Страница 39 из 58
Соня прекрасно видела все, и ее вполне устраивало такое начало. Хотя Шалло и вполне ясно обрисовала путь до городских ворот, но пусть лучше их проводят ко дворцу местного владыки.
Карета продолжала все так же неспешно катиться вперед. Шипы защищавших колеса стальных ободов с мягким хрустом вгрызались в мягкий камень дна ущелья, копыта коней стучали глухо и негромко.
Соня посмотрела по сторонам. Слева и справа уходили вдаль выветренные скалы, точно такие же, среди которых они плутали. Каменистое дно лишь кое-где оживляли кривые низкорослые, как и во всем Иранистане, деревья. И только гранитные столбы, непонятно как попавшие сюда, торчали на одинаковом расстоянии друг от друга, и это, несомненно, говорило о том, что они — творение человека.
Вскоре вдали показалось пылевое облако. Соня безошибочно распознала отряд всадников, видимо, спешивших им навстречу, и подивилась тому, как быстро они оказались здесь. Отряд приближался. Все те же латники, что увезли ее Севера. Соня насчитала десять человек. Девушка не знала, что сообщили о них дозорные, но, судя по всему, двух старушек сочли не опасными, ведь за воином, бежавшим из ущелья Духов, отправилось полсотни латников.
Они успели проехать половину пути между третьим и четвертым «пальцами», когда предводитель отряда поднял руку, и всадники резко остановились. Гана тут же натянула поводья. Лица девяти всадников не выражали ничего, словно происходящее никак не касалось воинов, и только предводитель позволил себе проявить интерес, рассматривая непрошеных гостей.
Впрочем, дряхлые старухи заинтересовали его гораздо меньше, чем кони. Он окинул восхищенным взглядом восьмерку великолепных животных и удовлетворенно кивнул: хороший подарок он сделает сегодня своему владыке, а повелитель никогда не забывает тех, кто верно, а главное — с пользой, служит ему.
Затем он посмотрел на карету и ею тоже остался вполне доволен. Она не выглядела роскошной, но наметанный глаз воина сразу отметил крепкие дубовые окованные шипованной сталью колеса, которые позволяли повозке оставаться устойчивой даже на самых крутых поворотах, а с мягкими рессорами даже капризным ездокам можно было не бояться плохих дорог. Таким, скажем, как та, премерзкого вида старушонка, что развалилась на сиденье. Страшная, как дочь Ксотли. Впрочем, и возница ничуть не лучше. Он хотел было отдать приказ прибить старух, но тут ему пришла в голову необыкновенно удачная мысль: они настолько уродливы, что, пожалуй, стоит оставить им жизнь. Наверняка повелитель останется доволен, а если нет, то свернуть шею столетней карге может и ребенок.
Он еще раз окинул старух взглядом: сморщенная, бледная, как на жабьем брюхе, кожа, синюшные губы, коричневые чудом уцелевшие зубы, желтые ногти на узловатых пальцах.
— Откуда и куда путь держите, добрые женщины? — не без ехидства поинтересовался он.
— Из Кара-Зуда в Янайдар, красавчик! — важно прошамкала бабка, что небрежно развалилась на сиденье, а вторая, на козлах, не к месту загоготала, распахнув уродливую пасть.— Мы жрицы Затха и прибыли сюда, чтобы увидеться с владыкой Уру! Сделай милость, не задерживай нас!
С этими словами карга сорвала с пояса мешочек и неожиданно ловко швырнула его предводителю, так что тому не составило труда поймать летевший прямо в руки кошелек. Распустив тесемку, он увидел золото и задумчиво посмотрел на скрюченную ведьму, на поясе которой висело еще несколько таких же кошельков рядом с тесаками наподобие тех, какими мясник разделывает туши. Ножи его не пугали, хотя… Всякое в жизни случается! Если одной из старых кляч удастся задеть кого-то из его воинов, он превратится в посмешище. К тому же если прикончить старух, ему придется отдать золото — все золото! — повелителю, а так он может оставить кошель себе, выделив малую часть своим людям в обмен на молчание. Эта мысль окончательно разрешила все его сомнения. Предводитель довольно ухмыльнулся. Да… Безусловно, он поступит правильно, если доставит уродин к повелителю живьем.
— Не только не задержу, но и провожу к нему,— пряча кошель за пояс, пообещал он и махнул рукой в сторону города.
