Страница 118 из 181
— Господин командор, насколько могу судить, говорит не только о падении уровня боевой подготовки непомерно разросшегося Ордена, — вставил слово отец Августин. — Самое-то страшное было в том, что падал средний уровень религиозности тамплиеров. Не может быть такого большого количества хороших монахов, тем более — среди военных. Прошу прощения у господ офицеров, — отец Августин легко и церемонно поклонился Сиверцеву и Князеву, на что те улыбнулись. — Нечто подобное произошло с монастырями у вас в России накануне революции. Их стало слишком много, никто не пытался определить, сколько монастырей надо на епархию — два или двадцать? Когда стало 20 — в монастырях начали преобладать заурядные тунеядцы. Потому что земля, даже святая русская земля, не может родить такого большого количества хороших монахов. В итоге русское монашество себя опозорило — в толпах бездельников и пьяниц никто уже не мог рассмотреть добрых монахов, каковые по-прежнему были, но кто их видел в этой малопочтенной массе? А ведь на два-то монастыря в епархии и в эти скверные времена всё же набралось бы добрых монахов, и монашество по-прежнему оставалось бы светом миру. То же произошло и с тамплиерами к началу XIV века. Их тало так много, что, конечно, уже не любой из них был готов в любую минуту умереть за Христа, не каждый был хотя бы просто ревностным христианином, а думаю, что и монашеские обеты уже далеко не все соблюдали. Настоящих тамплиеров много не бывает. Разве может существовать целая тысяча таких орлов небесных, каковые сидят сейчас передо мной? — Все опять улыбнулись. — Это как с воздушным шариком. У каждого есть свой предельный размер, хотя это и не сразу очевидно, но если попытаться надуть его больше, чем надо — он просто лопнет, вот и всё, — отец Августин печально развёл руками, как тот ребёнок, у которого лопнул шарик.
— Батюшка совершенно прав, — продолжил почему-то повеселевший Дмитрий. — Итак, когда в Эфиопии собрались уцелевшие от разгрома тамплиеры, они решили на веки вечные ограничить численный рост Ордена первоначальным числом — 9 рыцарей. В Лалибеле тогда оказалось несколько десятков рыцарей, но они решили не принимать в Орден ни одного нового, до тех пор пока их ввиду естественной убыли не останется 8 человек. Тогда принять одного. Постепенно сложилась структура, которая существует сейчас и будет существовать, с Божьей помощью, до скончания времён.
— И всё-таки обидно, что многие рыцари, вполне достойные стать полноценными тамплиерами, так и не получают белого плаща. Несправедливо, — заметил Сиверцев.
— Во все века у всех народов такие обиды приводили к размыванию и исчезновению элит. Мы не стремимся быть справедливым, мы стремимся сохранить Орден, и нам это вот уже пятый век удаётся. Тамплиеры остаются людьми особыми, уникальными. Прошу прощения за то, что вынужден говорить в том числе и про самого себя, — жёстко заключил Князев.
— Но не маловато ли нас для осуществления сколько-нибудь серьёзных задач?
— Человечество, Андрей, входит в век спецназа. Грандиозных столкновений миллионных солдатских масс больше не будет. В наше время почти любая задача на карте мира может быть решена несколькими группами хорошего спецназа, после чего остаются лишь полицейские задачи.
— Которые будут непосильны для Ордена.
— Так ведь мы и не боремся за власть над всем миром или над какой-либо конкретной страной. Кроме того, в случае необходимости, мы сможем поднять не одну сотню человек, а это уже страшная сила. В ряде стран существуют национальные подразделения, не принадлежащие к Ордену, но связанные с нами некоторыми ниточками, порою незримыми для них самих. Это, например, православные самураи Японии — прекрасные воины, хорошие христиане, не всегда монахи, но есть и монахи среди них, хотя рыцарей, конечно, нет. А посмотрел бы ты на эфиопских белых монахов-воинов. Боевые монахи — это национальная традиция Эфиопской Церкви. Люди не совсем нашего духа, поэтому они и не тамплиеры, но придёт день, когда будет не до нюансов, и тогда они будут с нами. С персидскими «тиграми» Шаха ты лично знаком. А есть ещё Арабский православный легион. Это, в известном смысле, тамплиерские туркополы — не совсем наши, но близкие нам, в определённый момент готовые действовать единым фронтом с Орденом Христа и Храма. Мы помогаем им организоваться, иногда даём оружие, порою ставим задачи или, напротив, предостерегаем от некоторых действий.
— А в Европе есть группы, связанные с нашим Орденом?
— Нет. Ни одной. Ты знаешь, у нас в Ордене все — европейцы, но это отдельные свободные личности, которые теми или иными путями вышли на Орден, или мы на них вышли, но в самой Европе нет ни одной организованной группы, которая сплотилась бы вокруг военно-монашеского идеала, при этом продолжая твёрдо стоять в христианской вере.
— Да я уж посмотрел историю храмовничества.
— Вот-вот. Под названием «храмовников» Европа в изобилии порождает группы интеллигентов-мистиков, злобных неонацистов, сатанистов-головорезов. Если и появляется организованная христианская инициатива, то это нечто вроде «Опус Деи» — структура деятельно-активная, но решительно далёкая от воплощения военно-аскетических христианских идеалов. Старушку через дорогу они, ради Христа, конечно, переведут, но готовы ли они умереть за Христа? Слишком комфортно устроились в этой жизни. Воинские добродетели в современной Европе — самые непопулярные. Нечто хотя бы отдалённо напоминающие Орден Храма там сейчас не может родится, а искусственно насаждать такие вещи нельзя, если не хочешь получить на выходе клоунаду. В Европе всё ещё есть настоящие христиане, но там больше нет рыцарей, точнее — последние весьма немногочисленные рыцари Европы не проявляют способности к самоорганизации. Враждебная рыцарско-христианским идеалам общественная атмосфера не позволяет им не только сплотиться, но даже и реализоваться на уровне личности, не позволяет в достаточной мере познать свою рыцарскую суть. Только, попадая в наш Орден, они начинают понимать самих себя. Так было с любым из нас, да и на собственном примере ты это хорошо знаешь.
— Но почему же рыцарско-монашеский идеал в Европе заглох при наличии хороших христиан, а порою и не плохих воинов?
Сэр Эдвард Лоуренс, во всё время разговора слушавший братьев с таким живым интересом, как будто все это объясняли ему, но не проронивший ни слова, подал, наконец, голос:
— Солдатчина, мой друг. Последних рыцарей Европы добивает солдатчина.
— Но разве солдат не может быть хорошим христианином, а христианин — хорошим солдатом?
— Да сколько угодно, — сэр Эдвард невозмутимо поднял бровь. — Солдат только рыцарем стать не может, а Европа уже не в состоянии представить себе военного в ином образе кроме солдатского.
— Да, мы как-то говорили об этом с командором Князевым, но я до сих пор достаточно смутно представляю себе принципиальную разницу между рыцарем и солдатом.
— Это просто. Когда-то власть в Европе принадлежала военной аристократии, сейчас она принадлежит торговой олигархии. Военная аристократия, одухотворённая христианством, выработала идеал благородного и великодушного «защитника вдов и сирот». Это и есть рыцарский идеал, в основе которого — готовность принести себя в жертву, защищая слабых. Торгашам это, мягко говоря, не близко.
— Но торгаши были всегда.
— Безусловно. Только раньше они были подчинены военным, игра в целом шла по благородным воинским правилам. Потом буржуазия захватила власть и теперь военные ей подчинены. Игра идёт по правилам торгашей, первейшее из которых: «Не обманешь — не продашь». Если идеал рыцарской аристократии — защита вдов и сирот, то идеал буржуазии — выжимание из вдов и сирот последних соков с целью личного обогащения. А военные, теперь подчинённые буржуазии, обслуживают её интересы. Вот это и есть солдаты. Не случайно даже слово «солдат» происходит от названия монеты — «сольдо», то есть это человек, воюющий за деньги. Буржуазия платит солдату за то, чтобы он силой оружия обогащал своих хозяев.