Золото Барбароссы

– Ума у него буду набираться, – пояснял он с улыбкой. – Димка – парень голова. Мало того, что ботан, так еще и в качалку ходит. Банки – во!

– Иди ты, – удивлялись спортсмены и недоверчиво качали головами, а Леха смеялся и балагурил, бегал за девчонками и планировал новую удивительную по мастерству исполнения и задумке каверзу. Он был на вершине этого мира – мира старших классов. Беззаботного и бесшабашного, еще не знающего всей мерзости и злости мира взрослых, ведь им было всего по шестнадцать лет, и они не думали ни о чем кроме развлечений.

Единственно правильным кофе Дмитрий считал только тот, что готовил у себя дома. Принесенная в стеклянном кофейнике черная бурда, по традиции всех отелей единожды сваренная, а после разогреваемая на электрической плитке, гордым именем кофе именоваться не могла. Напиток должен быть свежим и ароматным, а не этим непонятным трижды разведенным пойлом, которое он сейчас держал в руках.

– Гадость, – согласился Леха, – но, за неимением лучшего, только это. Потом сходим позавтракать и возьмем что-нибудь поприличней, а пока хлебай.

Дима тяжело вздохнул и, отхлебнув из своей кружки, вновь сморщился.

– Пора.

– Парашюты где?

– Там, где и были, в камере хранения на вокзале.

– Тогда ладно, тогда хорошо. В Пекине мы именно на том и погорели, что с парашютными сумками через весь город поперлись. Помнишь?

– Помню, – рассмеялся Леха, приканчивая свою порцию и отставляя большую глиняную кружку с отбитой ручкой на столик. – Та еще была потеха. Никогда не думал, что камеры предварительного задержания могут быть такими комфортными.

– А мне тот комфорт до лампочки. – Спрыгнув с кровати, Дмитрий прошлепал босыми ногами к душу и, закрывшись там, включил воду. – Сейчас приду в себя, – голова Прокопенко появилась в просвете между дверью и косяком – и двинем в кафе, а ты еще раз посмотри дело по крестоносцам. Деньги-то скоро закончатся.

– А смысл? – пожал плечами Леха, но все же присел около журнального столика и развернул к себе ноутбук. – Столько лет прошло. Как ты, в самом деле, концы искать будешь?

– На Карибах тоже смысла не было, – послышался голос из ванной, – однако пять штук евро, фрахт лодки и дайверского снаряжения принесли сто пятьдесят кусков зелени только на золотых слитках.

– Удача, – легкомысленно отмахнулся Солодов. – Везение, да и только…

– … плюс три месяца кропотливой работы и долгих командировок, и тонны бумаги, перелопаченные долгими бессонными ночами, – возразил приятель из душевой кабины, намыливая голову. – Не умеешь ты между строк читать, Леха. Как встретил тебя, так и мучаюсь с твоим наплевательством ко всему и легкомысленным подходом. Епископ парижский, как и сам Барбаросса, имели непосредственное отношение к королевской казне, а также к денежкам, заложенным в финансирование похода. Что-то из них, судя по имеющимся материалам, было освоено, но большая часть бесследно исчезла. Гора денег, Леха. Золото и драгоценные камни в таком количестве, что на пару «Камазов» хватит, да еще останется.

– Ну и что? – не сдавался упрямый Солодов. – Это же дремучие времена были. Сколько раз Европа строилась и перестраивалась за века? А дороги, предприятия, мосты и тоннели? Представь, какие площади перекопаны были. Почти наверняка деньги кто-нибудь нашел и пустил в дело.

– Э, не скажи. – Выскочив из ванной в одном полотенце на бедрах, Дима кинулся к кровати и, стуча зубами, залез под одеяло. – То-то и оно, что денежки были прощелканы. Епископ, король и Папа имели на эти финансы особые виды. Деньги, которые оставались в резерве, планировалось потратить на выкуп пленных рыцарей, компенсацию семьям погибших крестоносцев и прочую лирическую ерунду, тому времени несвойственную. Спрятаны они наверняка в таких местах, что не очень-то под снос пустишь. Церкви, монастыри, замки, пещеры, в конце концов.

