Страница 160 из 163
Отчасти его усталость происходила от духовного изнеможения. «Это я во всем виноват. Я должен был убить его, когда была такая возможность. Феррис был прав». С другой стороны, она объяснялась и его физическим состоянием. Эджи почти все время был утомлен, и ни бодрящие напитки, ни отвары из трав, которые составляли для него лекари, не помогали. Сердце его колотилось как-то странно и быстро. Ему не спалось. Иногда по ночам он задумывался над тем, не увидел ли его во сне Старый, тот, что спит под землей. Когда приснишься Старому, то умрешь. Но Эджи ди Корсини не хотел умирать, не хотел оставлять свое государство и народ в опасности. Он строил планы войны, все время помня, что может умереть в самом ее разгаре.
— Господин, — доложил слуга, — к вам прибыли посетители.
— Зови их ко мне, — ответил Эджи ди Корсини. — Нет, подожди. — Врачи говорили, что ему следует больше двигаться. Устало поднявшись, он пошел в зал.
Там он обнаружил свою племянницу Иоанну, с большим прекрасным животом, и рядом с ней — ее пламенновласого огнеглазого супруга. От их одежды исходил сильный запах гари.
Эджи ди Корсини сделал глубокий вдох. Он поцеловал Иоанну в обе щеки.
— Я передам твоей матери, что ты в безопасности.
— Ей нужно отдохнуть, — сказал Айадар Атани.
— Мне не нужен отдых. Последние шесть месяцев я совершенно ничего не делала. Мне надо ехать домой, — сурово проговорила Иоанна. — Только мне не хотелось бы ехать верхом. Дядя, ты не мог бы дать нам на время повозку и какую-нибудь скотину, которая сможет ее везти?
— Можешь взять у меня все, что тебе захочется, — сказал Эджи ди Корсини. И на мгновение усталость отступила от него.
Гонцы поскакали по всей Иппе, чтобы разнести вести: Мартан Хол мертв; замок Серренхолд почти целиком испепелен. Война, которой так боялись, больше не грозила стране. Большинство командиров армии Мартана Хола погибли вместе с ним. Те, кто выжил, спрятались, надеясь лишь спасти собственные шкуры.
Через две недели после того, как была спасена Иоанна и сожжен Серренхолд, Эджи ди Корсини умер.
В мае Иоанна, возле которой находились мать и сестры, родила сына. У малыша были волосы огненного цвета и такие же глаза, как у его отца. Назвали сына Авагир. Полтора года спустя у Иоанны Торнео Атани родился второй сын. Волосы у него были темные, глаза — как у матери. Ему дали имя Йон. Как и тот, в честь кого он был назван, Йон Атани обладал мягким характером и добрым сердцем. Он обожал брата, и Авагир тоже пылко любил младшего братишку. Родители радовались тому, как дружны их сыновья.
Спустя почти тринадцать лет со дня, когда был сожжен Серренхолд, ясным весенним утром у ворот замка Атани появился человек, одетый богато, словно принц. В руках у него был белый березовый посох; он потребовал аудиенции у дракона-повелителя. Он отказался войти и даже не сказал, как его зовут, попросил только передать: «Рыбак пришел за своим уловом».
Айадара Атани слуги нашли в большом зале замка.
— Господин, — сказали они, — у ворот стоит незнакомец, который отказывается назвать свое имя. Он говорит, что рыбак пришел за своим уловом.
— Я знаю, кто это, — ответил повелитель и зашагал к воротам замка. Там в непринужденной позе, опираясь на посох с рукояткой в форме змеиной головы, стоял чародей.
— Добрый день, — бодро произнес он. — Готов отправиться в путь?
И Айадар Атани покинул детей и свое царство и отправился служить колдуну Виксе. Мне неизвестно — ведь ее об этом никто никогда не спрашивал, даже сыновья, — что сказали в тот день друг другу Айадар Атани и его жена. Авагир Атани, который в свои двенадцать лет уже совсем вырос, как это бывает с детьми-оборотнями, принял по наследству власть в замке Атани. Как и отец, он прослыл правителем суровым, но справедливым.
Йон Атани женился на внучке Рудольфа ди Мако и уехал жить в ее родной город.
