Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 58



Тогда она открыла глаза, чтобы освежить в памяти кошмарный образ.

— Жабочка ты моя,— улыбнулась Соня подруге.— Со вчерашнего вечера мы еще похорошели, или я просто отвыкла за ночь? — поинтересовалась она, потягиваясь.

— Ты не очень-то улыбайся,— с ухмылкой предостерегла Гана.— Шкурка лопнет!

— Еще ехидничает, уродина! — беззлобно проворчала Соня и снова улыбнулась.

— Перестань гримасничать,— отозвалась Гана.— Морщины останутся.

Обе беззаботно расхохотались хриплым, вполне соответствовавшим внешности смехом. Видно, за дверьми ждали их пробуждения, потому что, едва раздался смех, в комнату робко вошла молодая рабыня и поинтересовалась, не проснулись ли госпожи и, если да, то не изволят ли они откушать?

В ответ на это одна из отвратительных старух оскалилась и захихикала, словно злосчастная рабыня сказала что-то необычайно смешное. Бедняжка затряслась от страха, а вторая старуха — еще более отвратительная горбунья, чем первая,— окинула ее недобрым взглядом и зло прохрипела:

— Неси, милая, еду! Или мы тебя, сладкая, съедим на завтрак!

Чтобы показать, что она вовсе не шутит, старуха неожиданно бодро вскочила, скрюченная, почти прижатая к полу и оттого еще более кошмарная со вздымавшимся над головой ужасным горбом. Рабыня испуганно завизжала и молниеносно выскочила за дверь.

— Зачем ты напугала девушку? — удивилась Гана.

— Так нужно, жабочка,— улыбнулась Соня.— Скоро мы всех по-настоящему заинтересуем, и начало этому интересу я положила только что.

— Ты сделала это еще вчера,— возразила Гана,— когда уложила двух телохранителей Уру.

— Не-ет.— Соня покачала обезображенной головой.— Те двое будут молчать и ни за что не признаются в своем позоре.— Зато к вечеру, уверяю тебя, полгорода будет знать, что двум приезжим колдуньям ничего не стоит съесть за завтраком бедную девушку!

— Любишь ты покрасоваться, моя прелесть! — с гнусной ухмылкой заметила Гана.

— Красование здесь ни при чем, радость моя,— ответила Соня с не менее зверской гримасой.— Просто известность может вызвать уважение нашего гостеприимного хозяина. Уважение, соглашусь, ни на чем не основанное, но это совсем не важно, потому что завтра мы отсюда уедем.

Гана ничего не ответила, только недоверчиво покачала головой. Быть может, она и хотела что-то сказать, да не успела. С подносом в руках в комнату вошла давешняя рабыня и, опасливо косясь на двух уродин, начала быстро накрывать на стол. Вместе с ней пришли еще две девушки, но, как видно, слух уже пополз: и они были не менее настороженными. Наконец приготовления закончились, и одна из девушек, набрав полную грудь воздуха, словно собиралась нырнуть в холодную воду, заговорила.

— Господин приглашает вас на вечерние бои,— выпалила она.— Если вы согласны, он пришлет за вами провожатого. Что мне передать ему?

— Мы согласны, моя сладкая! — прорычала Соня, щелкнув зубами.

Девушка вздрогнула и выскочила из комнаты.

— Ты мне не поверила,— заметила Соня, продолжая прерванный разговор,— но теперь-то видишь, что все обстоит именно так, как я говорила. Скоро мы увидим его и скупо похвалим. А вечером нам его начнут продавать, восторженно расхваливая многочисленные достоинства, которых у него и вправду немало. Я начну его ругать и говорить, что он совсем не так хорош, каким его хотят представить.

— А стоит ли спорить? — усомнилась Гана.

— Если не спорить, то у нас денег не хватит,— веско заметила подруга.

— И то верно,— огорчилась Гана.— А ты сумеешь сбить дену? — с надеждой спросила она, принимаясь за жаркое.

— Если ты мне поможешь,— с набитым ртом ответила Соня,— то вполне.

— А что я должна делать? — прожевав, поинтересовалась Гана.

— Ну…— Соня задумалась.— Как услышишь, что я Севера ругаю, чихай да смейся — вроде как ты совершенно со мной согласна. Мол, смешно тратить золото на такого неумеху!



