Черный Истребитель

– Что же так?

– Тебе серьезно или отшутиться? - испытующе посмотрел на нее Саша.

– Серьезно.

– Потому что я выбрал тот образ жизни, при котором не заводят жен и детей.

– А почему? В смысле, почему такой выбрал?

– Потому что мне хочется жить ярко. Реализовывать себя на полную катушку. Мирная жизнь обывателя гораздо сложнее и интереснее, если подумать. И серьезнее. Только я так жить не могу. Мне нужно каждую минуту чувствовать опасность. Уходить от нее. Побеждать. Такое вот затянувшееся детство, - очень неожиданно подытожил свое признание Саша.

– Это не детство. Это ты просто не в свое время родился. Тебе бы в Европу пятнадцатого века. Был бы конквистадором или кондотьером. И было бы тебе счастье.

– Мне и здесь его хватает. Вполне. Разница-то? - задумчиво покачал головой Саша. - Всегда будут те, кому не сидится за конторкой или в офисе. А если это когда-то выходит из моды - так мода дело переменчивое. И, кстати, на гребне такой моды услуги тех, кто неизлечимо старомоден, оплачиваются куда дороже. Конкуренции мало.

Танька засмеялась.

– Какой ты, оказывается, меркантильный…

– Разумеется. Всех пиратов, крестоносцев и вольных стрелков всегда на самом деле вела жажда наживы. Кто же будет геройствовать себе в убыток?

– А теперь мы, наконец, поедем в твой тихий дом за городом? А то йогурт прокиснет, - посмотрела Танька на заднее сиденье, где содержимое пакетов отчасти рассыпалось.

Саша кивнул. Танька устала следить за дорогой и в очередной раз задремала. Проснулась она, только когда машина запрыгала на проселочной дороге. Вокруг простирались бескрайние пожухлые поля, уже отчасти присыпанные снегом. Сначала они ехали по дороге, потом - по колее трактора, потом вообще по полю через снег. Нетронутая дорога внушала оптимизм. Заехали они в какой-то натуральный медвежий угол - на краю мрачного ельника прилепился крохотный поселок, огороженный перекошенным забором из разносортных материалов: досок, рабицы, колючей проволоки, каких-то фанерных щитов. Висящие на двух бетонных столбах огромные железные ворота, закрытые на засов, перекрывали проход. Поселок состоял из десятка домов, еще более разносортных. Две полуразвалившеся хибары, один приличный кирпичный домик, огромная изба совершенно доисторического вида, еще пара домов явно дачных. Дым шел только из двух труб, еще в одном доме тускло светилось окно. Саша остановил машину у противоположного от ворот конца единственной местной улицы. Обойдя машину, он открыл перед Танькой дверь.

– Прошу.

Танька вылезла, едва не свалившись на землю - руки и ноги за несколько часов затекли и плохо слушались. Дом выглядел достаточно хорошо, а за ним простирался большой, огороженный аккуратным дощатым забором участок, на котором стояло еще три строения, тоже выглядевших весьма ухоженно. Саша залез в почтовый ящик у калитки, достал оттуда связку ключей, открыл замок - по легкости, с которой у него это получилось, Танька поняла, что замок предусмотрительно смазан.

– Не боишься так ключи оставлять? - спросила она.

– Не боюсь, - пожал плечами Саша. - Это дом с сюрпризами. Очень неуютный для незваного гостя.

– В смысле?

– Ну вот, смотри. - Саша открыл дверь, но остановился на пороге. - Вот видишь этот крючок?

Самого заурядного вида алюминиевый крючок был вбит прямо в косяк, но почему-то кверху ногами.

– Если не сделать вот так… - Саша перевернул крючок так, что тот принял нормальное положение, - то на голову тебе упадет кое-что оч-чень тяжелое.

Танька посмотрела вверх, в темноту, но ничего не увидела.

– Там груз, - пояснил Саша. - Потом покажу. И таких приятных сюрпризов здесь еще достаточно.

– Лихо! - восхитилась Танька. - Сам придумал?

– Кое-что сам. Кое-что в журналах по теме нашел. Проходи. Я спущусь в подвал, включу движок.

У Таньки брови полезли на лоб.

– Тут еще и движок?

