Реальность сердца

— Отвратительно… — вздохнул Фиор.

— Добавлю, что господина Алларэ с тремя сопровождающими комендант Геон в крепость пропустил.

Возвращение к жизни оказалось делом на редкость неприятным. Саннио понял, что он все-таки уцелел, когда еще до осознания «я есть», пришла головная боль, и была она королевой всех испытанных им мигреней. Под хрустально звенящим черепом бурлил крутой обжигающий кипяток, цветной и едкий… Чьи-то руки безжалостно растирали ему уши. Саннио подумал, что неплохо бы укусить обидчика за палец, распахнул глаза и увидел над собой господина Далорна, весьма сконфуженного и вполне живого, не то что в последнюю встречу. Чуть выше было небо — серебристо сияющее, яркое, и ясно было, что время близится к полудню.

— Вы совсем смерти моей хотите? — поинтересовался Саннио, когда ладонь задела по виску; заодно и прочувствовал, что там растеклась опухоль едва ли не до края челюсти. — Одного раза мало?

— Простите, Алессандр, — негромко сказал Эмиль. — В тот раз я не отвечал за себя. Это, конечно, не оправдание…

— Какой демон в вас вселился?

— В него не демон вселился, а кое-что похуже и покрупнее, — звонкий голос юной ябеды молодой человек узнал сразу.

— Вы тут семьей?..

— Примерно, — алларец слегка покраснел. — Еще раз прошу меня простить.

— Прощу, — пообещал Саннио, — если уши оставите в покое.

— Не притворяйтесь, любезнейший, что у вас болит голова. Оба не притворяйтесь! Пустота болеть не может, это доподлинно известный любому медику факт.

— Дядя?.. — опешивший наследник рывком сел и тут же зажмурился — по глазам словно хлестнули умелой рукой. — Вы-то что здесь делаете?

— Этот юный бездельник еще и имеет наглость спрашивать меня, что я здесь делаю, — пожаловался кому-то герцог Гоэллон. — Вопрос ваш, драгоценнейший мой Саннио, неуместен и неприличен до крайней степени. У меня есть все основания находиться здесь, а вот у вас?

— У нас — тоже!

— Да, мне их уже неоднократно изложили, и большей ерунды мне выслушивать не доводилось за всю жизнь, милейший мой племянник! — дядя подошел, присел рядом прямо на землю, потом потрепал Саннио по волосам. — Ладно, не пугайтесь, я не буду вас наказывать, хотя вы заслужили хорошую трепку… Все вы.

— Меня попрошу из этого списка исключить! — опять Керо. Надо понимать, со времени замужества северянка прибавила и во вредности, и в смелости. Раньше она с герцогом Гоэллоном не спорила, а только внимала с обожанием.

— Вас, Керо, нужно попросту выпороть, но это сделает ваш супруг и несколько позже, — усмехнулся дядя. — Радуйтесь, что все вышло именно так. Справа послышалось возмущенное кошачье фырканье, потом звяканье посуды. Саннио огляделся, с трудом поворачивая голову. Вся компания в сборе — и даже дополнение в лице Эмиля с супругой и дражайшего предмета поисков. Племянник с удовольствием нырнул под руку, положенную на плечо, прижался щекой к груди. Так даже голова болела меньше, а, главное, замолкла тревога, что уже давным-давно пищала в душе противным крысиным голоском: «Не успеешь, не найдешь, не встретишь…»

— Как мы вас не нашли? И откуда здесь Керо?

— Вот уж не знаю, я не слишком скрывался, — усмехнулся дядя. — Я решил осмотреть Храм перед тем, как приступать к делу — ну а тут обнаружилось, что в нем творится весьма примечательное событие. Сражение госпожи Далорн ди Къела с весьма ужасного вида грозным чудовищем. Увы, я успел только к его окончанию, а жаль. Подобная баталия достойна пера лучших поэтов, а придется ее записывать со слов Керо.

— Вам бы все издеваться! — Керо вынырнула из-за палатки и сурово уставилась на герцога Гоэллона. Руки уперты в пояс мужского костюма, глаза горят пламенным возмущением.

— Я нисколько не издеваюсь, почтенная дама, — герцог, кажется, смеялся. — Ваш подвиг еще запишут в Книгу Сотворивших, так что живите отныне осторожно, ведь каждое ваше деяние будут заучивать наизусть потомки.

