Страница 53 из 70
— Ты хороший воин, Эдвард, ты умеешь не слушать Али-обманщика, когда он шепчет, что твои ноги тонут в болоте, а к спине привязан тяжелый камень. Ты плохой охотник, но в тебе спит сильный дар. Но твой друг Нубил так не умеет. Его сердце стремиться в голубой мир, им движет не воля, но страх, а это плохой советчик, — объяснил охотник причины своего решения. — Но если хочешь, я могу найти для него Али-травы…
— Нет! — Эдвард вздрогнул — он хорошо помнил те полтора месяца, что раб метался в бреду, и никогда бы не пожелал ему опять такой участи.
— Тогда мы будем отдыхать. Спи, воин Эдвард, спи, Нубил, вам нужны силы, чтоб исполнить ваш долг.
— А как же ты? Я бы тоже мог немного подежурить.
— Не бойся за тех, кто сильнее, они сами способны вершить свою судьбу. Не бойся за тех, кто слабее, ты ничем не в силах им помочь. Бойся за себя, но не позволяй этому страху стать над тобой хозяином. Мне не нужен отдых, Эдвард, у меня хватит сил, чтоб прости с вами предначертанный путь.
— Ну смотри, Нит… Кстати, ты заметил, что в последнее время часто говоришь, как ведун…
Охотник ничего не ответил. Нубил уже спал, силы почти сразу оставили раба, да и Эдвард недолго продержался — дорога через Мертвые Земли может измотать кого угодно. Нит думал. В последнее время он действительно изменился. Он часто стал действовать по наитию, его желание помочь Эдварду, провести его — оно шло не от разума, оно шло изнутри. Нит просто понял, что он должен так поступить — бросить город, не идти на охоту, а помочь чужаку в его странствии. Откуда пришло это знание? Или даже еще раньше — ведь он каким-то образом понял, что обязан рассказать Эдварду про последний день своей прошлой жизни, хоть эти слова никогда не предназначались для чужих ушей. Хранил их в себе все эти тринадцать лет, чтоб открыться совершенно незнакомому человеку. Что подвигло его на этот шаг? Даже нет, еще раньше, в начале лета — почему он бежал от них именно на юг? Туда, где встретил Эдварда и Нубила? Просто хотел увести подальше от человеческого жилья, или его вела какая-то сила? Эдвард сказал, что Нит начинает говорить, как ведун — как становятся ведунами? Верные Псы никогда не задумывались об этом, а ведуны не говорили — может быть именно так, через странные веления внутреннего голоса, и приходит дар ведуна? Летние ночи коротки, хищники чувствовали охотника и обходили спящих стороной… Ниту было о чем подумать.
Утром, после короткого и легкого завтрака, трое путников продолжили путь. Нит еще в городе на нескольких листах нарисовал углем карту, и показал, каким именно маршрутом он собирается идти: сначала на северо-восток, обойти с севера широкий лесной массив, где "даже они не могут выжить", вернуться немного южнее, и, в месте слияния двух рек, Данаприса и его безымянного притока, которого двести пятьдесят лет назад еще не было, переправиться на правый берег, а потом строго вдоль реки на северо-запад. Так далеко от города Верные Псы не заходили, но знали эти земли. Что-то рассказали ведуны, что-то особо рисковые охотники, которые в голодные годы совершали вылазки на сотни миль от города, там было меньше болот, но чаще встречались острова "незримой смерти". Человек мог там охотиться, и даже жить, но его часто поражали болезни, с которыми даже ведуны не могли договориться. В целом места были вполне проходимыми, если быть осторожным и следовать только известным тропам, хотя чуть севернее начиналась "смерть злая". Что это такое — Эдвард не понял. Если "незримая смерть" очень напоминала обычную радиацию, не удивительно, если учесть, сколько всякой ядерной грязи было сброшено на эти многострадальные земли, Британия постаралась достойно покарать своего врага, то "смерть злая" была чем-то вне его понимания. Вроде как, человек мог просто идти, а потом вдруг умереть, или вообще взорваться, или превратиться в чудовище — рассказы редких свидетелей настолько разнились, что Верные Псы не могли ничего толком объяснить. А ведуны молчали, только подчеркивая, что "никто не уйдет в голубой мир, пока не пройдет его время в мире под облаками".
