Лес мертвых

— Да, говорил, что за кем-то пришел.

— За кем-то пришел… — повторила она. — А он не сказал…

— Нет, за кем именно, он не сказал, — поспешно перебил я, увидев, что лицо ее внезапно омрачилось, а голос задрожал.

— Вы уверены, сэр?

— О, вполне уверен, — бодро отозвался я. — Да я и не спрашивал.

Девушка долго смотрела на меня в упор, будто хотела спросить о чем-то, но не решалась. В конце концов, так ничего и не спросив, она взяла со стола поднос и медленно вышла из комнаты.

Вместо того чтобы последовать первоначальному намерению и после завтрака пуститься в путь к ближайшему селению на вершине холма, я велел оставить за собой комнату и всю вторую половину дня провел, блуждая по окрестным полям, валяясь на траве под яблонями и любуясь белыми облачками, плывущими над морем.

Лес мертвых я обозрел издали, но зато посетил сельское кладбище и осмотрел камень, воздвигнутый в честь Отца деревни, который оказался вовсе не мифической фигурой. Повидал я также и то, что осталось в память о его возвышенной, лишенной себялюбия душе: выстроенную им школу, библиотеку, дом призрения и маленькую больницу.

Ночью, когда часы на церковной колокольне пробили половину двенадцатого, я крадучись выбрался из гостиницы и через темный сад и скошенное поле устремился к холму, на южном склоне которого чернел Лес мертвых. Я не мог противиться жгучему любопытству и тяге к неизведанному, но вынужден признать, что, когда спотыкаясь брел по полю к месту, которое народная фантазия населила призраками, а молва объявила зловещим, сердце у меня замирало.

Гостиница находилась подо мною, а вокруг во тьме, не нарушаемой ни единым проблеском света, лежала деревня. Ночь была безлунной, но светлой: на безоблачном небе сияли мириады звезд. Кругом царила сонная тишина, такая глубокая, что всякий раз, когда я спотыкался о камешек, мне казалось, звук этот разносится по всей деревне, будя спящих.

Я медленно поднимался по склону, вспоминая странную историю о благородном старце, который с готовностью устремился на помощь ближним, едва представилась возможность. Почему силы, ведающие человеческими судьбами, столь редко выбирают достойное орудие? Раз или два над моей головой прочертила круг ночная птица, но даже летучие мыши давно отправились на покой, вокруг не было никаких других признаков жизни.

И вот я с содроганием увидел первые деревья Леса мертвых, что вздымался предо мною черной стеной. Стволы устремлялись в звездное небо, подобно гигантским копьям. Хотя лицо не ощущало ни малейшего движения воздуха, я слышал слабый, прерывистый шорох, который издавали бесчисленные иголки при легчайшем дуновении ночного ветерка, гулявшего в ветвях. Высоко над головой рождался и тут же затухал приглушенный звук, ибо в этих рощах ветер никогда не спит, и даже в самый тихий день там слышится нежная музыка.

С минуту я стоял в нерешительности на пороге Леса, напряженно прислушиваясь. Тонкие запахи земли и хвои хлынули из чащи мне навстречу. Предо мною воздвиглась непроницаемая тьма. Лишь мысль о том, что я повинуюсь необычному приказу, наделяющему меня особыми полномочиями, позволила мне преодолеть страх и решительно вступить в Лес.

И тут же тени сомкнулись, и кто-то шагнул ко мне из глубины мрака. Проще всего не пытаться отделить те впечатления, которые могли оказаться плодом моего воображения, от реальности и сказать: ледяная рука взяла меня за руку, и некто повел по невидимым тропинкам в таинственную тьму, но, как бы там ни было, я шел, не спотыкаясь, без боязни, уверенный, что приближаюсь к заветной цели. Вначале было совсем темно, ни единый звездный луч не пронизывал свод ветвей, и, когда мы продвигались вперед, деревья смыкались у нас за спиной и выстраивались — ряд за рядом, полк за полком, — словно воины бесчисленной призрачной армии.

Наконец деревья расступились, и, взглянув наверх, я увидел, что молочная белизна великой звездной реки начинает меркнуть, затмеваемая новым светом, заполняющим небосклон.

— Это рассвет, — произнес знакомый голос, который почти сливался с шелестом сосновых ветвей, — и мы сейчас в самом сердце Леса мертвых.

