На веки вечные

Глен об этом позаботится. Если же стерва сама устранится от воспитания — что ж, тем лучше.

Сэмми стояла на кухонном табурете и опустила обе ручонки в раковину с мыльной водой. А Мередит сзади наблюдала, как дочь возила губкой по тарелке.

— Вон то место. — Она указала на прилипшие буковки лапши. — Прекрасно. Теперь смывай.

Девочка окунула тарелку в чистую воду и поднялась на цыпочки поставить ее в сушилку, а Мередит придержала ее за талию.

— Мамочка, у меня не хуже тебя получается. Правда?

Мередит радовало, что дочь так увлеклась своим занятием. Ужин был сплошной пыткой: Сэмми вздрагивала и оборачивалась на каждый звук.

Мередит поцеловала дочь в макушку.

— Ты самая лучшая четырехлетняя посудомойка.

Сэмми выдернула затычку и наблюдала, как неспешным водоворотом исчезала в трубе мыльная спираль. Медленный сток беспокоил Мередит: видимо, забились трубы, хотя в этом доме все, что могло выйти из строя, уже вышло. Но районы с высокой арендной платой для них остались в прошлом. По крайней мере до тех пор, пока Сэмми не поступит в школу. Тогда Мередит сможет ходить на работу и вернуться к своей специальности — компьютерному программированию.

Арендуя жилье, Мередит собиралась потихоньку заниматься ремонтом этого дома, но встреча с шерифом показала, что ее выбор был очень неудачным. Хотя теперь отступать некуда. По крайней мере в ближайшие шесть месяцев.

— Вытерев Сэмми руки, она опустила девочку на пол, поставила табурет на прежнее место у допотопного холодильника и обвела взглядом чистую кухню.

— Ну вот, мы все и сделали!

— Угу. — Девочка ссутулилась и насупленно смотрела на мать.

— Пойдем смотреть телевизор?

Сэмми наморщила носик.

— Тогда поиграем в карты?

— Не-е.

Вечер получится нескончаемым, если не найти, чем занять Сэмми, и не отвлечь ее от воспоминаний о собаке.

— Знаешь, что мне кажется интересным?

Девочка подняла голову, и ее голубые глаза заблестели от радости.

— Будем делать сахарное печенье, — театрально прошептала Мередит и, опершись ладонями о колени, наклонилась вперед. — Самой разной формы, а потом украшать.

Личико девочки разгладилось.

— Сладости Санта-Клауса?

Мередит не видела причины, чтобы возражать.

— И рождественские деревца? У меня есть блестящая зеленая пудра и кондитерское конфетти.

Сэмми бросилась к буфету за поваренной книгой.

— Я сама замешаю, мамочка!

Припомнив, что творилось в прошлый раз, когда Сэмми замешивала сладкое тесто, Мередит улыбнулась.

— Конечно, милая! Ты лучшая повариха на свете.

Не прошло и нескольких минут, как Мередит уже наблюдала за дочерью, пересыпавшей муку из коробки в мерный стакан, и подсказала:

— Еще один.

Девочка зачерпнула совком, а потом перевернула коробку прямо в мерный стакан.

— Потрясти?

Мередит прищурилась, глядя на красные отметки на прозрачном стекле.

— Не слишком сильно.

Сэмми принялась трясти, но не удержала стакан. Он ударился о край стола, ухнул вниз и разбился на дюжину кусков, а мука белым облаком взметнулась вверх.

— Ой! Мамочка, я не хотела.

Мередит отряхнула ей джинсы.

— Ничего, милая, бывает.

Она помогла дочери слезть с табурета и отправилась за шваброй и мусорным совком. А когда вернулась, увидела, что девочка вытащила из-под раковины ведро для мусора.

— Смотри, оно совсем полное. Я забыла выкинуть.

— Не страшно, сейчас выброшу. Только сначала соберу муку, чтобы не растащить по всему дому.

— Давай лучше я! Это моя работа. — Девочка схватила ведро. — Извини, мамочка, что я разбила твой месильный стакан. Я нечаянно.

— Мерный, — машинально поправила Мередит, хотя слово «месиво» больше подходило к данному случаю. — Не расстраивайся, у меня есть другой.

С ведром в руке Сэмми на цыпочках кругами заскользила к задней двери.

— Не наступай на гнилые доски! — крикнула ей вслед мать.

— Не буду, — отозвалась Сэмми.

Мередит прислушивалась, ожидая, когда хлопнет старая дверь. Ничего. Прошла еще минута. Она отставила швабру и совок и пошла к дочери.

— Сэмми!