Его люди тут же развернули коней, уродливая возница на козлах вновь невпопад захохотала, словно он сказал что-то смешное, но хлестнула коней, и те резвой рысью помчались вперед. Вскоре они достигли ворот. Соня старалась не показать, какое впечатление произвели они на нее, и, судя по всему, это ей удалось. К тому же гораздо больше девушку интересовал мост, перекинутый через широкий, казавшийся бездонным, ров. Подъемных цепей не было — мост, скорее всего, не поднимается. Это хорошо. Это значит, что, как бы ни повернулось дело, у них есть надежда выбраться из города. Колеса прогрохотали по стальной поверхности, и карета въехала в тень пробитого в скале прохода.
— Ну? Теперь-то ты видишь, что я не ошиблась? — спросила Соня, прикладывая к губам корявый палец, и Гана кивнула, показывая, что все понимает: хоть и оказались они наконец-то наедине, их вполне могут подслушивать.
— Ты, как всегда, проницательна, госпожа,— посмеиваясь, ответила она.
Им отвели обширные покои и прислали молодых рабынь, которых Соня тут же прогнала, наказав принести ужин и не показываться до утра. Девушки с удовольствием поели и растянулись на постелях, освободив ступни и плечи от надоевших ремней и с наслаждением распрямив скрюченные тела. Гана мгновенно заснула, видимо, слишком устав за день, а Соня еще некоторое время мужественно боролась со сном, старательно восстанавливая в памяти разговор с Уру и пытаясь все обдумать.
— …Так, значит, вы и есть те самые жрицы с далекого севера? — спросил Уру, и, хотя на губах его играла мягкая улыбка, взгляд оставался жестким и настороженным. Он посмотрел на Гану, и та с готовностью закивала, сопровождая по-старчески неуклюжие движения глуповатым смешком.— Что же привело вас в наш славный город? — продолжал он, обращаясь к Гане, видимо посчитав ее главной.
— Прошу тебя, господин, обращаться ко мне,— дребезжащим голосом заговорила вторая старуха, оправила волчью накидку, неожиданно плавно шагнула вперед на полусогнутых ногах и остановилась, опираясь на тяжелую суковатую клюку.— Меня зовут Сонжа. Ганга, моя спутница, не слишком умна, не очень здорова и глуховата, но отлично управляется с лошадьми и знает счет деньгам.
— Деньгам? — удивился Уру.— И как же вы не побоялись вдвоем отправиться в дальний путь, да еще с деньгами?
— Так ведь о деньгах никто не знает,— проскрипела старуха,— а как женщины мы вряд ли кого можем привлечь,— с усмешкой заметила она, обернулась к Гане, и та, кивая, захихикала, словно намекая, что на самом-то деле все далеко не так скверно — ее госпожа просто скромничает.
Такой ответ немало позабавил владыку.
— Так-таки уж и никого? — усмехнулся он, но получил ответ, заставивший его сначала расхохотаться, а после задуматься.
— Ты прав, господин,— прошамкала старуха,— попадались нам и такие, кому очевидное не бросается в глаза. Пришлось поучить их…
Сказав это, она пристально посмотрела на него. Уру кивнул стоявшим у дверей стражникам, и те с жестокими ухмылками двинулись к старухам. Они слышали разговор, поняли, что владыка собирается проучить нахалок, и не собирались разочаровывать его. То, что произошло чуть позже, изумило всех. Опиравшаяся на посох жалкая скрюченная старушонка неожиданно шустро развернулась на месте и, подняв над головой сморщенную руку, заставила посох вращаться в ней с бешеной скоростью. Ее глуповатая и не слишком здоровая спутница, не переставая хихикать, погрозила опешившим стражникам корявым пальцем с длинным желтым ногтем.
Оба воина вопросительно посмотрели на повелителя. Уру жестом предложил им продолжать: раз карга настолько безрассудна, что ж, пусть получит свое. Оба воина, как по команде, двинулись в разные стороны, стремясь обойти противника. Мгновенно поняв их замысел, старуха ударила концом посоха в пол и замерла, выжидая. Некоторое время слышался только глуповатый смешок ее подруги, словно говорившей: «Сейчас… Сейчас позабавимся!» Держа мечи в вытянутых руках, воины начали медленно сходиться, но старая будто не замечала их, пока не решила, что пора действовать.