Клоун Шалимар

— Ну и умирай, коли хочешь! — потеряв терпение, крикнула Фирдоус и крепко, словно оберегая от зла нерожденное дитя, обхватила руками раздутый живот. — Только, скажу тебе, проклинать всех нас из-за того, что ты сама решила уйти, — дело недостойное.

Но проходил день за днем, и стало казаться, что черному пророчеству Назребаддаур сбыться не суждено. Пачхигаму покровительствовали звезды, а оба его самых уважаемых семейства — Номаны и Каулы — служили тому живым подтверждением. Пандит Пьярелал имел во владении яблоневый сад, а Абдулла Номан — персиковую рощу. Помимо этого, у Абдуллы были ульи с пчелами и табун низкорослых горных лошадок, а у Наставника — поле с шафраном, а также загоны с овцами и козами. В тот год лето выдалось доброе, и сочные плоды клонили книзу ветви, полные соты сочились медом, шафран уродился на диво, скот набирал вес и кобылы народили кучу отличных жеребят. Актеры — исполнители традиционных пьес были нарасхват. Особым успехом пользовалось в то лето представление на тему жизни и приключений Зайн-ул-Абеддина — жившего в пятнадцатом веке, известного в народе просто как Великий Бадшах, то есть великий правитель. Единственным темным облаком на этом ясном небосводе были натянутые отношения пачхигамцев с ширмальцами. Абдулла Номан ничуть не сомневался, что люди его деревни смогут и впредь успешно защитить себя от налетов соседей, но размолвка его огорчала, хотя сама идея нарушить монополию ширмальцев на устройство пиршественных угощений принадлежала именно ему. Правда, по поводу своей инициативы он ни малейших угрызений совести не испытывал — мир не стоит на месте, и, чтобы выжить, нужно постоянно чему-то учиться. В этой истории его больше всего огорчало то, что распалась его дружба с ширмальским старостой — шеф-поваром по имени Ямбарзал. Острая на язык супруга еще больше разбередила его душевную рану.

— Пожертвовать дружбой ради успеха дела — значит прогневить Всевышнего, — возвестила она. — У нас и без того все хорошо, а ширмальцам худо: если их не пригласят кормить других, то им самим придется голодать.

Беременность сделала Фирдоус тяжелой и неповоротливой, так что большую часть времени она проводила вместе с Пампуш или с Гири — с Косточкой, как та предпочитала себя называть. Гири тоже была беременна, но по сроку на два месяца меньше, и поскольку мечтать дозволяется о чем угодно, они мечтали о том, чтобы их будущих детей тоже связала на всю жизнь прочная дружба. Казалось, эти сладкие фантазии только подогревались возмущением Фирдоус по поводу того, как ее супруг поступил с главным кулинаром Ширмала. Пампуш пыталась как могла защищать Абдуллу.

С задней веранды дома Абдуллы, где сидели женщины, за полем шафрана виднелся Ширмал, и Пампуш, глядя в ту сторону, тихо сказала, что ширмальский староста ни у кого не вызывает особых симпатий. Абдулла был единственным, кто поддерживал с ним дружеские отношения.

— А это, знаешь ли, очень сложно — любить человека, который не замечает никого, кроме самого себя, — задумчиво произнесла она, — и это лишний раз показывает, какой он благородный, твой Абдулла. Теперь, после того как они раздружились, толстяк-ваза остался совсем один в целом свете.

Имя вазы, означавшее «пчела на нарциссе», вполне соответствовало его характеру: он жалил кого вздумается и был чудовищно тщеславен. Он управлял ширмальским ульем, потому что слыл непревзойденным мастером своего дела. Однако собственная поварская команда его терпеть не могла, а причиной тому была его склонность к муштре подчиненных и надоевшее всем жужжание про необходимость начищать котлы до такого блеска, чтоб он мог видеть в них, как в зеркале, свое отражение. Пока ширмальцы сохраняли свое звание лучших кулинаров Долины и в чудовищных количествах поставляли кушанья во время праздничных церемоний, люди мирились и с его укусами, и с его самолюбованием. Но вот доходы стали падать, а вместе с ними стала заметно слабеть и его власть, в то же время — как вскоре станет ясно — влияние нового муллы Булбула Факха, напротив, стало заметно расти. Всю вину за это и за многое другое Ямбарзал возложил на Абдуллу.

