Козыри богов

Тот и возразить-то более ничего не смог! Вот такой вот вышел у нас спор научный. А ты говоришь - сказки... В мире, Ланс, в отличие от твоей Икорики, много есть чего интересного,- Колт снисходительно похлопал по моему колену.

Для того чтобы оправдать мои возможные попадания впросак, я сочинил себе подходящую легенду. Согласно ей я, Ланс из Икорики (это самый отдалённый из известных мне дрогоутов), младший сын тамошнего лэда, сбежал от папаши, сохи и навоза в поисках приключений и своей удачи. Вести себя приходилось соответственно, изображая простодушного деревенщину, что вызывало многочисленные подначки со стороны моих сотоварищей. Впрочем, только лишь дружескими подначками не обошлось.

Однажды на вечернем привале самый задиристый охранник по имени Арри, сладко потянувшись, сказал так, чтобы все слышали:

- Что-то я сегодня притомился! Придётся тебе, Ланс, нынче за меня ночью покараулить. Слышишь, суслик?

"Та-ак! На "вшивость" проверяет",- понял я, а вслух спросил:

- Потому что ты, видимо, "дед" Советской Армии?

- Что? Какой дед? Какой армии? - оторопел тот. Надо сказать, что на Ланеле отцом называют только того, кто родил мальчика, и это очень почётно. Иметь внука и быть дедом почётно дважды.- Да я ещё и не отец!

- Так ведь можешь им и не стать, если будешь плохо себя вести: я тебе кое-что оторву.

Под дружный гогот караванщиков побагровевший от гнева Арри вскочил и ринулся на меня. Ядаже вставать ему навстречу не стал, и, когда его кулак после залихватского замаха уже приближался к моему уху, резко откинулся назад. Холостой удар привёл Арри в состояние неустойчивого равновесия. Поймав его за плечо, я крутанул его вниз и от себя, одновременно сделав ногой подсечку. Совершив в воздухе полный оборот, он упал на землю.

- Убедительно,- сказал он, поднимаясь и отряхиваясь. Он выпрямился и достал из ножен кинжал. Решив, что дело принимает более серьёзный оборот, я тоже встал и замер, внимательно следя за Арри. Но тот взял кинжал за лезвие и оглядел остальных охранников. Те утвердительно закивали, средь них прошёл одобрительный говорок. Арри слегка ударил меня рукояткой по груди и произнёс:

- Сим признаю тебя равным среди равных. На равных хлеб, на равных кров, на равных кровь.

Затем, обняв меня, как полагается по традиции, прошептал мне на ухо:

- А ты не так прост, как хочешь казаться. Драться тебя в твоём дрогоуте научили?

Больше меня никто задирать не пытался, даже подначки прекратились: меня приняли в ряды своих. Попыток нападений на караван никто не предпринимал, и дальнейшее путешествие прошло почти в полной идиллии. Лишь только одна встреча оставила после себя гнетущее впечатление.

По пути в столицу караван догнал колонну уныло бредущих людей, человек полтораста. За колонной следовало несколько тяжело гружёных повозок. Охраняли всё это две дюжины вооружённых до зубов верховых стражников. У каждого из них к седлу был приторочен круглый щит, на котором чёрной краской был изображён взъерошенный, растопыривший крылья ворон.

- Кто это? - спросил я Колта, глядя на измученные лица еле передвигающих ноги людей.

- "Вороньё",- негромко ответил он.- Имперские конвойно-карательные отряды.

- А люди в колонне?

- Большей частью - наложные.

- Что значит "наложные"?

- Каждый лад-лэд платит ежегодный налог императору: деньги, продукты, руды. А,кроме того, ладство обязано поставлять установленное число работников на императорские копи.

- На какое время?

- Почему - "на время"? Навсегда...- пожал плечами Колт.

- Так ведь это же пожизненная каторга! Почему б не посылать туда преступников?

- Здесь и преступники есть: мелкие воришки, нарушители порядка. Но основная часть - должники.

- За долги - на пожизненную каторгу?!

- Конечно. Не казнить же их как убийц и привольных. Поэтому милостью императора Строгий Судья и назначает им рудничные работы.

- У императора довольно своеобразные понятия о милости,- зло проворчал я.- То есть, они понимают, что у них нет никакой надежды? Однако они не скованы, не связаны. Почему они не разбегутся?