— Да что, собственно, произошло?! — Саннио ничего не понимал.

Когда ему рассказали, он поверил лишь потому, что половину рассказчиков очень хорошо знал лично, а не доверять второй тоже оснований не было, хотя история — несколько историй — звучали почище любого завирального вымысла бродячих жогларов. Керо, которой пришло в голову помолиться в Храме прямо в ночи, точнее, на рассвете, натолкнулась на Эмиля, валявшегося без сознания, и такими добрыми словами высказалась в адрес его обидчика, что обидчик немедленно явился к ней. Видимо, просить прощения, ну а, может, требовать забрать свои слова обратно. Северянка, доселе не блиставшая на поприще фехтовальщицы, при помощи тут же найденной шпаги, убедительно объяснила «грозному чудовищу», что извинений оно не дождется, причем не дождется совсем и категорически… Эмиль, который вообще с трудом помнил, как очутился в Храме, ибо еще до границы Церковных земель его посетило весьма странное ощущение, что он принадлежит не себе, а некой неведомой и решительно непреодолимой силе, оказывается, хотел похитить Саннио, дабы принести его в жертву той самой неведомой силе. Правда, то ли сам он, то ли та сила ошиблись, и поначалу Альдинга приняли за потребную жертву — но тут сам господин Гоэллон явился во всей красе и, разумеется, был схвачен и потащен вглубь. Валяться же в пещере господину Далорну пришлось трудами брата Жана, который воспротивился подобному исходу дела, и, увидев перед собой явного одержимого, произнес молитву, изгоняющую бесов и демонов. Результаты его удивили еще больше, чем прошлый конфуз с маленьким чудом, ибо нигде, ни в одной книге, ни в одном свитке, не говорилось о том, что изгнание может сопровождаться сиянием, шумом, неведомо чьими стонами и прочими душераздирающими последствиями — по книгам-то оно как-то тише выходило… Обнаружив, что сам едва стоит на ногах, а перед ним — три бессознательных тела, брат Жан несколько огорчился. Потом он не без усилий привел в чувство Альдинга, который опознал Эмиля и засвидетельствовал, что вплоть до сего дня господин Далорн считался вполне порядочным человеком, не склонным к подобным безобразиям. Однако ж, добропорядочного алларца пришлось временно оставить в Храме, потому что двое побитых им еле-еле дотащили третьего наружу, и уже двинулись обратно с подмогой, вот только пока они собирались вернуться в Храм — уже в третий раз за одну ночь — у входа обнаружились двое вооруженных господ, которые при упоминании фамилии господина Далорна сильно озадачились и немножко рассердились, отчего-то решив, что монах, Ханна и Араон намереваются причинить вред госпоже Далорн, их нанимательнице. Надо понимать, помянули Эмиля не слишком лестным образом. Пока брат Жан и Ханна наперебой объясняли, что не собираются делать ничего подобного, а о госпоже Керо и слыхом не слыхали, зато вот господина Эмиля неплохо было бы вынести наружу, а то зачем же ему валяться в Храме, неровен час, кто приберет, навстречу им вышли искомые — причем, в составе троих, ибо и герцог Гоэллон шествовал там же, волоча на плече Далорна и отчаянно браня его супругу в выражениях, далеких от приличий. К глубокому возмущению Керо ее наемная охрана не вступилась за ее честь, а присоединилась к ругани — зато теперь северянка с наивным детским удовольствием поминутно поминала змея морского, который обязан был сделать со всем, что голубоглазой победительнице чудовищ было не по сердцу, что-то непотребное. На вдохновенном «Морского змея в эту чашку!», который посвящался слишком горячему чаю и опрометчивости Керо, отхлебнувшей большой глоток, расхохотались все, включая Альдинга. Тут-то Саннио и разглядел двух ее спутников, доселе скромно сидевших у самого края лагеря. Наемники попадали с бревна от смеха. Отсмеявшись, Саннио огорченно вздохнул: он пропустил невероятное количество увлекательнейших событий. Винить за это стоило алларца, но он и так имел вид побитой собаки, а грозные взгляды, которые бросала на него супруга, предвещали, что это только начало. Надо понимать, Керо, победившая чудовище, не считала силу достаточно непреодолимой для того, чтобы сбегать от любимой жены и стучать по головам чужих наследников.