Отчасти из восхищения кулинарным искусством Бомбура Ямбарзала, отчасти из уважения к его статусу деревенского старосты Абдулла делал все возможное, чтобы поддерживать с ним дружеские отношения. По его инициативе они вдвоем время от времени отправлялись ловить форель в горных ручьях; случалось, проводили вечера за кружкой черного рома или уходили на несколько дней в горы. За личиной расплывшегося, хвастливого индюка Абдулла сумел разглядеть другого Ямбарзала — одинокого человека, единственной страстью которого была его кулинария. Он относился к своей профессии со священным трепетом, ожидая того же от своих соратников, и испытывал страшное разочарование, когда замечал, с какой преступной легкостью его помощники отвлекались от служения божественному гастрономическому искусству ради семьи, ради любви или просто из-за утомления.

— Если бы ты не был настолько суров к самому себе, — сказал ему однажды Абдулла, — то, возможно, стал бы мягче относиться к другим и тебе веселее жилось бы.

Бомбур тотчас ощетинился.

— Я не плясун и не шут, — резко бросил он. — Я занимаюсь устройством пиров, а не забавляюсь играми.

Эти слова показали, что у них с муллой Факхом была общая, очень опасная черта — фанатизм. А безумные идеи Булбула Факха вскоре превратили жизнь обеих деревень в настоящий кошмар.

После горшечной войны всякие контакты между Бомбуром и Абдуллой были прекращены. Так продолжалось до тех пор, пока не прибыли посланцы от махараджи Дарги с требованием замириться, ибо близился праздник Дассера[6] и им предстояло объединить усилия и вместе с персоналом дворцовых кухонь приготовить достойное угощение (и развлечение) для торжественного пиршества в садах Шалимар. Празднество планировалось устроить с невиданным размахом, таким, какого не помнили со времен Джахангира[7].

Подобно тому как набираются блох от запаршивевшей собаки, к Фирдоус перешли некоторые приемы Назребаддаур. Одолеваемая провидческим зудом, Фирдоус тотчас же по этому случаю заявила, что грядут серьезные перемены к худшему и махарадже про это известно.

— Он устраивает одно увеселение за другим, как будто завтра наступит конец света, — изрекла она. — Дай-то Всевышний, чтобы это касалось только его самого, а не нас с вами.

Девять ночей подряд Пьярелал Каул неутомимо воспевал богиню Дургу и на десятый день проснулся, весь сияющий.

— С чего это ты такой довольный? — проворчала Пампуш.

Из-за беременности она в тот день чувствовала себя совсем плохо, поэтому настроение у нее было хуже некуда. К тому же ее извели песнопения. Супруг-пандит славил Всевышнего, не закрывая рта, вот уже девять дней, причем пел не только во время служб в маленьком деревенском храме, но и дома, отчего она не могла заснуть.

— Сколько бы ты ни голосил про эту любовь к богине, — в сердцах заметила Пампуш, — единственная женщина в твоей жизни — вот этот раздутый шар, то есть я.

Но на восторженное состояние Наставника ничто, даже дурное расположение духа его половины, повлиять не могло.

— Нет, ты только представь! — воскликнул он. — Сегодня мусульмане нашей деревни с соизволения махараджи-индуиста будут готовить пир в садах Великих Моголов, иначе говоря мусульман, в честь того дня, когда всемогущий Рама предпринял поход против демона Раваны ради освобождения своей драгоценной супруги Ситы. Более того — на праздновании будут разыграны два представления: одно — наше, традиционное — «Рам-лила», а другое — легенда о мусульманс ком султане — «Бадшах». Индусы, мусульмане — какая нам разница? У нас в Кашмире оба представления обозначены двумя колонками на одной и той же афише; мы едим из одной посуды, мы смеемся над одними и теми же шутками. Мы будем с превеликим удовольствием следить за победами славного Зайн-ул-Абеддина, а наши братья и сестры мусульмане с таким же увлечением станут смотреть, как Рама выручит свою Ситу, — они все любят Ситу и хотят, чтобы ее спасли. У нас нет споров, нет проблем! А еще — фейерверки! В Шалимаре установят огромные фигуры — среди них будут и Равана, и его брат Кумбхакарна, и его сын Мегхнад. Представь — мусульманин Абдулла Номан будет исполнять роль самого бога Рамы! Он пустит стрелу в Равану — и сразу за этим на фоне фейерверка запылают все чучела сторонников Раваны!

6

Дассера — праздник в честь победы бога Рамы над демоном Раваной.

7

Джахангир — правитель империи Великих Моголов в Индии в 1605–1627 гг.