В одной из латинских проповедей Мориса де Сули вскользь упоминается о некоем сокровище, «что сохранено от жадных рук и черных душ, дабы только истинно верующий, а именно, последователь римской католической церкви смог найти и распорядиться ими во благо». Сечешь?

– Секу, – усмехнулся Леха, щелкая по клавишам ноутбука. – Только все равно не понимаю, к чему ты ведешь.

– Да к тому, дурья твоя голова, – Прокопенко скинул с себя одеяло и начал натягивать джинсы. – О деньгах давно забыли, махнули на них рукой. Про эту историю с казной, может, и не вспомнили бы, если бы один профессор истории не принялся за диссертацию и всеми правдами и неправдами не пробрался в монастырскую библиотеку.

Именно там он и нашел любопытный документ, своего рода завещание, в котором епископ описывал последние несколько лет своей жизни.

– А в завещании карта острова сокровищ, – подколол размечтавшегося приятеля Солодов.

– Ну, почти, – не обращая внимания на иронию Алексея, Дмитрий, наконец, справился с джинсами и свитером и принялся шнуровать ботинки. – Там факты, имена и даты, а самое главное – один примечательный момент. До сих пор идет спор в научных кругах, кто закладывал первый камень в фундамент Нотр-Дам-де-Пари – Морис де Сули или же святейший Папа Александр Третий.

С другой стороны, есть установленный факт, что епископ и Людовик Седьмой встречались с Фридрихом Первым в местечке под названием Сен-Жан-де-Лоень не более чем за год до начала культового строительства. Шутка ли, Фридрих и Александр! Известно, что эти парни чуть ли не глотку друг другу готовы были перегрызть. У них были нешуточные разногласия. Оба друг друга в земле видеть хотели, потому что не сходились во мнении, кому из них туда первым отправляться.

– Я тебя побью, – Солодов захлопнул крышку ноутбука и, насупившись, погрозил кулаком приятелю.

– Все, все, – замахал Дмитрий руками. – Чтобы тебе все стало ясно как божий день, уберу все прелюдии. Есть три исторических личности конца двенадцатого века. Есть гора денег, которые они припрятали. Нет только места, вернее, указания на место, где хранятся сокровища. В одной из статей в Живом Журнале некий профессор Сорбонны, Жан Куапель, засев за очередной труд по истории древней Франции, посвященный, кстати, этому самому Морису де Сули, находит чудом сохранившийся свиток.

Текст там, разумеется, на старофранцузском и требует расшифровки. Куапель уходит с головой в работу, не забывая обновлять страничку. И вот ко мне в руки попадает некий факт, покрытый пылью времен. Оказывается, в тысяча сто шестьдесят третьем году, в Париже, в восточной части острова Сите состоялась встреча, в которой участвовали трое: епископ Парижа, действующий Папа и германский король. Встреча происходила в режиме строжайшей секретности, каждый прибыл туда с личной охраной и, разумеется, инкогнито, что для таких видных политиков и религиозных деятелей крайне сложно. Что им было надо около фундамента собора, судить не берусь, но пробыли они там ровно столько, сколько потребовалось бы, чтобы хорошо спрятать некий предмет.

– Карту острова сокровищ? – вновь, но уже без иронии в голосе, поинтересовался Солодов.

– Карту, метку, витраж, да что угодно. История об этом умалчивает.

– То есть, ты думаешь, что в соборе спрятаны указания на деньги крестоносцев и часть французской казны?

– Ну, наконец-то! Это же шанс, Леха. Уникальная возможность навсегда забыть о финансовых проблемах и заниматься только собственными проектами. Понимаешь?

– Понимаю. Только, чтобы найти этот свиток, придется разобрать собор на части. Местные власти, думаю, этого не одобрят.

– Да нам и не надо его разбирать, – вдруг перешел на шепот Прокопенко, делая большие глаза. – Нам только нужно знать время, когда была произведена закладка. За время, кстати, придется заплатить этому профессору пять тысяч евро, но вложения должны окупиться.

– И чем же нам поможет время?

Прокопенко и Солодов некоторое время мерили друг друга осуждающими взглядами. Алексей думал, что его приятель окончательно рехнулся, а в глазах Дмитрия уровень интеллекта друга рушился со скоростью снежной лавины.