Реальность сердца

Тогда, на сеновале в бруленской деревне, она еще не могла внятно сказать, почему отказывается уезжать, почему готова следовать за светловолосым алларским мальчиком хоть в дождливую ночь, хоть в горящий дом. Он был надежным. Сильным, решительным, смелым, порой грубоватым, и Керо удивлялась, что в юноше старше ее на два-три года столько достоинств сразу. Потом оказалось, что ему на десяток больше; девушка сперва не поверила, но потом все стало на свои места. Тогда, на долгом извилистом пути из Брулена в Оганду, она еще не знала, как называется чувство, что прокралось к самому сердцу и уютно пригрелось там, как котенок, и отказалось уходить. Когда Эмиль говорил «уезжай!», котенок вцеплялся когтями в сердце и заставлял твердить «Нет, нет, нет!». Керо не понимала, что с ней происходит. Почему никто из окружавших ее мужчин не вызывал неистового, упрямого и непоколебимого желания идти с ним куда угодно. Дома говорили — в Предельную северную пустыню босиком; девушке всегда казалось, что это сущая глупость — нет на свете человека, ради которого пойдешь по колено в снегу. Оказалось — есть.

Не герцог Гоэллон, хотя на каждое воспоминание о нем сердце отзывалось теплой нежностью; только увидев его рядом с Эмилем, Керо поняла разницу. С Руи, если даже забыть о словах гадалки, она могла бы прожить всю жизнь, была бы и довольна, и счастлива. Он был нежным любовником, отличным наставником, и смог стать бы прекрасным мужем — заботливый, ироничный, снисходительный и разумный. Может быть, у него было достоинств больше, чем у Эмиля; вот только разница состояла в том, что одного Керо любила, а другого — нет. Благодарность, признательность, нежность и влечение — все, что угодно, но только не любовь. Не пушистый котенок в груди, то ласковый, а то и сердитый, надежно держащий в коготках ее сердце…

— Ох, что-то я устал, а молодые-то, наверное, и вовсе спать хотят, — пробасил синьор Павезе, напоказ зевая.

— Пора, пора! — хором откликнулись гости. — Пора старикам на покой, а молодым — на перины!

— Что скажешь, Эмилио? — Павезе был неотразим, он шевелил бровями, двигал ушами и подмигивал обоими глазами попеременно. — Вас же не перепьешь, не перепляшешь…

— Дядюшка Павезе! Да вы на свадьбе наших внуков еще спляшете и выпьете! — изобразил ожидаемое возмущение Эмиль.

— Внуков, говоришь? — прищурился хозяин. — Ну, так вы поторопитесь, а то вдруг не доживу? Керо во второй раз за день оказалась на руках у супруга. Теперь ее несли через половину улицы, через двор и вверх по лестнице. Она смеялась, утыкаясь носом в шею Эмиля, обещала его пощекотать, на что тот ворчал, что падать-то ей, так что пожалуйста, щекочите на здоровье.

— Зато краснеть — тебе!

— Только поженились, а ты уже и рада меня дураком выставить!

— Это тебе за стену замка… — смеялась Керо. — Сам начал, так не пеняй! Их провожала целая толпа, но наверх поднялись только четыре девушки. Молодой супруг перецеловал их всех, они забрали у невесты платок, а у Эмиля кушак. Наутро их нужно будет выкупать обратно, но сейчас Керо об этом не думала. Плотные парчовые занавеси были задернуты. Наконец-то их оставили вдвоем! Домоправительница Мария строго следила за соблюдением приличий, так что целоваться с Эмилем и до, и после помолвки еще как-то удавалось, но со всем прочим пришлось погодить. У горбатой Марии, наверное, было сто пар глаз и двести пар ушей, ибо в каждый момент она находила повод прислать служанку, явиться самой, позвать Керо или Эмиля по какому-нибудь пустяку… Не говоря ни слова, домоправительница верно служила дуэньей, хотя кому нужны были эти труды, девушка не догадывалась. Может быть, дядюшке Павезе, а может, и ей самой. В Оганде нравы были в чем-то строже, чем на родине, и добрачную близость жениха с невестой здесь тихо, но настоятельно осуждали. Еще в день помолвки, до того, как ответить согласием на предложение руки и сердца, Керо рассказала жениху, что не подарит ему свою невинность. Эмиль только пожал плечами, сказав, что в Алларэ это отродясь не считали чем-то огорчительным. Больше ни одного вопроса он не задал.

