Мифическая Средневековия

— Спасибо.

— Пока не за что. Хорошо. Что ж, отправляйся за своими товарищами. Мы будем ждать вас здесь.

— Мы, возможно, приедем подъем только ближе к завтрашнему вечеру.

— Вот и отлично, а мы пока отдохнём и поохотимся. Правда, девочки?

— Да, Дания.

— Верно, Дания.

— Конечно, Дания.

Катарина полетела обратно, с полным коробом отличных новостей.

Наступила следующая ночь. Они подъехали несколько часов назад, но амазонка уже сама приняла решение не трогаться с места до следующего утра. И, вот, теперь все окружающие погрузились в глубокий сон, Катарина подошла к сидевшей, как каменное изваяние в отблесках костра, Дании. Женщине, наверное, было немного за тридцать, а, может быть, и уже около сорока. Красивая, пожалуй, даже очень, ничего не скажешь. Длинные чёрные волосы заплетены в две толстые тугие косы, в которую вплетены на конце каждой, не заколка, не резинка и не бант, а цепочка с двумя железными шариками-шипами, точь-в-точь булава, только во много раз меньше. В волосах тончайшая золотая корона, а может и позолочённая. Уши проколоты, серёжки маленькие и неброские, хотя каждая снабжена крошечным камешком голубовато-фиолетового цвета, наверное, аметистом. Катарина не блистала знаниями о камнях.

Верхнюю часть тела обтягивал лиф, кожаный с металлическими вставками. Он клином сходился к пупку. Обнажённый её живот был настолько плоский, брюшные мышцы настолько подтянуты, что можно было поставить под сомнение весь тот факт, что она вообще хоть что-нибудь употребляет в пищу, а питается лишь только святым духом. Возможно, такое сомнение и зародилось бы в Катарининой душе, если бы она сама не видела за ужином, как эта самая Дания с таким удовольствием уплетала один кусок жареного мяса за другим. Далее шла небольшая кожаная юбочка, сантиметров на десять не доходящая до колен, под которой при глубоком наклоне виднелись коротенькие кожаные шортики. На предплечьях были широкие металлические браслеты, которые извивались в форме то ли золотого дракона, то ли змеи и доходили до самого локтя, к каждому крепился небольшой кинжал с такой же драконьей ручкой. На ногах были то ли сапоги, а то ли шнурованные босоножки, являя собой, говоря словами Катарины, ядерную смесь кожи и металла. Они доходили до самых коленей и сплошь состояли из резьбы, дырочек и закорючек, завитушек и выпуклостей. На каждой голени так же было закреплено по кинжалу. Меч в широких ножнах, несколькими минутами ранее висевший на поясе, и колчан со стрелами, в данный момент мирно покоились у ног воинственной хозяйки, не терявшей при всём при этом своей женственности. И даже, наоборот, в какой-то мере эти атрибуты войны добавляли в её облик толику сексуальности и даже сексапильности.

Девочки также имели по две косы с металлическими наболдажниками. А вовремя недавнего боя у Катарины была возможность воочию увидеть, как они умело ими пользуются. Такой же лиф-амазонка, обвивающий их змейками вокруг шей, юбочка-шорты и сапоги, та же причёска, та же одежда, то же оружие, та же смесь кожи и металла. Одним словом сразу угадывалась та же порода. Но одно различие всё же имелось. На шее Дании, висела золотая цепочка, а на ней золотой медальон в виде миниатюрного топорика, Катарина где-то слышала, что это амулет воительниц — лабирис. У девочек на шее такового не было, из чего следовало, что они пока ещё не заслужили этой величайшей чести.

Катарина опустилась рядом.

— Хочешь поговорить? — Не шелохнувшись, произнесла Дания.

Если бы Катарина не слышала её голоса ранее, то очень бы усомнилась, что эти слова произнеслись именно ею, столь неподвижной и невозмутимой она казалась, будто и не слышала о приближении своей спутницы.

— Хотелось бы.

— Хочешь получить ответы на интересующие тебя вопросы?

Её губы не проронили не звука, каменные уста не шелохнулись. Катарина с сомнением заглянула ей в лицо, на котором играли неровные блики костра, и решила для себя, что на этот раз не пропустит мгновения, когда губы амазонки придут в движение.

— Да.