Иоанна Атани осталась в Драконьей Крепости. Шло время, и, поскольку Айадар Атани не вернулся, ее сестры, брат и даже сыновья уговаривали ее снова выйти замуж. Всем им Иоанна отвечала, что не надо говорить такие глупости; она жена Серебряного Дракона. Муж ее жив и может вернуться в любой момент; что он подумает, обнаружив, что его постель согревает другой мужчина? Она стала главной советницей сына и в этом качестве разъезжала верхом по всей Стране Драконов. Иоанна посещала и другие области Иппы: Дерренхолд и Мирринхолд, Рагнар и даже далекую Воиану, где ее всегда тепло принимали Алые Ястребы, особенно одна из сестер. В Серренхолд Иоанна ездить не желала.
Но она всегда возвращалась в Драконью Крепость.
Что же до Айадара Атани, то он прошел с колдуном всю Риоку; нес тому сумки, выпекал овсяные лепешки, готовил воду, в которой чародей купался, отскребал грязь с его сапог. Сапоги Виксы были часто заляпаны грязью, потому что путешествовали они много, в разные края, а колдун предпочитал везде добираться пешком, а не верхом. С утра, когда Айадар Атани приносил чародею завтрак, Викса говорил: «Сегодня мы идем в Ротсу», — или в Руджио, или в Ровену. «Там требуется применить магию». Колдун никогда не говорил, откуда ему это известно. И они отправлялись в Випурри, в Ротсу или в Талвелу, в Сорвино, Руджио или в Ровену.
Иногда задачи, которые ему приходилось решать, были прямо связаны с магией; например, когда требовалось снять проклятие. Часто нужно было помогать там, где произошли природные бедствия. Скажем, река вот-вот выйдет из берегов, и ее надо укротить. На дом или амбар сошел оползень. Некоторые из прибегавших за помощью были знатны и богаты. Другие — нет. Для Виксы это не имело значения. Он мог поколдовать над краеугольным камнем, и стена, которую на нем возводили, выходила прямой и ровной; он мог произнести заклинание над полем, и посеянное отлично всходило, независимо от того, сколько выпадало дождя.
Наиболее искусен он был в том, что касалось воды. Некоторые маги брали часть своей силы от какой-либо стихии: ветра, воды, огня или камня. Викса мог уговорить родник появиться из-под земли там, где сто лет царила засуха. Он мог сделать стоячую воду приятной на вкус. Знал названия каждой реки, протока, ручейка и водопада в Исшоу.
В первые годы своего рабства Айадар Атани часто думал о сыновьях, особенно об Авагире, и об Иоанне, но прошло время, и он перестал тревожиться о них. А потом, много лет спустя, он уже и не думал о них так часто — лишь изредка вспоминал. Он даже имена их забыл. Да и от собственного имени он успел отказаться. «Айадар — слишком величественное имя для слуги, — заметил колдун. — Тебе нужно сменить имя».
И вот высокий светловолосый мужчина стал называться Тенью. Он нес за колдуном котомку и готовил ему еду. И почти никогда не разговаривал.
— Почему он так молчалив? — спрашивали чародея женщины, ведь они более дерзки и любопытны, чем мужчины.
Иногда колдун отвечал: «Нет на то особых причин. Такой у него характер». А иногда он рассказывал длинную причудливую историю, полную заклинаний, драконов и чародеев; в этой повести о доблести героем был Тень; но произошедшее изменило и сломало его. Тень слушал и думал, правда ли то, что рассказывает чародей. Может, и правда. Это объяснило бы, отчего у него такие беспорядочные и смутные воспоминания о прошлом.
Сны его, напротив, были яркими и богатыми на события. Часто ему снился замок из темного камня, окруженный заснеженными вершинами. Иногда — что сам он птица, парящая над этим замком. Самые бойкие женщины, которых привлекала внешность Тени, а некоторых из них еще и его молчание, старались с ним заговорить. Но от их улыбок и намеков, читавшихся в их взглядах, Тень только смущался. Ему думалось, что когда-то у него была жена. Может, она бросила его. Он думал, что, пожалуй, так и было. А может, и нет. Может, она умерла.
Женщины, встречавшиеся Тени, его не интересовали, хотя, насколько он знал, тело его было в полном порядке. Он был хорошо сложенным и сильным мужчиной. Иногда Тень задумывался о том, какую жизнь он вел до того, как стал служить колдуну. Он многое умел: охотиться и стрелять из лука, владеть мечом. Возможно, он служил в чьей-нибудь армии. Теперь он носил с собой нож, отличный нож, с костяной рукояткой, но не меч. Меч ему был не нужен. ИХ обоих защищали слава Виксы и его колдовство.