Страница 138 из 156
— Благородный рыцарь, позвольте поднести вам этот плащ, как скромную дань любви и уважения к великому и прекрасному Ордену Храма.
Только сейчас Эмери заметил в руках у девушки аккуратно свёрнутый тамплиерский плащ. Он механически взял протянутый ему свиток и, не отрывая взгляд от прекрасных глаз, дрогнувшим голосом спросил:
— Кто вы, прекрасная сеньора?
— Дочь погибшего тамплиера. Я шью для братьев-храмовников плащи и туники. Это — в память о моём любимом отце, но не только. Моя любовь к почившему отцу неотделима от любви к Ордену Храма. Что ещё я могу делать для Ордена? Только шить. А сейчас мне захотелось сделать что-нибудь необычное. Обратите внимание, благородный рыцарь, на крест на этом плаще — он не пришит из красного полотна, а вышит китайским шёлком.
Эмери стало неловко от того, что он до сих пор не взглянул на подарок. Плащ был свёрнут красным крестом наружу. Этот крест действительно был необычным — вышитый разными оттенками красного шёлка, он переливался и словно пламенел.
— Как вы думаете, у меня получилось? — робко спросила девушка.
— Это чудо, — восхищенно вымолвил Эмери. — Ни у одного тамплиера нет такого плаща. Но почему — мне?
— Я решила вручить этот дар первому рыцарю, который сегодня поутру выйдет из ворот Тампля. Это оказались вы. Обещайте, благородный рыцарь, что наденете этот плащ в первый же бой.
— Ах, сеньора, от плаща после боя останутся одни лохмотья. А ведь он — драгоценный, вы вложили в него столько любви. Лучше я буду надевать его в особо торжественных случаях.
— Хорошо. Вам виднее.
— Вот только, сеньора. Я должен буду испросить благословение на ношение такого плаща. Может быть, и не благословят. Тогда я сдам его смотрителю одежд. Такой плащ подобает скорее великому магистру, чем скромному командору пустыни.
— Мой отец тоже был командором. Пусть всё будет так, как благословит Господь.
Девушка заметно погрустнела. Эмери тоже. От растерянности он задал совершенно неуместный вопрос:
— Где же вы живёте, прекрасная сеньора?
— У дядюшки. Он очень добрый. Сначала я хотела уйти в монастырь, а потом решила подождать и побыть пока поближе к Ордену, стараясь хоть чем-то быть для него полезной. Пообещала Пресвятой Богородице соблюдать монашеские обеты. Мой дядя — человек не бедный, но я ем только то, что едят в монастырях. Вы не подумайте, рыцарь, я живу по-монашески.
— Не сомневаюсь, прекрасная сеньора. От всей души благодарю вас за чудесный подарок. Да пребудет с вами милость Господа нашего Иисуса Христа и Владычицы нашей Пресвятой Богородицы. Помолитесь за нас, грешных… сегодня в полдень.
— Хорошо, — просто сказала девушка, и они раскланялись.
Они назначили свою операцию на полдень — самое «мёртвое» время в Палестине, когда всё живое замирает. Это до известной степени гарантировало, что Ходжа будет в своём логове. Полуденным зноем так же можно было объяснить, почему караван идёт по дну каньона.
Своих скалолазов, перед тем, как они начали спуск в трещину, Эмери напутствовал:
— Молитесь, братья, непрерывно. Ни на секунду не останавливайте молитвы.
Все согласно кивнули. Этих людей не надо было учить ставить ногу и закреплять на себе оружие. Они всё сделают идеально, но именно благодаря большому горному опыту, каждый из них понимал — в горах гарантий нет. Невозможно всё до такой степени предусмотреть, чтобы ни один камушек под ногой не тронулся с места. Они вверяли свою судьбу в Божьи руки, а тут уж нет лучшей страховки, чем молитва.
Трещина была весьма широкой, двигаться здесь можно было свободно. Эмери не уставал благодарить Господа за то, что на их пути встречалось большое множество естественных ступенек — надёжных и крепких. Могло не оказаться ни одной. Сегодня Господь явно был с ними.
