Страница 39 из 156
— Не думаю, что во мне есть нечто особое.
— Не гордись, не гордись. Каждый человек — особый, только особенности разные. А я ведь, Андрюша, никогда такого не видел, но я даже слышать об этом счастлив. Святой Грааль в неземной своей славе. Это и есть главная святыня тамплиеров — главная святыня всех христиан. Святой Грааль — Чаша со святыми Дарами. Единственное сокровище тамплиеров — Господь Иисус Христос. Возблагодарим же Господа, Андрюша, за великую оказанную нам милость.
В опустевшем храме они вдвоём встали на колени лицом к алтарю и молились вместе, но каждый по-своему. Когда они поднялись, отец Августин сказал:
— Я понял, Андрюшенька. Сегодня на литургии ты вместе со всеми причастился. Только не устами, а глазами. Это не важно для Бога. Душа причащается невещественно. Мы бы тебя к Чаше, конечно, не допустили без особой подготовки. Но Господь сам даровал тебе причастие. Ему ведомо, кто готов.
— Отец Августин, я хотел бы побольше узнать об этом. В чём суть причастия? Почему вы называете Чашу Причастия Святым Граалем? О религиозной стороне жизни тамплиеров тоже хотелось бы узнать побольше.
— Приветствую твоё благочестивое желание, добрый юноша. Вот только не знаю, с чего бы нам начать. Вечные истины, как и сама вечность, не имеют начала. Пожалуй, довольно уже на сегодня. Я болтлив, а тебе это сейчас не надо. Проведи остаток дня в уединении и богомыслии. Затворись у себя. Я тебе книжек пошлю. Закладочки сделаю. Почитай о том, какими добрыми христианами были наши славные средневековые тамплиеры. Завтра утром встретимся, и я раскрою тебе нашу самую главную тамплиерскую тайну. Трепещешь, чувствуя дыхание древней тайны? — отец Августин опять заискрился плутовской улыбкой, видимо, способность говорить серьёзно лишь ненадолго посещала его.
Известно, что крестовые походы были вызваны экономическими причинами. Религия была для рыцарей лишь оправданием их грабительских устремлений. Прикрываясь именем Божьим, эти разбойники творили неслыханные злодеяния. Часть рыцарей объявила себя монахами, чтобы не только грабить, но и эксплуатировать простых тружеников, используя религиозные предрассудки. Всё это просто, понятно и хорошо известно каждому образованному советскому человеку. Эти нехитрые аксиомы Андрей встречал в сотнях исторических книг и сам никогда не сомневался в том, что рыцари-грабители только прикрывались религиозной верой.
Сейчас Андрей спросил себя: чем же «прикрывались» они, доблестные советские воины, проливавшие реки крови примерно в тех же краях, что и средневековые крестоносцы? В коммунистические идеалы почти никто из них не верил, а от Бога они отреклись радостно и добровольно. Если же человека, ни во что не верящего, по уши погрузить во вражескую кровь, он либо превращается в циничное чудовище, либо становится психическим инвалидом, от чего сам Андрей был весьма недалёк.
То что они вытворяли здесь, в Африке, можно было делать только во имя чего-то гораздо более высокого, чем повседневность с её убогой заботой о куске хлеба. Андрей подумал: если бы русские пришли в ту же Сирию, на Святую Землю, с Богом в душе и во имя Божие — ведь по-другому бы воевали! Так зачем же их обманывали, утверждая, что Бога нет? Хотя, никто их не обманывал, просто вожди сами ни во что не верили и ни к чему высокому не стремились. И советские историки не могли увидеть в крестовых походах ничего, кроме жажды лёгкой наживы, потому что побудительные мотивы верующих людей может понять лишь тот, кто сам верит ну хоть во что-нибудь высокое. Искренние мусульмане, к примеру, даже пылая ненавистью к христианству, всё же вполне могут понять столь же искренне верующих христиан.
Об это Андрей подумал, читая свидетельства мусульманских историков о тамплиерах. Например, Аль Харави в трактате о воинских хитростях предупреждал Саладина, что необходимо «опасаться тамплиеров, ибо эти монахи одержимы в своём религиозном рвении и не обращают внимания на то, что происходит в остальном мире». Мудрый араб хорошо понимал могущество Истинной Веры, позволяющей с лёгкостью игнорировать всё что «происходит в остальном мире». Живущий мелочными страстишками «остальной мир» можно было просчитать на сто ходов вперёд. С «остальными» можно было договориться, их можно было подкупить, но ничего нельзя было поделать с «религиозным рвением» несгибаемых тамплиеров. Храмовников можно было только убивать, что Саладин и делал самым добросовестным образом, всех остальных рыцарей отпуская за выкуп.
