даже тайные замыслы Аллаха, не разгадать тайных замыслов этого примитивного животного? Сомнений больше не было: ал-Мустансир — не имам.
Но как такое возможно? Да очень просто! Хасана вдруг озарило. Убейдаллах, более века назад объявивший себя имамом, который вышел из сокрытия, и основавший фатимидский халифат, был заурядным самозванцем, и все его потомки, включая ал-Мустансира — самозванцы, даже если не подозревают об этом. Нет силы — нет истины. И думать тут больше не о чем.
Думать, однако, было о чём. Мир не может существовать без имама, как человек не может существовать без еды. Вывод прост — подлинный имам, Махди, до сих пор находится в сокрытии. Дано ли Хасану познать сокрытого имама, или он так и умрёт язычником? У Хасана есть сила, и она проложит ему дорогу к истине. Сам он не Махди, это ясно, иначе не было бы в его сердце этого всепоглощающего стремление служить Махди. Но сила! Не бывает бессмысленной силы. Впрочем, Аллах знает об этом лучше. И Аллах обязательно подаст ему знак, что делать дальше.
Хасан сидел на грязной тюремной соломе, прислонившись спиной к стене. Глаза его были полузакрыты, а губы еле слышно шептали арабские слова молитв. Время думать вышло. Пришло время молиться. Он погрузился в мистический транс.
Внезапно раздался страшной грохот. Хасан даже не вздрогнул. Открыл глаза и посмотрел прямо перед собой. У тюрьмы исчезла стена. Просто исчезла и всё. Впрочем, безо всякого волшебства. Стену разрушило нечто вполне земное, о чём говорила стоящая в воздухе пыль. Несколько крупных камней, каждый из которых мог бы превратить голову Хасана в кашу, упали у его ног, но ни один из них не задел его. Хасан спокойно встал и вышел на улицу. Из-под обломков торчали руки и ноги раздавленных стражников. Хасан осмотрелся. Это, оказывается, упал почти достроенный минарет рядом с новой мечетью. Хасан видел, как строили этот минарет. Тогда ещё он подумал о том, что египтяне — плохие математики, и расчёты, вероятнее всего, сделали не точно, минарет не будет устойчивым сооружением. Он может рухнуть. Что и произошло.
Хасан отряхнул одежду от пыли и спокойно зашагал прочь. Куда идти? Понятно, в порт. В Каире больше делать нечего.
— Куда идёт твой корабль? — спросил Хасан капитана.
— В Сирию, господин.
— Отвезёшь меня туда?
— Сколько господин заплатит?
— Что «заплатит»? — Хасан оставался в мире ином.
— Сколько денег даст мне господин, если я отвезу его в Сирию? — уточнил капитан, полагая, что перед ним иностранец, плохо его понимающий.
— Денег? — Хасан хорошо понимал речь капитана, но вопрос о деньгах показался ему странным, как если бы у него вдруг попросили тележку навоза. Почти не думая, он сказал:
— Если отвезёшь меня, никогда не раскаешься в этом до конца своих дней.
Капитан всмотрелся в благородные черты лица Хасана. Он решил, что перед ним какой-нибудь принц, решивший в простой пропылённой одежде незаметно исчезнуть из Каира. Слишком уж он спокоен, привык, видимо, приказывать. Такие люди не платят. Они награждают. И порою весьма щедро. Может подарить, например, драгоценный перстень — целое состояние.
— Располагайтесь на моём корабле, господин. Всё уже готово к отплытию.
Хасан никогда раньше не был в море, да и сейчас оно его не заинтересовано. Спокойная, гладкая, бесконечная поверхность. В море нет ответов. Горы — другое дело. Все ответы — в горах. Впрочем, сейчас море его устраивало. На этой беспредметной равнине ничто не отвлекало от молитвы.