Мы уселись на замшелый валун и стали ждать восхода. Бледное зарево со сказочной быстротой сменилось ярким сиянием, проснулся ветер и загудел в верхушках деревьев, первые лучи солнца скользнули меж стволов и золотыми кольцами упали к нашим ногам.

— Теперь ступай за мной, — прошептал мой провожатый тем же глубоким голосом, — ибо времени здесь не существует, и тот, о ком я говорил, уже здесь.

Мы быстро и бесшумно двинулись по ковру из сосновых иголок. Солнце уже стояло высоко в небе, и тени съежились у подножия стволов. Лес снова стал гуще, но время от времени мы проходили небольшие прогалины, где пахло солнцем и нагретой хвоей. Потом мы вышли на опушку рощи, и я увидел скошенный луг, расстилавшийся предо мною в блеске летнего дня, и двух лошадей, запряженных в воз сена, которые лениво помахивали хвостами, отгоняя мух.

Ощущение реальности было настолько полным, что я до сих пор помню благодать прохладной лесной тени там, где мы сидели и смотрели на пышущий полуденный зноем простор.

Душистая ноша заброшена наверх последним взмахом вил, и крупные лошади уже натянули постромки. Возничий вел их под уздцы. Это был рослый и крепкий парень с коричневыми от солнца руками и шеей. И тут я заметил на высоком, дрожащем и колыхавшемся троне из сена тоненькую фигурку юной девушки. Лица ее я не видел, но видел каштановые волосы, выбившиеся из-под соломенной шляпки, и загорелые руки, которыми она сжимала старые деревянные грабли. Она смеялась и переговаривалась с возничим, а он то и дело бросал на нее пылкие взгляды, которые рождали в ответ улыбку и легкий румянец.

Тем временем воз свернул на дорогу, огибавшую холм. Я с живейшим интересом наблюдал эту сцену и был настолько поглощен ею, что совсем забыл о том, каким странным способом довелось мне сделаться зрителем.

— Слезай! — крикнул молодой человек, остановившись и протянув руки к девушке. — Прыгай! Я тебя поймаю.

Она смеялась, и смех этот показался мне самым счастливым и беззаботным девичьим смехом, который мне приходилось когда-либо слышать.

— Ах, с радостью, но ты забыл, что я — Сенная Королева, и мне не пристало ходить пешком.

— Тогда и я поеду! — ответил он и стал взбираться на воз.

Но девушка с серебристым смехом легко соскользнула с копны и побежала по дороге. Я видел ее вполне отчетливо и отметил очаровательную природную грацию и любящий взгляд, который она бросила на юношу, обернувшись, чтобы удостовериться, что он следует за нею. Проказница, очевидно, и не думала всерьез спасаться бегством.

Высокий загорелый парень, предоставив лошадей самим себе, в два прыжка настиг беглянку. Еще немного — и он обхватил бы тонкую талию и прижал к сердцу хрупкое сокровище. Но в тот же миг из уст старика, сидевшего рядом со мной, вырвался странный крик — хриплый и тревожный, — который пронзил мне сердце, подобно лезвию меча.

Он позвал ее по имени — и она услышала!

Секунду девушка колебалась, испуганно оглядываясь по сторонам, потом с коротким горестным воплем рванулась в сторону и нырнула под сень сосен.

Юноша, увидав это, отчаянно прокричал ей вслед:

— Назад, любовь моя, не ходи туда! Это Лес мертвых!

Девушка бросила на него через плечо смеющийся взгляд, и ветер темным облаком взметнул волосы у нее за спиной. Уже в следующее мгновение она оказалась рядом с нами и припала к груди моего спутника; я готов поклясться, что слышал слова, многократно повторяемые и прерываемые вздохами:

— Отец, ты позвал меня, и я пришла. Пришла по доброй воле, потому что устала, так устала…

По крайней мере так мне послышалось, и, кажется, я уловил ответ, произнесенный знакомым глубоким шепотом:

— Ты будешь спать, дитя мое. Спать долго-долго, пока не настанет время собираться в новый путь.

Я узнал лицо и голос дочери хозяина гостиницы, но тут же раздался страшный вопль молодого человека, и небо внезапно потемнело, будто настала ночь. Налетевший ветер стал рвать ветви деревьев. Все поглотил непроглядный мрак.