Саладин сам вёл войну не ради бренных благ, не ради золота и территорий. Он делал джихад. Он считал себя воином Аллаха. Саладин прославился великодушием к побежденным христианам, но это, может быть именно потому, что не считал их настоящими христианами. Только пылающие верой тамплиеры были ему достойными противниками.
Андрей вспомнил второй опус Дмитрия про Жерара де Ридфора и углубился в описание Хаттинской битвы из мусульманской «Книги двух садов». Он был потрясён. Псевдоисторики до сих пор пытаются утверждать, что под Хаттином обессилевшие от жажды рыцари сдавались Саладину почти без боя. А вот придворный летописец Саладина искренне восхищался мужеством тамплиеров и всех крестоносцев: «Зной обрушился на закованных в латы людей, но это не умерило их боевого пыла. Жар неба только разжигал их ярость. Марево миражей, муки жажды, раскалённый воздух и ожесточение сердец сопровождали атаки рыцарской конницы, которые следовали одна за другой. Несмотря на мучившую их жестокую жажду, они оставались такими же терпеливыми, стойкими, надменными и ожесточённо шли в атаку. Поначалу они почувствовали себя ослабевшими, но затем снова воспряли духом. Они не только не сдались, напротив, они усилили натиск и проникли в наши ряды.».
Дорого стоит такая похвала из уст врага. Не надо сомневаться: араб восхищался тамплиерами, потому что сам был исполнен искренней веры. А современные европейцы отрицают подвиги храмовников, потому что не верят в Бога. Впрочем, араб не только восхищался тамплиерами, но и пылал к ним столь же искренней религиозной ненавистью. Следующие его слова были замешаны на редкостном бешенстве и злорадстве: «Поклоняющиеся Троице подверглись в этой жизни тройному пламени: огню горящего луга, огню сжигающей их жажды и огню разящих стрел».
Прочитав это, Андрей почувствовал боль, какую испытывает любой христианин, когда слышит насмешку над Святой Троицей. Вот теперь он понял, за что с таким нечеловеческим мужеством сражались тамплиеры! За то, чтобы никто и никогда не смел глумиться над верой христианской, даже если у кого-то иная вера или вовсе никакой. Он мысленно обратился к арабу-летописцу: «Ещё неизвестно, в каком огне теперь горишь ты сам».
Джихад был настоящей вселенной огня. В той же «Книге двух садов» многомудрый араб, словно от дыма, задыхаясь от злорадства, рассказывал про осаду тамплиерского замка в 1179 году: «Пламя объяло последнее убежище оборонявшихся. Тамплиер, командовавший гарнизоном, бросился в огонь, чтобы не сдаваться в плен. Он сразу же перешёл из пламени земного в огонь вечный».
Андрей представил себе одинокого израненного тамплиера, который бесстрашно погружается в бушующую пучину пламени, и всей душой почувствовал: те, кому уготовано пламя ада, и на этом свете больше всего будут бояться огня — кошмарного прообраза адских мучений. Но храмовник, прощаясь в жизнью, не испугался огня, предчувствуя прохладу Царствия Небесного. Ошибся араб. Жестоко ошибся. Его собственная озабоченность образом огня вряд ли предвещает ему на том свете прохладу.
Порою воинам ислама открывалась истина. Если верить их собственным источникам, они вполне допускали, что среди тамплиеров может сражаться святой Георгий Победоносец. Без помощи Небесного Воина сарацины не знали как объяснить нечеловеческую храбрость тамплиеров. Так может быть, враги нашей веры были правы?
Но даже сверхъестественное боевое мужество тамплиеров кажется не столь уж поразительным по сравнению с тем, как мужественно они принимали смерть в плену. Уже в начале XIV века на процессе по делу тамплиеров генуэзский дворянин Персиваль де Мор поведал о группе храмовников, попавших в сарацинский плен и выбравших смерть, когда им предложили свободу в обмен на вероотступничество. Если учесть время этого свидетельства, значит и через сто лет после Саладина тамплиеры так же мужественно умирали за веру. Орден сумел удержаться на высоте своих идеалов в течение очень длительного исторического периода. А ведь как часто сообщества, создаваемые во имя самых высоких идей, всего лишь через пару десятков лет превращались в своры жалких карьеристов. Орден Храма не «выдохся» за полтора века!