Страница 22 из 53
Груздев взглянул на Лебедева вопросительно, тот слегка кивнул головой, и Груздев догадался:
— Значит, и вас надо поздравить? Это будет замечательно. Я, помню, как-то поделился с Антоном Григорьевичем моими соображениями о наилучшем расположении приборов в кабине самолета…
Звягин улыбнулся:
— Так все и сделано. Антон всегда целиком согласен с вами.
У Лебедева в глазах светилась дружеская улыбка, когда он посмотрел на Груздева и подтвердил:
— Да, Владимир Федорович, я убедился, что вы предложили мне все, что есть лучшего в технических достижениях. Очень хорошо.
Румянец слегка выступил на пухлых щеках Груздева, — он всегда волновался, когда его хвалили. И, потупив глаза, он пробормотал:
— Пустяки… Я рад…
Он поднял голову, встретил твердый взгляд Лебедева и улыбнулся:
— Мы работаем для блага людей нашей родины. Это — задача величественная. Помочь Антону Григорьевичу хоть чуточку — долг каждого…
И он задумчиво посмотрел вперед, как будто видел что-то за стенами комнаты:
— Мне сейчас пришла мысль, знаете… Неужели это я, тридцать лет назад пришедший из деревни держать экзамен экстерном? Я, из крестьянской семьи, прежний Ванька Груздь? А теперь?.. Недавно летал в Казань. Сижу у окна, смотрю и думаю: «Вот здесь завод моими станками оборудован, вот тут мост строили с подъёмниками моей системы, а тут на полях — мои тягачи ходят с прицепами». Знаете, такое меня волнение охватило, невероятнейшее. А теперь вот — новая машина. Серьезное дело! Нужна величайшая осторожность.
Звягин сказал успокаивающе:
— Модель даст результат обязательно. Если что не так, то поправите. Помощники у вас — парни крепкие, талантливые…
— С завтрашнего дня я начинаю жить по специальному режиму — знаете, как в таких случаях нас угнетают врачи! — сказал Лебедев. — Думаю, что видеться нам будет некогда. Но на моем старте надеюсь увидеть всех своих друзей обязательно. А сейчас…
Он поглядел на часы и встал:
— А сейчас закрываю собрание. По домам, спать!
Он быстро домчал Груздева до его квартиры. В столовой еще горела лампа! Груздев посмотрел на освещенное окно и вздохнул, подумав о жене: «Валя все-таки дожидается с ужином!..»
Лебедев повернул машину, сказал сидящему рядом Звягину:
— Теперь ты знаешь об их модели все. Они имеют все: поддержку партии и правительства, талантливых помощников, неограниченные средства. Но враг не дремлет. А я должен быть совершенно спокойным за судьбу моих друзей и за их дело. Можешь ли ты смотреть за всем этим так же, как это делал я?
— Обещаю, Антон.
— Слово!
— Честное большевистское.
Перелет начинается
В четыре часа утра на аэродроме стало светать. Выглянуло раннее солнышко и осветило стройные очертания «Красной звезды», гордо стоявшей на специальной бетонной дорожке. Подъезжали авто, из них высаживались провожающие. Чувствовалось какое-то по-праздничному приподнятое настроение. Все любовались прекрасным самолетом.
Рассказывались интересные подробности о внутреннем оборудовании самолета. Герметическая кабина с наглухо завинчивающимися люками представляла собой уютную лабораторию, где была предусмотрена каждая мелочь. Баллоны с жидким кислородом и концентрированным топливом были остроумно размещены в крыльях. Несмотря на свой солидный вес, они не загромождали самолета.
Наибольший интерес у специалистов вызывал мотор с нагнетателями и винтом с переменным шагом. С помощью специального приспособления пилот мог из кабины увеличить или уменьшить поверхность крыльев по своему желанию: благодаря этому самолет, попав в разреженные слои атмосферы, не теряет мощности мотора и, сложив большие крылья, нужные ему для взлета, может двигаться с невероятной скоростью.
Журналисты ловили замечания специалистов и спешно заносили их в свои блокноты. Особый интерес представлял самый момент взлета. Для того чтобы поднять тяжелый самолет в воздух, помимо основного мотора «ПШ-7», на самолете имелся реактивный двигатель короткого действия. Цель его — преодолеть инертность полетной массы самолета, выбросить его в воздух, где дальше уже потянет безотказно обычный мотор «ПШ-7». В двигателе должны были действовать сконцентрированные реактивы: этиловый спирт и чистый жидкий кислород. Действие последовательных взрывов в ракетах двигателя было рассчитано всего лишь на четыре с половиной секунды, но это должно было обеспечить самолету при отрыве от земли скорость до 200 метров в секунду.