Хасан не обратил внимания на признаки приближающейся бури, потому что не знал этих признаков. Что такое буря, он тоже не знал. Вскоре стало интересно. На равнине вдруг начали вырастать всё более и более высокие горы. Корабль бросало вверх и вниз.
Хасан крепко взялся за снасть и подумал: «Да здесь, оказывается, погибнуть гораздо легче, чем в горах». Хасан никогда не боялся смерти, но здесь и боятся было нечего. Ведь не для того же Аллах спас его из темницы, чтобы утопить в этой пучине. Корабль накрыло огромной волной. Хасан рефлекторно задержал дыхание и вскоре вновь спокойно выдохнул воздух. Потом опять накрыло. Неприятно, но терпимо. «Аллах смывает с меня пыль Каира», — подумал Хасан.
Корпус корабля начал трещать. Хасан видел вокруг себя искажённые ужасом лица. Он понимал этих людей. Они боятся смерти. Не хотят умирать. Такова их природа. Они не знают, что останутся живы сегодня.
Хасан услышал голос капитана, который держался за снасти рядом с ним и уже не отдавал команд:
— Ты прав, чужеземец. Мне не понадобятся твои деньги. Мёртвым они не нужны, — отважный моряк сохранял самообладание, но в его голосе звучали обречённость и бессилие.
— Сегодня мы не погибнем, — спокойно сказал Хасан.
— Ты умеешь приказывать морю? — скривился капитан.
— Я не приказываю. Я знаю. Мы будем живы.
Через полчаса буря стихла. Все, кто был на корабле, бросились вычерпывать воду — теперь это имело смысл. Хасан, всё такой же невозмутимый, стоял на прежнем месте и смотрел вдаль неподвижным взглядом.
Буря превратила Хусейна в животное. Он ползал по палубе на четвереньках, цеплялся за всё подряд, не разбирая, где чья-то нога, где мачта и дико выл. Его пинали, он даже не обращал на это внимания. Хусейн Каини был мужественным человеком и опытным воином, он давно забыл, когда в последний раз испытывал страх. Но Хусейн всегда сражался только с людьми, а эта буря. Кажется, что все шайтаны ада ополчились на них разом. И тут кто-то подхватил Хусейна под мышки, поставил на ноги и спокойно сказал:
— Крепко держись за снасть, иначе тебя смоет за борт.
Хусейн повиновался и посмотрел в лицо обладателя спокойного голоса. Лицо было удивительным, совершенно неподвижным. На нём не было ни отчаяния, ни растерянности, но и никаких тёплых чувств к Хусейну тоже не было. Казалось, этому человеку всё равно погибнет Хусейн или спасётся. И всё-таки он его спас. К Хусейну вернулось самообладание, рядом с удивительным незнакомцем он вдруг почувствовал себя в полной безопасности. Когда буря стихла, Хусейн был уверен в том, что именно незнакомец своим нечеловеческим хладнокровием остановил разгул стихии. Вместе с этим человеком он не задумываясь прыгнул бы теперь в адское пламя. Он искоса поглядывал на неподвижное лицо, желая начать разговор, но не знал с чего. Наконец решился:
— Вы, должно быть, опытный моряк?
— Впервые вышел в море, — незнакомец даже головы к Хусейну не повернул.
— Кто же вы, господин?
— Я? Хасан ас-Саббах.
«Хасан ас-Саббах», — пробормотал Хусейн себе под нос, словно титул, неведомый доселе, но самый высокий в мире. Каини был чутким человеком, он понял, что незнакомец отрекомендовался в полной мере, и любые расспросы не только не уместны, но и абсолютно лишены смысла. Неожиданно он принял решение:
— Меня зовут Хусейн Каини. Мы с друзьями хотели наняться на службу к эмиру Алеппо. Но теперь мы хотим служить вам. Только вам.
Хасан повернул, наконец, голову к Хусейну. Он ни сколько не был удивлён этим предложением, казалось, хотел лишь сделать некоторые уточнения: