Страница 42 из 156
Могущественные воины, облачённые в энергетическую броню! От одной только мысли, что это не метафора, не фэнтези, а самая что ни на есть живая реальность, душу Андрея охватил светлый восторг. Он стоял на пороге великой тайны храмовников.
Высочайшая духовность тамплиеров делала их чужими даже в том мире, который был куда религиознее нашего. И чем более Европа удалялась от Христа, тем более чужими становились для неё тамплиеры. Последнему магистру Ордена Жаку де Моле пришлось констатировать это уже в кандалах: «Всем известно, что некогда народы проявляли великое рвение в делах веры, однако ныне это совершенно переменилось, ибо большинство людей скорее расположены брать от религии, чем отдавать ей».
Тогда же де Моле сказал: «В мире нет церквей, где бы с большим благоговением служили мессу, чем в церквях тамплиеров». Да одно только это уже делало их чужими среди королевских прихвостней. Подчёркнуто-благоговейного отношения к церковному богослужению было вполне достаточно для того, чтобы вызвать у придворной камарильи настороженно-враждебное отношение и спровоцировать слухи о страшных тамплиерских тайнах.
Тамплиерское отношение к крестовым походам тоже понемногу превращалось в тайну. Их совершенно иррациональное стремление, во что бы то ни стало, отвоевать Святую Землю в начале XIV века уже никто не мог понять. Два духовно-рыцарских Ордена из трёх после потери Палестины неплохо устроились. Тевтоны — в Пруссии, госпитальеры — на Родосе. Только тамплиеры, как и 200 лет назад, по-прежнему рвались ко Гробу Господню. Это упрямство храмовников, конечно, порождало самые скверные предположения. Кому могло придти в голову, что тамплиеры просто очень любят Господа нашего Иисуса Христа и благоговеют перед землёй, по которой Он ходил?
Простой рыцарь-тамплиер Эмери Лиможский в 1310 году, сидя на грязной тюремной соломе, уже после инквизиторских пыток, писал свою молитву: «Господи, Твоему христианскому народу дай жажду и силу достичь той Святой Земли, где Ты родился в нужде, где Твоё милосердие искупило наши грехи, где Твои чудеса служили нам наставлением. Помоги нам освободить её по Твоей милости и владеть ею. Да исполним мы Твоё повеление и Твою священную волю».
Андрей уже немало прочитал о невероятной жестокости крестовых походов. Он знал о том, как рыцари купались в крови мирного населения, занимались грабежами и, ради новых земель, воевали друг с другом, совершенно забывая о вере, которая привела их сюда. Всё это было, но было не только это. Почему современные историки не замечают возвышенно религиозных порывов таких чистых душ, как тамплиер Эмери? Впрочем, они замечают, но они не верят, полагая свой скептицизм признаком великой мудрости.
В наш век легко прослыть мудрецом, достаточно лишь смеяться над чистой верой романтиков-идеалистов, любые действия неизменно объясняя выгодой. Каждый видит в других только то, что есть в нём самом. Люди, которые видят в крестовых походах только кровавые грабежи, вероятнее всего, и сами не руководствовались бы в своих действиях ни какими иными мотивами, кроме шкурного интереса. Понять стремления таких людей, как тамплиер Эмери, могут только искренние христиане. Христианину не надо объяснять, каким это образом тамплиеры могли оставаться идеалистами среди разбойников, делая, казалось бы, общее с ними дело. Ведь жизнь любого христианина в любую эпоху строится именно на этом стремлении: жить с волками, но не выть по-волчьи.
К тому же любой христианин понимает: в духовной сфере подделки не проходят, искреннюю религиозную веру никакой актёр не в состоянии изобразить. Лицедею-безбожнику просто неизвестно, в каких чертах проявляет себя религиозный дух, а потому, пытаясь изобразить порыв веры, он будет изображать лишь собственные о нём представления, весьма далёкие от действительности. Слова молитвы мученика-тамплиера Эмери не оставляли никакого сомнения в том, что они написаны искренним христианином: «Милосердный и сострадательный Спаситель, смиренно молю Тебя и прошу просветить меня, освободить и сохранить со всеми братьями Храма и Твоим христианском народом».
До чего же докатилась Западная Европа к XIV веку? Инквизиция папского Рима, словно это по-прежнему был языческий Рим, пытала и сжигала лучших христиан своей эпохи.
Когда на пороге его комнаты появился плутовато улыбающийся отец Августин, Андрей сразу же и без запинки выпалил:
— Отец Августин, я прошу принять меня в Орден нищих рыцарей Христа и Храма!
Непонятный священник, казалось, был близок к тому, чтобы расхохотаться:
— Торопыга ты, Андрюшка! То-ро-пы-га! Кажется, так это звучит по-русски?
— Вы считаете, что мне пока рано думать о вступлении в Орден?
— Нет, отчего же. Думать об этом — самое время для тебя. Вступать рано. Впрочем, твой искренний порыв я весьма и весьма приветствую, мой прекрасный друг. Похоже, что по внутреннему складу ты наш человек, орденский. Только мало ли что на что бывает похоже? Ты пока не представляешь, какая жизнь ждёт тебя в Ордене. Благодать коснулась твоего сердца, ты счастлив, но это пока только призывающая благодать.
— Что это значит?
— Людям, которые приходят ко Христу, Он дарует совершенно особое, благодатное ощущение счастья. Этим наш Спаситель призывает к Себе, показывает, к чему надо стремиться. Некоторые новоначальные христиане полагают, что отныне и до самой смерти они будут такими же счастливыми, но это вряд ли. Большинству из них вскоре предстоит пройти через ужасающий душевный мрак.
— Но зачем так?
— Представь себе любящего отца, который учит своего маленького сынишку ходить. Он держит младенца подмышки, чтобы тот ощутил радость ходьбы. Младенец счастлив, он думает, что уже самостоятельно ходит. Тогда отец перестаёт его поддерживать, чтобы тот действительно научился ходить, теперь уже зная, как это здорово. Нетрудно представить, что тогда начинается: падения, синяки, слёзы и что самое страшное — обиды на отца. Так же и с новоначальными христианами. Тебе ещё предстоит вытерпеть падения и боль, может быть, сильнее прежней. Ты должен будешь уберечь свою душу от обиды на Отца Небесного и понять, что через горнило страданий Он действительно ведёт тебя к тому счастью, которое уже дал тебе почувствовать. Любовь к Отцу Небесному по-настоящему проявляется не тогда, когда Он кормит тебя сладкими конфетками духовных радостей, а тогда, когда Он тебе в них отказывает.
— Но почему же отказывает?
— Да что бы не появился у тебя духовный кариес! Как будто ты не знаешь, что много сладкого — вредно. А мы, порой, как дети, обижаемся на Бога за то, что Он не хочет нас одними конфетами кормить. Чудо, которое даровал тебе Господь — та же самая духовная конфета. Это чудо — вовсе не признак твоей особой избранности, это, может быть, даже признак твоей особой слабости. Ты, может быть, и любить без конфет не способен?
— Ну уж вы так сразу.
— Нет, нет, Андрюшенька, я вовсе не выношу тебе приговор. Я просто ничего не знаю. Только Бог видит твою душу и только Ему известно, для чего ты создан, а для чего — не очень. Это обязательно проявится, но пока Господь ещё не открыл Свою волю, так что со вступлением в Орден лучше повременить. Тебя же отсюда не гонит никто. Мы просто посмотрим, чего ты стоишь без конфет. А желанию твоему стать нашим братом я рад сердечно и обязательно доложу об этом великому магистру.
— Магистр знает обо мне?
— Конечно же, Андрюшенька, конечно же! Наш магистр, как любящий отец, искренне переживает о всех несчастных детях века сего. Обо всех, кто хоть ненадолго попал в Секретум Темпли, он знает больше, чем все спецслужбы мира вместе взятые. Случайно сюда никто не попадает, однако, не все здесь остаются, и мы это учитываем.
— Доложите о моём желании магистру именно вы, а не Дмитрий?
— Ты ведь знаешь, что тамплиеры — в первую очередь монахи, а уже во вторую очередь — воины. Значит и вопрос вступления в Орден касается прежде всего священника. Впрочем, чистить картошку у нас на кухне ты можешь начать хоть сейчас.