Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 35



Менелай посмотрел назад, но незнакомец снова исчез.

— Ты, Линк, не возражаешь, если я поселю тебя, хоть ты и командир, вместе с твоими людьми в казармах? — спросил отец у свирепого воина.

Тот снисходительно кивнул.

— Если ты, Тиндарей, дорожишь своим троном, я бы посоветовал тебе держать Линка под постоянным присмотром во дворце, а не на расстоянии в бараке, — раздался негромкий голос из-за плеч собравшихся.

— Кто там? — Отец вытянул шею.

Вперед выступил мужчина в красном плаще.

— Я всегда готов поделиться соображениями, продиктованными здравым смыслом. До этого каждый додумался бы, если б успел подумать, — сказал он, как бы подразумевая: да не каждый успевает.

— Я спросил — кто ты? — потребовал ответа отец.

— Я Геланор из Гитиона.

— Мореход? Торговец?

Хотя Гитион — ближайший к Спарте портовый город, путь до него не близок: чтобы прибыть к ночи, выехать нужно на заре.

— Ни то ни другое, хотя мой отец ходит по морям.

— Почему ты не последовал его примеру?

— Предпочитаю ходить по земле — на ней больше занятного.

— Что, например? — Свирепый командир набросился на Геланора.

— Люди, — ответил Геланор. — Самое занятное на земле — это люди. На мой вкус, они куда занятнее рыб.

— Ты так и не ответил мне. Чем ты зарабатываешь на жизнь? — настаивал отец. — На воина ты не похож.

— И на пастуха тоже, навозом от него не пахнет, — шепнул мне Менелай, и мы тихонько рассмеялись.

— Я помогаю…

— Кому же ты помогаешь?

— Событиям. Помогаю событиям произойти.

— Как понимать твой ответ? Ты колдун?

Геланор рассмеялся.

— Вовсе нет. Просто, если кто-то хочет добиться чего-то, я могу помочь ему, вот и все. Используя при этом только свой ум и знания, больше ничего. — Он показал нам пустые ладони. — Я не владею искусством колдовства. Нет у меня и налаженной связи с богами. Я понял, почтенный царь, что, кроме ума, человеку не нужно никакой другой магии.

— Вот еще один сумасшедший, — сделал вывод отец.

Он пожал плечами и жестом приказал незнакомцу удалиться, но свирепый командир наклонился и зашептал что-то на ухо отцу. Отец посмотрел на Геланора.

— Впрочем, останься. Может, ты мне пригодишься…

Мы пошли прочь от воинственной компании и несимпатичного предводителя.

— Что все это значит? — спросила я Менелая. — Почему отец хочет иметь дело с этими людьми?

— Их командир — человек, который живет войной. Такого полезно иметь под рукой.

Мы вежливо отказались от вина, которое разливал по кубкам снующий среди толпы слуга. Густое сладкое вино было очень крепким, его следовало разбавлять водой.

— Но мы ни с кем не воюем. Для чего же он понадобился отцу?

— Возможно, для охраны, — предположил Менелай. — Этот парень, похоже, не привык считать ворон.

— Какой парень? Геланор или командир?

— Да оба они хороши! У Геланора ум острее, у Линка рука сильнее. Интересно, кто кого, если дело дойдет до драки?

— Но пока они оба состоят на службе у отца, они, наверное, должны действовать заодно, — сказала я не столько утвердительно, сколько вопросительно, но Менелай ничего не ответил.

Мы приближались к шатру, в котором выступали барды: оттуда доносились нежные звуки лиры.

Спарта славилась своими музыкантами и поэтами, и мне очень хотелось послушать их. Эта возможность была частью моей новой свободы, и я хотела насладиться ею в полной мере.

— Лучше не слушайте его, на соревнованиях певцов он всегда проигрывает.

Темнолицый человечек сделал пренебрежительный жест и преградил вход в шатер. А по-моему, бард играл очень даже неплохо.

— Зато ты, наверное, всегда побеждаешь? — спросил Менелай.

— А как же! — Коротышка пожал плечами, словно говоря: «Победа над такими бездарностями не делает чести».



— Прежде чем судить, послушаем, — сказала я и переступила порог шатра.