Гана фыркнула, поперхнулась и сразу стала похожей на подавившуюся слишком длинным червяком ящерицу. Отсмеявшись и запив вином застрявший в горле кусок, она уже серьезно посмотрела на подругу.

— Какая ты умная! — восхитилась она.

— А то как же! — с достоинством прошамкала Соня, вновь принимаясь за еду. Потом вдруг отложила недоеденный кусок, посмотрела на подругу и сокрушенно покачала уродливой головой.— Ну и хороша же ты, жабочка.

— В зеркало посмотрись, старая черепаха,— не задумываясь, ответила Гана.

Старушки посмотрели друг на друга и весело расхохотались.

Трибуны гудели от восторженных голосов. Соня сидела рядом с Уру и равнодушно смотрела на арену, хотя там собралось немало неплохих бойцов. Гана расположилась подле нее, старательно делая вид, что ей, как и госпоже, все это пока не интересно.

Поединки шли долго, даже Соня, которая знала, что такое гладиаторские бои, не ожидала, что в Янайдаре найдется столько воинов, да еще и столь сильных и ловких, почти со всех стран обитаемого мира. Причем каждый из них сражался тем оружием, к которому с детства привык на родине. Больше всего бойцов было из разных мест Черного Континента, что, впрочем, было совершенно понятно.

Север все не появлялся, и Соня начала уже беспокоиться, не случилось ли с ним чего-нибудь. Владыка назвал его Ревсом, но не нужно обладать особой проницательностью, чтобы понять: это имя Севера без одной буквы, прочитанное наоборот.

Однако, когда Вожак вышел на арену, девушка сообразила, почему его так долго не было. По восторженному реву, с которым зрители встретили ее возлюбленного, она поняла, что его поединок — главный. И его оттягивали нарочно, для того чтобы зрители больше времени провели на трибунах и больше выпили вина и съели сластей.

— Ну и как тебе мой боец? — поинтересовался Уру, когда они вернулись в покои.

Как и накануне, разговор проходил с глазу на глаз, без придворных.

— Хорош,— прошамкала старая карга,— но не так, как ты расписывал,— добавила она, и Гана подобострастно захихикала.— Кстати,— продолжила Соня,— у тебя вообще немало хороших бойцов. Поверь, я знаю в этом толк.

— Не берусь спорить, уважаемая! — Тонкие губы Уру растянулись в самодовольной ухмылке.— Не понравился Реве, бери любого другого. Буду только рад!

— Не сомневаюсь, любезный хозяин! Не сомневаюсь! — проскрипела гостья.— Но твой Реве действительно лучший из них. Я просто хотела сказать, что ты слишком скромничал, говоря о его исключительности.

Она посмотрела на владыку, и Уру отвесил ей насмешливый полупоклон, яснее слов говоривший: он прекрасно понимает, что она имеет в виду.

— Но я согласна с тобой,— продолжала карга,— если кто меня и заинтересовал из твоих воинов, так это он. Хотя и ему придется еще многому поучиться.

Повелитель Янайдара вновь улыбнулся, показывая, что и эти слова гостьи оценил по достоинству, но иначе как шутку воспринимать их не может.

— Итак, твоя цена,— заговорил Уру, и улыбка мгновенно исчезла с его лица: о деньгах он предпочитал говорить серьезно.

— Тысяча полновесных золотых! — прошамкала старуха и победно посмотрела на владыку.

— Я не ослышался? Ты сказала: тысяча?! — неожиданно весело воскликнул он.

Гана переводила настороженный взгляд с госпожи на янайдарца. Она даже перестала смеяться, явно не зная, как вести себя. Впрочем, у Уру ее растерянность не вызвала недоумения, ведь госпожа Сонжа предупредила его, что Ганга туповата.

— Ты хорошо знаешь, господин мой, что муж-чина-раб стоит дешевле хорошего скакуна. Женщина — другое дело, но мы говорим о Ревсе, и только поэтому я предлагаю в десять раз больше, чем стоит хороший раб… Тысяча золотых — большие деньги! — сказала она и выжидательно посмотрела на Уру.

Тот нахмурился.

— Ты кое о чем забыла,— заговорил он наконец.— Мы не на рынке рабов, и я вовсе не собирался продавать Ревса. Все наоборот. Ты приехала сюда, чтобы найти необходимого тебе воина. Это в корне меняет дело, а значит, и цену.

— Ты просто хочешь воспользоваться нашими трудностями! — зло прошипела старая карга, и Уру удовлетворенно кивнул.