Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 74



В любом случае поищи… восточного лимба… градусов… и двенадцать градусов к востоку… моего нынешнего положения. Возможно, тебе раньше удастся разгадать загадку.

Доктору хватило времени еще лишь на то, чтобы скороговоркой передать приветствия своим земным коллегам, многие из которых даже не передадут ничего в ответ. Еженедельный сеанс связи с Землей — единственное, что могла позволить себе экспедиция, — закончился.

По Моска положил микрофон и принялся задумчиво изучать линии на ладони. Итак, доктору удалось обнаружить нечто интересное. Похоже на облако, но сейчас вне поля видимости. М-да…

Естественно, Моска был готов поверить доктору Фриде даже после того, как компьютерное реконструирование присланных доктором цифровых изображений не прояснило ситуацию. Изображение оказалось практически полностью засвеченным разрядами статики. Тщательно исследуя с помощью ручного бинокуляра каждую часть снимков, По сумел различить лишь обычное потемнение лимба.

Безусловно, По будет сам исследовать дальнюю сторону Солнца в течение двух следующих недель, когда наблюдение станет возможным. Ему придется извлечь из запасников восьмидюймовый телескоп Шмидта — Кассегрена, сохранившийся с детства. Из кусочка алюминизированного пластика нужно будет приготовить солнечный фильтр, чтобы непрерывный тепловой поток не причинял вреда трубе и нежным линзам, а прямой солнечный луч не сжег сетчатку глаза. После двадцать первого марта или немного позднее Моска будет готов наблюдать за неким темным пятном где-то в районе экватора. Даже если там и впрямь что-то есть, отыскать пятно будет более чем непросто.

Но что он докажет?

С его крошечным телескопом он может рассчитывать получить весьма спорное пятно на слабочувствительной тридцатипятимиллиметровой пленке или изображение, почти на двадцать процентов уступающее нормальным образцам. В лучшем случае ему удастся поучаствовать в научной дискуссии или серьезном разговоре, а скорее придется оставить снимки себе на память.

Ведь и впрямь очень важно, чтобы он получил хорошие снимки — и не только ради того, чтобы помочь доктору Фриде в его наблюдениях. Это жизненно важно.

Бим!

   Бом!

      Бам!

         Бум!

Кабинет декана факультета естественных наук,

Калифорнийский технологический институт,

8 марта 2081 г.

Декан Альберт Уитерс водил электрическим карандашом по серому стеклу напольного экрана, стараясь изобразить на лице глубокую заинтересованность.

Пьеро Моска старался держаться спокойно. Для человека, занятого больше академической, нежели научной деятельностью, а обычно скорее политической, чем научной, Уитерс практически не умел держать под контролем свои эмоции и чувства, в особенности если дело касалось малоприятного предложения. От человека, постоянно занятого заседаниями бюджетных комиссий, политических комитетов, ученых советов, рассмотрением прошений и жалоб, можно было ожидать большей выдержки.

Похоже, Уитерс не считал маленького Пьеро Моску человеком, от которого следует скрывать свои истинные чувства. Подумаешь, аспирант на втором году учебы, который даже не удосужился еще представить тему для диссертации! Впрочем, если принять во внимание поле деятельности Моски и выбранного им научного руководителя, это было понятно и так. Ему вообще повезло, что он попал на утренний субботний прием к декану.

— Нет, — вымолвил наконец Уитерс, словно решаясь на отчаянный поступок, — боюсь, господин Моска, что научный факультет не может выполнить вашу просьбу.



— Сэр, если все дело только в изменении расписания, — попытался протестовать По, который почти целую неделю готовился к встрече с деканом, — я уверен, что мог бы лично договориться с теми студентами, которым предстоят сейчас наблюдения. Таких всего двое. Во-первых, Иверсон с его исследованием туманности…

— Нет, меня заботит как раз не расписание. Если бы мы посчитали, что ваше предложение имеет научную ценность, то сумели бы изыскать необходимые часы. Однако в данном случае нельзя сказать, что предложенная программа наблюдений соответствует данному требованию.