Хотя с точки зрения Эдварда, самой опасной казалась переправа через реку. Данаприс в среднем течении — одна из самых широких рек этой части Европы, без тяжелой техники, складных понтонов, или хотя бы водолазных костюмов, достаточно прочных, чтоб выдержать несколько десятков минут в местной воде, задача переправиться на другой берег казалась чем-то из ряда фантастики, но Нит успокоил Эдварда. Сказал, что это не будет большой проблемой — пришлось поверить. Но до реки еще было далеко. Пока Нит вел своих спутников через странные даже для Мертвых Земель места — узкий проходимый коридор, с одной стороны которого сплошной стеной стоял лес из совершенно фантастических деревьев, а с другой подступала совершенно белая степь, как будто каждая травинка была создана из чистого снега. И там, и там ждала верная смерть — что происходит в лесу не знал никто, оттуда не возвращались ни люди, ни они, ни кары, что происходит в степи — знал каждый. Белые травы любили красный сок жизни. Красивые, они легко и грациозно колыхались на ветру, пока их корни выжигали любые другие, и стоило к белому полю приблизиться любому существу — оно попадало в пасть самого огромного из хищников Мертвых Земель. Вся степь, всё поле, сотни квадратных миль, было на самом деле единым живым организмом, плотоядным растением, которое когда-то скромно зародилась на лесной полянке и подмяло под себя огромные просторы. Хищник был медлительным, но усердным — каждый год он пытался отвоевать себе еще немного земли, и если раньше ничто не могло остановить его шествие, в последние годы природа научилась сопротивляться. Единым фронтом выступили непримиримые враги: животные научились обходить белого хищника стороной, травы научились давать отпор, и даже болота, вечный враг всего, пришел на помощь — языки трясин наносили белой степи тонкие кинжальные удары, постепенно затормозив, а местами даже обратив ее продвижение вспять. Новый враг пока еще был невероятно силен, белые травы не брал ни огонь, ни вода, но они нарушили неписанный закон гармонии Мертвых Земель, гармонии жизни и смерти — никому не нужен сосед, мечтающий о тотальном уничтожении. Все уживаются друг с другом, даже болота зимой дают приют многим мелким животным — их зловонная жижа не так смертоносна, как падающий с неба снег. И когда-нибудь белые травы обязательно будут уничтожены. Или изменятся и найдут себе союзника — каких-нибудь мелких грызунов и насекомых, которых они будут снабжать пищей и защищать, в обмен на то, что те помогут им против остальной природы…
Когда Эдвард слушал рассказ Нита, он невольно поражался. Это была как будто не пассивная природа, а некое разумное существо: войска, диспозиции, удары и контрудары, тактика и стратегия. Шла война, со своими временными союзами, наступлением и обороной, только вот воевали не страны и не народы. Воевала природа. Болота идут в атаку, с правого фланга их поддерживает лес, с левого коалиция хищников и травоядных, птичья авиация наносит воздушный удар, а в недрах трясины лилии и кувшинки готовят новое химическое оружие… Звучит абсурдно, но иначе ситуацию не объяснить — даже Верные Псы обходили эти края стороной, чтоб своей охотой не испортить и так шаткое положение болотно-животной коалиции. Эдвард только сейчас понял, как он был самонадеян, когда полагал, что они вдвоем с Нубилом дойдут до цели. То, что он узнал — капля в море. Уже в полусотне миль от города его знания теряли половину своей значимости, а что будет дальше — даже представить страшно. Если бы не Нит, он никогда бы даже не догадался, что узкий коридор между лесом и белой степью — область всеобщего перемирия. Тут рядом паслись зайцы и бегали волки, неспешно прогуливался огромный медведь, и болотные вонники сами смыкались, когда в них ступал неосторожный путник. Перемирие природы, растений и животных ради общей цели, уничтожить незваного врага — да если про такое узнают биологи, будут долго смеяться, и легко докажут, что такого просто не может быть. Что это противоречит законам эволюции, здравого смысла, и Господь просто не мог сотворить ничего подобного. Тем не менее. Почти весь второй и половину третьего дня трое путников шли по этому коридору, и в этот раз на ночлег можно было останавливаться без всяких опасений — ни один хищник не посмеет в этом месте тронуть даже спящего человека.