Певец заканчивал свое выступление: он воспевал великие деяния Геракла и его победу над Немейским львом.

— …могучие когти! Столь остры они были, что без труда шкуру пронзали быка! О Геракл! Ты превыше всех смертных, Геракл!

— Пожалуй, тот парень у входа был прав, — шепнул Менелай, вторя моим мыслям.

Когда бард допел, его место занял коротышка. Он посмотрел на нас взглядом, выражавшим: «Сейчас вы услышите нечто достойное ваших ушей».

— Я спою об одном недавнем событии, — сказал он, поклонился и взял в руки лиру.

— Геракл тоже не очень давнее прошлое! — раздался голос из рядов слушателей.

— Да, но я спою о том, что произошло в наши дни.

Певец поправил брошь, скреплявшую плащ на его плече, как спортсмен делает последние приготовления перед выходом на арену.

— Я, Энид из Терапны, спою вам о свадебном пире царя Фтии Пелея и морской богини Фетиды.

— Это не очень благоразумно, — тихо сказал кто-то.

Но певец расслышал замечание и ответил:

— Обязанность барда — быть правдивым, а это не всегда благоразумно.

И он запел. Голос у него был приятный, инструментом он владел мастерски — казалось, петь для него так же естественно, как говорить. Слова без усилий рождались из глубин его существа.

Когда чистые звуки лиры стихли, слушатели взорвались восторженными криками. На пути к выходу мы остановили его.

— Твой отзыв и о первом исполнителе, и о втором оказался верным, — сказала я.

За шатром собрал зевак мужчина, державший в руках деревянную коробочку с ручкой.

— Прекрасное средство от мышей! В доме не останется ни одной мыши!

— Лучше завести дома змею! — крикнули в ответ.

— Да, конечно! Никто не ловит мышей лучше, чем змея. — Мужчина улыбнулся. — Но каково держать ее? Сегодня она здесь, а завтра исчезла. И в тот момент, когда она вам нужна, вы не можете ее найти. А это приспособление никуда не уползет. Оно всегда стоит там, куда вы его поставили. Поднимаете дверцу, кладете приманку — и ловушка захлопывается.

Мужчина продемонстрировал, как работает мышеловка, и достал еще одну коробочку:

— Советую взять сразу две!

Но никто у него ничего не купил, и мужчина пошел дальше.

— И давно ты занимаешься этим делом? — спросил Менелай, когда мы поравнялись с ним.

— С год примерно, — ответил тот. — Раньше у меня была работенка — хуже не бывает.

— Что за работа, если не секрет?

— Относил младенцев в Тайгетские горы.

Если в Спарте признавали, что ребенка нельзя оставить в живых — из-за слабости, болезни или дурного пророчества, — то его относили в горы и оставляли там умирать. Не удивительно, что этот человек сменил работу и занялся изготовлением мышеловок.

— А ты никогда… не пытался спасти кого-нибудь? — спросила я.

— Раза два или три, — ответил он. — Если ребенка приговаривали к смерти только из-за пророчества, а в горах встречались пастухи, согласные позаботиться о малыше. Но такое случается редко.

— А как же рассказы о медведицах и волчицах, которые выкармливают младенцев? — поинтересовалась я: все слышали об этом.

Торговец мышеловками покачал головой.

— Ерунда. Одни россказни. Волчица съест младенца, медведица убьет его лапой.

— А кто сейчас выполняет эту работу?

— Не знаю. Кто-нибудь выполняет. Кто-нибудь всегда найдется.

Мы разошлись в разные стороны. Нам не пришлось долго искать, на чем остановить внимание. Когда мы дошли до спортивного поля, нас заинтересовала группа юношей, которые только что пересекли финишную прямую. Они раскинулись на траве и тяжело дышали. Покрытые потом мускулы блестели на солнце, словно их тела были изваяны из мрамора и отполированы. Их молодость казалась вечной и неизменной, неподвластной времени.

Странно на их фоне выглядел старик, который сидел поблизости и потирал коленку, покачиваясь туда-сюда, чтобы успокоить боль.

— Ох, — бормотал он. — Больно, больно! Проклятые продавцы мазей, шарлатаны, обманщики.

Он наклонился и понюхал коленку:

— Вонять воняет, а не помогает!