— Однако я получил предварительное указание от доктора Фриде, которое свидетельствует о…

— Хочу заметить, молодой человек, что доктор Ганнибал Фриде с его скороспелыми точками зрения и странными выпадами не пользуется любовью ни научного сообщества, ни учебных заведений высшей школы.

— Я считал, что научный метод гарантирует независимость ценности научных исследований от личности ученого или его репутации, — тихо заметил По.

— Послушайте, — декан Уитерс уже не пытался сдерживать себя, — мне грустно видеть, Пьеро, как такой талантливый человек, как вы, тратит силы на пустые мечтания, вместо того чтобы заниматься наукой. Мальчик мой, забудьте про Солнце. Это унылая и давно предсказуемая сфера. Все, что там есть, — лишь горящий водород, плазма и испускаемые фотоны. Старая нудная песня. Ничего заслуживающего изучения. Забудьте о вашем Фриде. Он просто свихнулся, пустив на ветер состояние ради своей экспедиции. Ничуть не удивлюсь, если на будущий год на его должность объявят конкурс.

— Он нашел солнечное пятно.

— Нашел? А может быть, ему просто померещилось?

— Доктор передал мне цифровую копию, — сказал По и честно добавил: — Во время сеанса связи его корабль находился над Южным полюсом и из-за наведенных магнитных помех полученное изображение невозможно реконструировать.

Уитерс поморщился:

— Ну вот, какие-то помехи, и сигнал оказался искаженным.

В глубине души Пьеро Моска вынужден был признать, что декан высказал вслух те доводы, которые сам Пьеро отчаянно пытался отогнать прочь.

По предварительному указанию доктора Фриде сделать какие-либо окончательные выводы было невозможно, присланные им снимки оказались практически бесполезными. А скептицизм и неодобрение, высказанные деканом и научным сообществом по поводу избранного им научного поприща — солнечной астрономии, — Моска уже видел в тяжелых ночных кошмарах.

Получилось так, что восемьдесят лет назад закончился последний одиннадцатилетний крут появления солнечных пятен, представляющих для астрономов наибольший интерес. Когда в 1998 году с поверхности солнечного диска исчезла последняя пара пятен, процветавшее в те времена сообщество исследователей Солнца принялось терпеливо ждать следующего цикла, отложив на время бинокли и перестроив радары на другие объекты. Однако пятна не появлялись, и год за годом Солнце продолжало дарить незамутненный свет, озаряясь лишь вспышками протуберанцев, восстающих из колышущихся конвекционных слоев. Циклические изменения выбросов энергии, пятна солнечной короны, вихреобразные смерчи солнечного ветра, всплески пламени, словом, все то, что астрономы традиционно соотносили с пятнами на звезде, испарилось без малейшего следа. Казалось, Солнце наконец-то утихомирилось и стало вести себя подобно хорошо отлаженному ядерному реактору, без неожиданных сюрпризов и сбоев.

Подобным исключениям из правил имелись и документально подтвержденные аналоги в прошлом. Впервые наблюдая за Солнцем с помощью телескопа, Галилео Галилей в начале семнадцатого столетия описал имевшиеся пятна. Однако затем в течение семидесяти лет, с 1645 по 1715 год, ни одного пятна замечено не было.

В этот период на большей части Европейского континента начался период резкого похолодания, получившего среди историков название «Малый ледниковый период». В эти годы в Лондоне несколько раз сковывало льдом Темзу — событие, о котором в прежние века даже не имели понятия. Современники были склонны искать сверхъестественные объяснения, не подозревая о возможности сокращения солнечной энергии, на которую указывали отсутствующие солнечные пятна.

С тех пор утвердилась точка зрения, что все периоды отсутствия пятен на Солнце неблагоприятно сказываются на климате Земли, пусть это и не во всех случаях подтверждалось научными наблюдениями. Ученые двадцатого века собрали и обобщили большой статистический материал, используя метод радиоуглеродного анализа годичных колец на стволах деревьев. Тонкие кольца означали уменьшение периода вегетации, изменение климата и похолодание. Проведенные исследования показали, что похолодания на Земле длились десятилетиями, а порой и веками. Такое длительное отсутствие пятен получило название минимума Маундера, по имени Уолтера Маундера, английского астронома девятнадцатого века.