Страница 74 из 78
Конечно. Но ведь…
Головокружение! Меня окатывало с ног до головы. Снова и снова. До сих пор я ничего подобного не испытывал.
Впрочем, я быстро понял, что было источником моего неприятного состояния. Только полный идиот не сообразил бы. Мой мохнатый маленький враг посылал мне это ощущение, пытаясь — и небезуспешно — создать во мне боязнь высоты.
Некоторые вещи должны выходить за грань физических явлений — по крайней мере, мистицизм, являющийся единственной известной мне религией, который настоятельно убеждает меня в том, что не так просто превратить ненависть в любовь, страсть в страх, победить волю к жизни мгновенным иррациональным воздействием.
Я с силой ударил кулаком по перекладине и прикусил губу Я был напутан. Я, Фред Кассиди, боялся залезть наверх!
«Падение, падение… Совсем не как листок или клочок бумаги на ветру, а головокружительное падение тяжелого тела… Помешают, может быть, только прутья нашей клетки… Кровавый отпечаток здесь, там… Лишь эта мысль будет доступна тебе на пути вниз… Ты будешь похож на своих не столь далеких предков, которые с ужасом цеплялись за деревья, и все равно падали…»
Именно тогда я его и увидел. В этот момент он дал мне то, что я искал, стараясь не поддаться на его уловки: предмет, на котором я мог бы сосредоточить все свое внимание.
Мой враг начал свысока рассуждать о человеческой расе. Сибла вызвал у меня раздражение, когда мы с ним встретились в квартире Мерими, потому что высказывал похожие мысли. Это было как раз то, что надо.
И тогда я позволил себе как следует разозлиться. Я даже поощрял в себе это состояние.
— Ну хорошо, — сказал я. — Те же самые предки просто обожали поднимать в воздух типов вроде тебя, держа их за лапы — так, смеха ради — чтобы проверить, всегда ли вы удачно приземляетесь, если подкинуть вас в воздух. Это очень старая игра. Правда, в нее уже давно как следует никто не играл. Я намереваюсь ее возродить, в память о моих прародителях. Смотри на веселого антропоида, опасайся его кривых неловких пальцев!
Я ухватился за перекладину и подтянулся.
Черный кот отпрянул, остановился, сделал шаг вперед, снова остановился.
Я почувствовал, как меня охватывает радостное возбуждение, когда увидел, что мой враг в нерешительности, я ликовал, что сумел заставить его прекратить воздействие на мой мозг. Когда я добрался до платформы, на которой он стоял, я опустил голову пониже, а руки расставил на перекладине как можно шире, так, что даже, если бы в одну из них вонзились острые когти, другой было бы достаточно для того, чтобы удержать меня.
Мой враг сделал вид, что собирается напасть, потом явно передумал, отвернулся и побежал.
А я подтянулся и выпрямился.
Я наблюдал за тем, как он удирал от меня и вскоре оказался на противоположной стороне стальной площадки, на которой мы находились. Я пододвинулся к ближайшему ко мне углу, а он отбежал к самому дальнему.
Тогда я двинулся по одному краю площадки, он — по другому.
Я остановился. И он остановился. Мы не сводили друг с друга глаз.
— Отлично, — проговорил я, доставая сигарету и прикуривая. — Ты тянешь время, и проигрываешь — тебе должно быть это известно. Ребята там, внизу, не сидят сложа руки. Они вызвали подмогу. Все пути вниз будут очень скоро перекрыты. Могу побиться об заклад, что через несколько минут к нам сюда прилетит вертолет с оружием, которое снабжено приборами ночного видения. Я всегда считал, что лучше сдаться, чем оказывать сопротивление при аресте, в случае, если у тебя неприятности. Я являюсь официальным представителем государственного департамента моей страны и Организации Объединенных Наций, Выбирай, что тебе больше нравится…
«Хорошо, — промелькнуло у меня в голове. — Я сдамся тебе, как представителю государственного департамента».
Он двинулся к ближайшему углу, повернул и ровным шагом начал приближаться ко мне. Я отвернулся и направился к тому углу, от которого только что отошел. Он добрался туда раньше меня, завернул за угол и продолжал двигаться в мою сторону.