— Главное, — сказала Керо, вспомнив рассказ Катрины, — это в крючках не запутаться…

— Я тоже эту историю слышал, — рассмеялся Эмиль. — Видимо, с другой стороны. Мы уж как-нибудь обойдемся. Они не запутались в крючках и не уронили свечу на край полога постели, как рассказывала Моника. Свечи были вовремя задуты, а платье Керо и костюм Эмиля оказались на полу в полном беспорядке за считанные минуты. Поцелуи, объятия, соприкосновение обнаженных тел, сила и нежность, усталость и счастье — все, что она уже знала, оказалось иным: новым, помноженным на любовь, а потому в сотню раз более ярким, сводящим с ума и опьяняющим… В открытое окно врывался прохладный южный ветер, пришедший с гор. Сухой и свежий, он высушивал со спин пот, играл прядями волос и шелком стелился по коже; пах смолой и соснами, льдом горных шапок, мятой и водой источников. Эмиль улыбался, положив ей голову на грудь. Северянка провела рукой по его плечу, чуть сжала пальцы, радуясь тому, как напрягаются мышцы. Она никогда не считала себя слабой, презирала изнеженных барышень и их кудрявых кавалеров, и в спутники себе выбрала того, кто — сильнее. Чтобы идти вместе и рядом, поддерживая друг друга во всем. Может быть, немножко состязаясь, поддразнивая друг друга, но — рука об руку, и зная, что его плечо всегда будет немножко сильнее.

— Я хочу, чтобы так было всегда… — шепотом сказала Керо.

— Я сделаю все, что смогу, чтоб так было.

— Я тоже. Эмиль знал, что она не шутит, что — может и будет делать. Никогда не останется тенью, прячущейся на женской половине дома, занятой лишь детьми и хозяйством. Что бы ни пришло в голову мужу, куда бы ни занесла их обоих судьба, они будут вместе, и Керо постарается, чтобы никто и никогда не смел им мешать.

Пусть небо рушится на землю — она подставит плечо, чтобы помочь его удержать.

В горе и в радости, в достатке и бедности, во время мира и во время войны, и если Сотворившие присудят Эмилю кару — то пусть демоны заранее куют доспехи, она пойдет за мужем и в Мир Воздаяния. Бедные, бедные демоны…

— Их было шестеро, одеты как алларцы, — рассказывал во второй раз Фиор, борясь со сном. Вынести удар шпаги было куда легче, чем последовавшую за ним заботу мэтра Беранже; первое Ларэ пережил без макового настоя, а вот обработку раны… — Старший сказал, что герцог Алларэ отправил их мне навстречу, чтобы проводить. Меня насторожил его выговор… и то, что он сказал — я могу отпустить своих спутников. Я отказался. Сказал, что они могут следовать за нами. Тогда они взялись за оружие. Они не хотели меня убивать, я почти сразу это понял. Ранили потому, что я сам подставился под удар. Потом кто-то позвал стражу, сбежались люди, они скрылись. Оставили три трупа, четвертого забрали с собой. Пробитое насквозь плечо отчаянно ныло, не помог и настой — лекарь разворотил рану инструментами. Кровь остановилась быстро, но голова все еще кружилась, и хотелось пить; но более всего прочего Фиору досаждала тревога на лицах окружающих. Ничего непоправимого не произошло, от раны в плече не умирают, да и получена она была по собственной неосмотрительности. Еще не повод, чтобы переполошился весь дом… Гораздо печальнее, что в короткой схватке погибли оба его спутника.

— Почему вы считаете, что это было похищение? — спросил Кадоль.

— Один пытался меня обезоружить, еще у двоих были дубинки и сеть.

— Господину Скорингу понадобились заложники? — приподнял бровь Эвье. — Экая дерзость.

— Не думаю, что все так просто, — качнул головой Реми.

— Какой из меня заложник… — улыбнулся Ларэ.

— Такой же, как из любого другого. Надеюсь, что этот урок пойдет на пользу всем. Любого, кто выедет из дома без пяти сопровождающих, я… найду, что сделать, — сурово оглядел собравшихся герцог Алларэ. — Эвье, спрашивать я буду с вас.

— Будет исполнено, господин герцог.

— Не дом, а госпиталь ветеранов, — Алларэ недобро усмехнулся. — Фьоре, о чем вы думали, когда лезли в драку? Вопрос был риторическим, но Ларэ надолго задумался. О чем он думал, ввязываясь в схватку в темном переулке? Может быть, о том, что устал терпеть все, что происходит в столице? Устал сидеть в особняке Алларэ, заниматься перепиской с главами сопредельных держав, копаться в старых сводах законов и договорах? О том, что девятину назад у него было два брата, а теперь один пропал, а второй оказался не только марионеткой, но и редкостной дрянью?..