– Не ждать же милостей от здешней электросети? - усмехнулся Саша и ушел, оставив Таньку в темном и загадочном доме. Ей не особо хотелось идти дальше прихожей - мало ли, какие еще сюрпризы приготовлены для посторонних? Саша вернулся через пять минут, вытирая руки ветошью, провел ее в комнату, включил свет. Танька поняла, чем удивил ее дом - в нем вовсе не было запаха сырости и пыли. Как будто тут совсем недавно жили. Дом был маленький - в три небольшие комнаты, но очень ухоженный. Обстановка в нем была самая обычная, деревенская - старая мебель, потертые ковры на полу. Но обои были свежими, дорогими, в окнах Танька, присмотревшись, опознала весьма недешевые стеклопакеты - не пластик, а дерево. Только особенным образом обработанное. И везде царил идеальный порядок. Танька задумалась. Ее квартира очень хорошо отражала глубокий Танькин пофигизм. Уборка после развода проводилась раз в месяц, но зато штурмовым методом. Все остальное время в квартире был бардак. Здесь же чувствовалась рука хозяина. Аккуратного, любящего комфорт и порядок. Поняв еще что-то о Саше, Танька в очередной раз осознала, что он ей нравится.

– Так, холод мы сейчас разгоним.

Саша воткнул в розетки несколько шнуров от забавных цветных пластин обогревателей, висевших на стенах, запихнул продукты в стоявший в прихожей огромный пузатый холодильник, включил электрический чайник. На столе в одной из комнат быстро соорудил гору бутербродов, заварил чай, сыпля заварку прямо в кружки. Кружки Таньку заинтересовали - сделанные из матового серебристого металла, они были очень легкими, несмотря на довольно толстые стенки. Саша пояснил, что они полые внутри - чтобы налитая жидкость дольше остывала или нагревалась.

Танька удивилась, когда поняла, что в нее влезло две полные кружки чая и добрый десяток бутербродов. Такой аппетит был ей обычно не свойственен, а уж в последние полгода - тем более. Пока они ели, в доме ощутимо потеплело, и Танька даже вспотела. Забавные цветастые обогреватели работали на совесть.

– Сейчас спим, а вечером - баня, - заявил Саша, вытирая со стола крошки.

– Тут еще и баня есть?

– А как же! А ты любительница, что ли?

– Да нет. Я в ней и была-то раза полтора, и то - в общей. С компанией.

– Дикие люди… - развел руками Саша.

Таньке досталась комната с серебристо-серыми обоями и парой японских акварелей на стенах. Спальным местом служила совершенно музейного вида железная кровать с никелированными шишечками. Впрочем, матрас на ней был вовсе не музейный. Танька разделась до трусов и футболки, укрылась пушистым мягким пледом. Через полчаса она поняла, что заснуть ей не удастся. Набитый желудок тянул в сон, но до головы этот сон добираться не хотел категорически. Перед закрытыми глазами все время мелькали обрывки вчерашних картинок - бесконечные виды из окна, крадущиеся типы с пистолетами, постоянно меняющееся лицо Скиннера. Крутилась Танька с боку на бок долго, потом встала, взяв из сумки книгу, попробовала читать. Читать не получалось - буквы расплывались перед глазами, а смысл ускользал. Промаявшись так какое-то время, Танька встала и на цыпочках отправилась в соседнюю комнату.

Саша мирно дрых на достаточно широкой тахте. Танька с завистью посмотрела на него, стоя на пороге, потом вернулась в свою комнату за пледом и, накрывшись им, устроилась между спиной Саши и стенкой. Саша не проснулся, но во сне перевернулся на другой бок и притянул ее к себе за плечи. Лежать было неудобно, поэтому Танька повернулась лицом к стенке, но руку с себя не стряхнула. Так было куда уютнее. Она даже задремала, чувствуя себя уютно и правильно, как когда-то в раннем детстве, когда она утром воскресенья залезала в родительскую постель.

Впрочем, ни заснуть, ни тем более выспаться ей не удалось. В какой-то момент расслабленная ладонь на ее плече оказалась крепкими тисками, а над ухом прозвучала сбивчивая фраза вовсе не на русском языке. Танька вообще сомневалась, что это какой-то из земных языков. Она не разобрала конкретных слов, но общий смысл ей был ясен - приказ кому-то куда-то уходить. Ее пробрало ледяным холодом - язык был вовсе даже не земным, более того, Танька когда-то его хорошо знала. Не этот, но достаточно похожий на него. На этом языке она разговаривала во сне, а потом, просыпаясь, мучительно давилась невозможностью выговорить что-то по-русски. Сказав еще что-то, Саша вдруг резко сел на кровати, протирая глаза. Присутствие Таньки рядом его нисколько не удивило.