— Ну, задавай. — Она попыталась скрыть, проскользнувшую было улыбку, но уста её по-прежнему оставались недвижимыми.

— Кто были те люди, что напали вчера на девочек?

— Лапифы. — Повседневно сказала Дания, то, что Катарина уже итак слышала ранее. Она повернулась к собеседнице и её губы наконец-то зашевелились. Но, увидев по удивленному лицу недоумевающей девушки, что это слово ей ни о чём не говорит, продолжила. — Их земли находятся между Кентаврией и Амазонией. Не знаю, что им надо было в наших краях, хотя и могу догадываться. Думаю, эти собаки чувствуют, что скоро у нас открывается охота на мужчин, вот и решили, наверное, одним махом и свою тягу к войне удовлетворить, а заодно и нашим девочкам крылышки укоротить, шакалы. — Её глаза блеснули ненавистью, которую рьяная представительница злостного матриархата и не скрывала к лицам мужского пола, считая их не чем не лучше, а если уже быть откровенно честными, то даже значительно хуже своих единорогов и дьявольских псов. — Вообще-то они очень редко появляются на наших землях, главным образом враждуя с кентаврами. Всё не могут поделить своих женщин, которых-то и женщинами, по-моему, мнению назвать нельзя. Что это вообще за женщина, если она живёт по указке так называемого мужа? Стыд и срам для нашего рода. — Она нахмурилась, что, однако, не лишило её привлекательности. — В этом году мы не собирались их трогать, но они сами напросились, тем самым, подписав себе смертный приговор, — она жёстко ухмыльнулась, и в её глазах зажёгся дьявольский огонёк. — Они очень сглупили, напав на наших девочек, ведь, несмотря на свой юный возраст, они уже воины. Потому что, поверь уж мне, сила не в том, чтобы получить удар по железным латам и выдержать его, а в том, чтобы уйти от удара, не будучи обременённой лишней тяжестью и нанести меткий и точный свой. — Она провела рукой вдоль своего тела. — А в этом мы мастера, тренируемся дни напролёт с трёх — четырёхлетнего возраста.

Глаза Катарины расширились от непонимания, ведь они на прямую лишают себя детства, затем в них запылал уже лукавый огонёк.

— Ну, Слава Богу, хоть три-четыре года для беззаботного детства вы себе оставляете.

Ответ поразил её до глубины души.

— Беззаботного? — Удивилась амазонка. — Но до трёх-четырёх лет мы оттачиваем мастерство верховой езды и ловкость движения. Сейчас, они уже подошли к тому возрасту, когда им положена первая самостоятельная вылазка, без взрослых. Она, конечно, могла обернуться для них трагедией и стать роковой, но мы обязаны идти на риск, чтобы выжить в будущем. На этот раз вовремя появилась ты.

Она замолчала. А Катарина не стала спрашивать, сколько лет должно стукнуть девочкам, чтобы они впервые шли серьёзно рисковать своей жизнью? Шесть? Семь? Восемь? Ответы на её вопрос уже лежали чуть поодаль, но всё же недалеко от костра.

Катарина оторвала взгляд от юных амазонок и перевела его на чёрного единорога, мирно похрапывающего чуть в стороне.

— А ваш конь…? — С восторгом произнесла Катарина. — Он просто великолепен. Хотела бы я проехаться на таком верхом.

— Боюсь, что это невозможно. Единороги принимают только одного хозяина, либо какое-то очень приближенное к нему лицо. В нашем племени эта честь обычно достаётся старшей дочери. Говорят, правда, что ещё они признают своим хозяином того, кто убил прежнего, но за точность этой информации не ручаюсь, так как у нас случаев такого перехода боевых коней ещё не было.

— Жаль, хотя меня и своя-то лошадь не больно-то жалует, видать чувствует звериную сущность.

Амазонка дружелюбно улыбнулась.

— Зато этот вон рыженький, наверное, очень даже жалует, вон, как к тебе жмётся и с рук почти не слазит.

— Да, это мой Рыжий, так и знала, что обрету в нём друга, когда спасала от участи великанской блохи всю жизнь заточённой в большой банке. Знаете, я всегда с удовольствием читала и слушала об амазонках и даже не подозревала, что придётся встретиться когда-нибудь с вами воочию. — Неожиданно сменила она тему разговора.