— Остановись, — приказал я. — Ты арестован. Однако он не только не остановился, он бросился ко мне, наполнив мое сознание образами, которые, облаченные в слова, звучали бы примерно так:
Я выбросил руку вперед в тот момент, когда кот прыгнул, и, поскольку у меня не было никакого другого оружия, сунул ему в морду свою сигарету.
Он извернулся и попытался ударить по ней лапой еще до того, как взлетел в воздух. А я отшатнулся и одновременно присел, подняв руки вверх, чтобы сохранить равновесие и прикрыть лицо и голову.
Он ударил меня, но даже не сумел вцепиться в глотку, а, коснувшись моего левого плеча, разодрал когтями мне руку и бок. А потом упал.
У меня пронеслась естественная мысль: надо восстановить равновесие, спасти эту мерзкую тварь — ради того, чтобы получить какую-нибудь информацию — развернулся направо, перенес вес на левую ногу, выбросил вперед руку, схватил — не слишком сильно! — остановка — дернул, потянул…
Ага, поймал! Я держал его за хвост! Но…
Короткое сопротивление, звук разрываемой ткани, новое движение…
Я держал в руках жесткий, черный, искусственный хвост с остатками какой-то напоминавшей резину ткани. А еще я успел заметить, как в том месте, где освещение было более ярким, промелькнула маленькая темная тень. Вряд ли ему удалось приземлиться на лапы.
Глава 12
Время.
Фрагменты, обрывки, кусочки… Время.
Богоявление во Тьме и Сиянии, Сценарий в зеленых, золотых, пурпурных и серых тонах…
Сумерки. Какой-то человек. Взбирается на высокую Башню Чезлерей в местечке Ардель, на берегу моря, название которого он пока еще не может произнести. Темное, словно виноградный сок, море, искрящееся кьянти, игра светотени, рожденная сиянием далеких звезд и лучами Канис Вибеспер — светила, которое вот-вот спрячется за горизонтом и на другом континенте настанет утро, а легкий бриз с полей овевает соединенные между собой балконы, башенки, стены и тротуары города, он дарит теплый аромат земли своему старому, холодному приятелю…
Цепляясь за уступы зеленого камня, карабкаясь по обращенной к морю стороне башни, человек решил поспорить со спешащим на покой днем, уносящимся все выше и выше. Вот он наклонился, приготовился к прыжку. Прежде чем покинуть эти края, солнце касается своими призрачными лучами Башни Чезлерей, и тогда на ее вершину опускается золотое покрывало уходящего дня. Как только солнце собралось на покой, человек пустился в путь, начав его от самого подножия башни, стремясь не опоздать к тому моменту, когда ночь опустится на город.
Он соревнуется с тенями — его собственная, словно чернильно-черный плащ, окутывает тело, руки мечутся в темноте, точно напуганные рыбки. Где-то в хрустальной вышине, над головой человека, ночь без устали чеканит ослепительные звезды. Он начал задыхаться, а золотое пятнышко света на шпиле Башни стало совсем крошечным.
Но крошечный осколок золотого света медлит, замер на зеленом камне, и наш человек спешит вперед, обгоняя свою тень… Сияние на мгновение померкло и снова вспыхнуло.
Человек ухватился за парапет, подтянулся — так пловец выходит из воды на сушу.
Он поднимается на ноги и смотрит в сторону моря, в сторону света. Да…
Он успевает ухватить последний луч светила, спешащего на покой. И смотрит на него всего одно короткое мгновение.
А потом устраивается поудобнее на камне и принимается любоваться многообразием оттенков ночи, словно видит все это впервые. Он сидит так очень долго, сидит и смотрит…
Конечно же, я его знаю.
Портрет мальчишки с собакой на берегу, Тик-так и прошлые невзгоды. Фрагменты…
— Давай, неси, сюда! Ну, неси же!
— Проклятье, Рагма! Учись, как следует бросать тарелку, если хочешь играть! Мне надоело за ней бегать!
Он захихикал. А я отыскал тарелку и бросил, но он снова отправил ее в прибрежные кусты.