Вот уже начали подъём. Это всегда легче. И тут Эмери увидел на почти отвесном и голом склоне ярко-красный анемон — цветок весенней пустыни. На суровом потрескавшемся камне это маленькое нежное создание выглядело настоящим чудом. Эмери вспомнил девушку, которая сегодня утром подарила ему плащ. Он так и не спросил её имя. Как же он будет теперь за неё молиться? Командор решил, что будет молиться за «ту девушку», ведь она известна Господу. «Сколь же велик наш Господь, создавший такую красоту», — восторженно подумал Эмери. Он и сам не знал, чью красоту имел ввиду — девушки или цветка. Его рука уже потянулась к анемону, но он удержался от бессмысленного действия.
Когда Эмери жил в Европе, он был ещё ребёнком, и девчонок не замечал просто потому, что с ними невозможно было играть в мальчишеские игры. Впервые он обратил внимание на девушек уже в Антиохии. Этот город стал для него волшебной сказкой, и симпатичные соседские девчонки так же казались ему волшебными, сказочными существами. А ведь до сказки нельзя дотрагиваться руками. Иначе она исчезнет, и всё вокруг опять станет серым и обыденным. Сказкой можно было только восхищаться, а поскольку Бог — Творец всего прекрасного, значит надо благодарить Его за волшебные минуты лицезрения прекрасных созданий. Это отношение к девушкам закрепилось в его душе. Он благодарил Бога за то, что на несколько мгновений получил возможность утонуть в прекрасных фиалковых глазах. Он знал, что эти мгновения никогда не повторятся, но всегда будут с ним. И про анемон в ущелье он всегда будет вспоминать.
В горах нельзя думать о том, куда ставить ногу, за что взяться рукой. Желательно вообще отключить сознание, полностью доверившись интуиции. Начнёшь думать — тебе конец. Лучше — о чём-нибудь постороннем, а руками и ногами пусть управляет Господь, не надо Ему мешать.
Один за другим они втянулись в заросли кустарников у самого входа в пещеру. Всё было, слава Богу, совершенно бесшумно. Теперь надо замереть в абсолютной неподвижности, может быть, на несколько часов.
Однако, не прошло и 15-и минут, как он услышал внизу звуки копыт. Одон со своими подтянулся гораздо раньше, чем можно было ожидать. Хорошо, что они успели. Сегодня, воистину, Господь всё взял в Свои руки. Было даже странным, насколько точно исполняется их план. Вскоре послышался крик дозорного бандита. Несколько воинов выскочили на площадку перед входом в пещеру и тут же вновь исчезли. Появились они уже с оружием, потом ещё группа, потом ещё. С дикими воплями вниз, на встречу тамплиерскому каравану, понеслось не меньше полусотни бандитов.
Сердце Эмери похолодело. Здесь не больше половины банды. И Ходжи явно не видно. Неужели остальные во главе с предводителем где-то в другом месте? Тогда дальнейшее не имеет смысла. Даже перебив всю эту полусотню они ничего не добьются. Ходжа так и останется кошмаром пустыни.
Эмери очень хотел броситься на помощь Одону и его людям, но пока не исчезли последние шансы на то, что их план сработает, этого нельзя было делать. Бой на дне каньона уже шёл в полную силу. Бандиты атаковали очень странно — всеми силами прямо в лоб. Это было совершенно на них не похоже — они оставляли каравану путь к отступлению. Должны же они понимать, что любой командор тамплиеров в такой ситуации оставит отряд смертников прикрывать отступление, а опытные возницы тем временем успеют увезти с поля боя телеги с ценностями. Тамплиеры всегда будут спасать золото, а не свои жизни. Почему же люди Ходжи не боятся упустить добычу? Или они поняли, что караван — пустышка, и битва пойдёт не за добычу, а на истребление? Тогда тамплиерам действительно ни к чему перекрывать путь к отступлению. Они и так ни за что не отступят.
Да, бой разгорался именно по этому сценарию. Рыцари Одона, переодетые в чёрные сержантские туники, стояли насмерть и телеги не отводили. Преимущество врага было менее, чем троекратным, обычно в таких ситуациях тамплиеры побеждали, но у Ходжи были особые воины — каждый стоил тамплиера. И всё-таки бандиты падали один за другим. Это удручало. Если рыцари Одона победят, Эмери останется лишь спуститься вниз и поздравить брата с… полным провалом операции.