Художники делали последние зарисовки. Фотографы яростно щелкали затворами аппаратов. Кинооператоры с азартом вертели ручки.
Молодой человек ломился через толпу собравшихся, неловко задел за плечо Шэн. Та обернулась:
— Осторожней!.. Башметов, это вы?
Башметов разинул рот:
— Миллион извинений!.. Я не опоздал? Они уже приехали?
Тут же он прицелился небольшим фотоаппаратом в группу пилотов, стоявших у самолета и беседовавших.
— Впрочем, они, вероятно, еще спят… Им предстоит пробыть сорок часов в воздухе.
Башметов опять прицелился аппаратом:
— Готово!
— Да вы что, Башметов, фоторепортер, что ли? — спросила Шэн волнуясь. — Загородили мне, и я ничего не вижу…
— Сто миллионов извинений, Татьяна Иосифовна! — взмолился Башметов. — Но ведь момент-то какой! Достоин увековечения в стихах и прозе, в красках и в мраморе. Вы только подумайте: большевики вместе с «Красной звездой» штурмуют небо над Огненной Землей! А? Стихи! Рифма! Эпос!
Шэн засмеялась:
— Плохая рифма!
Но Башметов, не слушая, уже ломился дальше, ближе к самолету. Тут Бутягин пробрался к Шэн и взял ее под руку:
— И мы поближе… Видали, Башметов-то наш? Фототалант обнаруживает. Не подозревал, знаете, за ним такой прыти.
Провожавшие аплодисментами приветствовали прибывших в автомобиле Лебедева и Гурова Они были одеты в теплые шлемы и специальные костюмы. Придвинулись близкие друзья. Лебедев сердечно прощался, обнимал, жал руки, принимал цветы, благодарил, опять обнимал:
— Родненькие, не забывайте! Радируйте, молнируйте… Скоро вернусь… Тогда встречайте…
Очень близко он увидел Лику и Голованова:
— Ваня, помни насчет букета… Поглядывай…
— Есть поглядывай, Антон Григорьевич! Счастливого пути!
Лика протянула Лебедеву пышный цветок:
— Мы для вас, Антон Григорьевич, розу достали.
Очень искренне ответил Лебедев:
— Пунцовая? Чудесно! Спасибо, родная… Так с этим цветком и не расстанусь, пусть летит со мной до самой Огненной Земли.
Лика пылала от счастья. Ведь все вокруг слышали, как с ней разговаривал знаменитый летчик.
Приехали члены правительства. Толпа провожающих почтительно расступилась. Лебедев и Гуров выпрямились. Лебедев четкими словами в наступившей торжественной тишине отрапортовал маршалу Советского Союза:
— …Стратоплан «Красная звезда» готов для перелета Москва — Огненная Земля.
Маршал крепко пожал руку Лебедеву и Гурову.
— Я уполномочен передать вам привет и пожелания полного успеха. Мы все уверены, что вы выйдете победителями из всех трудностей, какие бы вам ни встретились. В добрый путь!
Маршал посмотрел в глаза обоим летчикам.
— Дайте я вас обниму, мои дорогие.
И обнял их, взволнованных и потрясенных вниманием любимого маршала.
— Внимание! — прозвучал в рупор настойчивый и громкий голос стартера. — Прошу провожающих отойти от самолета! Охрана, следите, чтобы все отошли от дорожки на сто метров, за пределы опасной зоны!
Лебедев и Гуров вошли в кабину, завинтили за собой люк.
— Внимание! Переговоры с товарищем Лебедевым, находящимся в герметической кабине, я буду сейчас вести по радиотелефону. Готово, товарищ Лебедев?
Из рупора на столбе раздался спокойный баритон Лебедева:
— Готово.
— Контакт!
— Есть контакт!
Лика в волнении прижала руки к щекам: они горели. Она увидала, как стартер махнул флажком. Резкий выхлоп реактивного двигателя прозвучал, как выстрел. Самолет окутался легким дымком. Лика вздрогнула. На дорожке самолета уже не было. Ревущая буря взрывов раздавалась где-то далеко, быстро слабея. Лика, как и все, жадно смотрела вверх, в осеннее прозрачное небо, где как будто растаяла металлическая птица, окутанная дымом.