- Есть узы гораздо более сильные, нежели верёвки и железо: страх. Рассказывают, что у стражников в обычае в самом начале пути подстроить побег одному из каторжников. Затем его ловят и на виду у остальных подвергают изощрённым пыткам, а после сажают на кол. Больше никто бежать не пытается.

Я полез в свою котомку, намереваясь поделиться с невольниками провизией.

- Остановись! - перехватил мою руку Колт.- С ума сошёл? Хочешь пополнить их ряды?

- За что? За кусок хлеба? - удивился и возмутился я.

- Бывает, достаточно и меньшей провинности. Не все выдерживают дорогу, многие умирают. Но до места всегда доходит столько людей, сколько указано в сопроводительной грамоте: от этого зависит плата конвоирам. Если ты окажешься в их рядах, бесполезно будет доказывать свою невиновность. Селения пустеют, едва лишь приближается этап.

На узкой дороге разъехаться могут только всадники, поэтому несколько часов мы медленно двигались в хвосте этой колонны, то и дело ловя на себе хищные взгляды стражников. Лишь только тогда, когда стража решила устроить привал, Колт поторопился проехать вперёд, и при этом долго с умильной улыбкой раскланивался с конвой-лэдом, начальником охраны.

Из задумчивости меня вывел вопрос Колта:

- У тебя что, среди знакомых каторжники имеются?

- С чего ты взял?

- А откуда эту песню знаешь?

- Какую?

- Ту, что ты сейчас пел.

- Разве я что-то пел?

- Ну да! "А ну-ка, парень, подними повыше ворот, Подними повыше ворот и держись. Чёрный ворон, чёрный ворон, чёрный ворон Искалечил мою маленькую жизнь..."- напел Колт.

- Нет, Колт, знакомых каторжников у меня нет. А песню в застенках не удержишь.

- Это точно,- вздохнул караван-лэд.

Мойилет,

кумината 8855 года

Мойилет располагается на неширокой, чуть больше километра (никак не могу привыкнуть к местной системе мер!) прибрежной полосе, упираясь одним своим краем в песчаный пляж, а другим - в высокие отвесные скалы плато Синих Псов. Только в одном месте в сплошной массе базальта виднеется полукилометровая щель, перегороженная поистине циклопической стеной. Издалека кажется, что она вырезана из целой скалы, а после тщательно отшлифована. Лишь вблизи резкие изменения текстуры камня по местам соединений вырисовывают многометоровые блоки, из которых она сложена. В зазор между двумя соседними блоками вряд ли можно засунуть даже очень тонкое лезвие ножа.

В эту стену и упиралась дорога. Просто доходила до неё и обрывалась. Однако, как только караван приблизился, один из блоков чуть дрогнул, затем почти бесшумно подался назад. После, изменив под прямым углом направление движения, он ушёл вбок, в толщу стены, открыв нашему взгляду широкие рельсы, по которым двигался, и длинный тоннель с частыми бойницами по обе стороны. Тот, кто вздумал бы напасть на цитадель и каким-нибудь чудом умудрился пробить пятиметровую плиту ворот, оказался бы под перекрестным обстрелом. И хотя ни одного стражника в зоне видимости не наблюдалось, мы не сомневались, что находимся под самым пристальным наблюдением.

Колт выдал охранникам четверть причитающегося заработка и наказал ждать его здесь же через двое суток: внутри крепости караван в охране не нуждался. Два дня нам предоставлялись для отдыха, который, как просветил меня Арри, традиционно выражался в буйном загуле в трактире "Дует ветер", куда вся наша компания и отправилась незамедлительно, весело галдя и позванивая полученными макатимами.

Трактир, забитый посетителями, гудел от разговоров, криков и песен. Несмотря на то, что столов в большом зале стояло много, все они уже были заняты либо местными жителями, либо такими же охранниками, прибывшими с караванами из других городов. Выбрав стол, за которым сидела наименее суровая и наиболее пьяная компания, суродильцы направились к нему. После короткой словесной перепалки и нескольких зуботычин сидевшие там ретировались, а вновь прибывшие весело оккупировали стол, требуя от прислуги "самой лучшей жрачки и самого крепкого пива".