Девочка, сжимая ручку, стояла перед закрытой дверью. Мередит захотелось себя выстегать. Собака! Они так увлеклись приготовлением печенья, что на несколько минут забыли о ротвейлере.

Обойдя прогнившее место, женщина присела перед дочерью и заметила в ее глазах страх.

— Сэмми!

— Он может быть там. — Голос девочки дрогнул. — В темноте сожрет — ты даже не узнаешь. Проглотит — и все.

У Мередит к горлу подкатила тошнота: Сэмми по-прежнему смотрела на закрытую дверь, ее личико смертельно побледнело. Бог знает, что творилось у нее в голове, но уж точно ничего хорошего. Если бы Дэн Календри не был мертв, она бы в этот миг кинулась за руль, без единой остановки доехала до Нью-Йорка и убила бы мужа. Превратить ее жизнь в ад — отвратительно. Но как можно так поступать с собственной дочерью?!

На этот вопрос не было ответа, и Мередит давно перестала его искать. Она вздохнула и нежно обняла девочку.

— Сегодня я вынесу мусор сама. Хорошо?

— Нет, мама, не выходи. Я боюсь, что ты не вернешься.

Мередит с удовольствием бы воспользовалась се советом и осталась в доме. Но если пойти у дочери на поводу, она поймет, что и мама тоже боится.

— Не говори чушь. Я скоро вернусь. Этого глупого старого ротвейлера там нет.

Поднимая ведро с мусором и берясь за ручку двери, она очень хотела в это верить. Ротвейлеры, доберманы. Обе породы устрашающе похожи.

Подмигнув Сэмми, она открыла дверь. На заднем дворе было так темно, словно его укутали черным бархатным одеялом. В такую темень ротвейлера не заметить, пока он не окажется рядом. Прекрати, Мередит! Сейчас же прекрати! И, собрав все свое мужество, она вышла на улицу.

Что-то скрипнуло на заднем крыльце, и от этого звука ее кожа моментально покрылась мурашками. Она до боли в глазах всматривалась в темноту. Нигде ничего. Но черная собака не фонарь и не станет сиять. Где уж ее рассмотреть. Мередит тихонько втянула в себя воздух, стараясь сосредоточиться на напоминавшем ей о доме запахе сена.

— Мама?

— Я здесь. — Она быстро шла к навесу, где стоял контейнер для мусора. — Видишь, нет никакой собаки.

Но стоило Мередит приподнять металлическую крышку, как ее нога коснулась стоявшей рядом корзины. От неожиданности женщина подпрыгнула и выпустила крышку. Раздался оглушающий звук. И вдобавок она уронила кухонное ведро.

— Мама! — завопила с порога Сэмми. — Мамочка!

— Я цела, — ответила Мередит неуверенным голосом.

Неужели не смешно? Взрослая женщина, а воображает бог весть что. Как ребенок! Она наклонилась и стала подбирать рассыпавшийся мусор. Затем отряхнула ладони, отыскала упавшую крышку и водрузила ее на контейнер. И только после этого направилась к крыльцу.

— Видишь, я вернулась. — Мередит постаралась, чтобы голос звучал уверенно и как можно веселее.

Сэмми на пороге не оказалось. Мередит заперла дверь на задвижку.

— Сэмми, ты где?

Никакого ответа.

Оставив мусорное ведро в подсобке, женщина дождалась, пока глаза не привыкли к свету. Она нашла девочку между стеной и стиральной машиной — плечи ребенка с трудом протиснулись в узкое пространство.

— Ох, Сэмми!

Мередит очень осторожно вывела дочь из ее убежища.

— Видишь, дорогая, со мной все в порядке. Ничего не случилось. Просто я уронила крышку контейнера. Все хорошо, крошка. Мамочка с тобой.

У Сэмми был совершенно пустой взгляд, и это наполнило Мередит страхом; она чувствовала, что все далеко не так хорошо, и не испытывала уверенности, что станет когда-нибудь лучше. Мередит отнесла Сэмми в спальню. Тельце девочки оставалось твердым, как камень.

Разрыв с реальностью. Этим термином пользовался психотерапевт в нью-йоркской клинике. Окаменелость, пустой взгляд, отсутствие реакции па раздражители. Каждый раз, когда это происходило, Мередит охватывала паника. Что, если Сэмми не выйдет из заторможенного состояния? Этот страх преследовал несчастную мать постоянно. Психотерапевт уверял, что если у девочки не будет стрессов, которые и вызвали болезнь, приступы должны проходить через несколько часов. Но несмотря на это, каждый раз Мередит пугалась до полусмерти.