Реальность сердца

— Госпожа моя, помилуйте!.. О чем вы говорите? Я просто честен перед собой и вами! Какой дурак, какой невероятный дурак!.. Сколько лет он занимался только тем, что предотвращал беды, которые могли прийти извне мира — из-за богов и претендующих на небесные троны существ; изнутри — от его ополоумевшего отца, который перевернул все с ног на голову. Покойный казначей из всего, что узнал, захотел понять лишь одно: есть способ стать правителем даже не Собраны, а всего мира… Дурость эта была женщине подозрительно знакома — герцог Гоэллон год за годом так же закрывал собой и страну, и династию, глава которой под конец дошел до того, что решился отправить его на заведомую смерть. До чего ж они были похожи — не в мелочах, в главном: в привычке называть действиями к своему удовольствию все то, что делалось дорогой ценой, и платили ее оба — собой.

— От вашей честности плакать хочется. Ладно, не мне вас судить, — вздохнула Кларисса. — С чего вы решили, что должны вмешиваться сейчас?

— Я знаю, куда отправился герцог Гоэллон и знаю, что он задумал.

— От этого вашего будущего бога?

— Да! — Скоринг вскинул голову, на щеках проступил румянец. — Герцог задумал очень сложную вещь, сложную вообще, а сейчас — просто невыполнимую. Он понял, как избавиться от проклятья, но то, что он придумал, нужно было делать раньше. Сегодня это приведет к катастрофе…

— Герцогу Гоэллону неоднократно удавалось исполнить то, что всем казалось невыполнимым, — А ты сам, разве ты задумал что-то простое и ясное? Всего-то заменить одних богов на другого и попутно избавиться от четвертого, который уничтожит все живое, как и рассказывала Церковь.

— Не в этот раз. Герцог ошибается в своих расчетах. То, что он рассчитывает сделать, попросту неосуществимо, хуже того — это смертельно опасная ошибка! — скориец говорил, едва ли не задыхаясь от волнения, это было совершенно непривычно и неожиданно. Пальцы пытались поймать что-то в воздухе; еще один повод для удивления — раньше Скоринг пренебрегал жестами. — Представьте себе человека, который швыряет факел в шахту, уже заполненную рудничным газом. Все это нужно делать не так, нельзя делать так! Я должен предотвратить это, для этого мне и нужен господин герцог Алларэ. Однако ж, если признаться самой себе, то гостю поверить куда проще, чем герцогу Гоэллону, в очередной раз отправившемуся невесть куда творить чудеса. «Расчет», да еще и явственно опирающийся на поддержку очередного претендента в боги — то, что можно хоть как-то понять. А судя по всему, что случилось в Собране в этом году, что-что, а рассчитывать и планировать герцог Скоринг умеет получше многих прочих. Даже то, что он называет своими непростительными ошибками, у других звалось бы мелкими просчетами в великолепном плане. Конечно, это не касается всего, что связано с отцом; но мог ли девятнадцатилетний юноша, ровесник Ханны, понять, что делает, когда приходит с откровенным рассказом к самому близкому человеку? Каким бы ни был тот человек — да нет, конечно же, нет… Не всякий прирожденный навигатор сумел провести бы свой корабль между льдин так, как скориец — страну и множество людей между огромным количеством опасностей. И при этом — обвинять себя во всех смертных грехах?..

— Почему же именно Фиор?

— Не к восемнадцатилетнему же Гоэллону мне обращаться? Королевский первенец хотя бы совершеннолетний и не последний в своем роду…

— А вы — вы знаете, что нужно делать? — встала Кларисса. Нужно было решать.

— Да.

— Что ж, будь по-вашему. С утра я напишу господину регенту.

Граница Церковных земель проходила по гряде невысоких холмов, тянувшихся от предгорий Невельяны до самого Четверного моря. От границы до Нерукотворного Храма было недалеко, не больше тридцати миль — один дневной конский переход, и то если не слишком торопиться. Никто границу не охранял, она лишь была обозначена врытыми в землю невысокими столбами, верхушки которых были увенчаны бронзовыми языками пламени.

— Интересно, кто их начищает? — Саннио зажмурился, когда яркий блик от полированного металла попал в глаза. — Так и представляю себе, как ходят и каждый день…

— И носят с собой приставную лестницу, — кивнул Андреас. — Здесь добрых два моих роста.

— Вон Храм, — показал вперед Альдинг. Саннио перевел взгляд от столба к горизонту и невольно присвистнул, отпустив поводья. Гигантский черный цветок рос прямо из земли, блистая под небесным светом ярче стекла, ярче бриллианта. Храм был огромен. Притулившийся поблизости небольшой монастырь с белеными стенами казался рядом с ним совсем крошечным, детской лодочкой рядом с высоченным особняком. С высоты холма люди, подъезжавшие верхом к воротам монастыря выглядели и вовсе букашками. Мощеная дорога вела вниз, петляя между полого понижавшихся холмов. По краям, словно в окрестностях столицы, росли высокие ясени. Они тоже помогали представить себе истинную высоту Нерукотворного Храма. Трое путешественников потрясенно глядели на черное сверкающее чудо. Первым опомнился Андреас.

— Мы достигли Храма, но не цели.

— Верно, — кивнул Альдинг, опуская с лица косынку. Полоса между низко надвинутой на лоб шляпой и щеками была светло-серой от пыли. Дождя на западных землях не было уже давно; должно быть, все дожди мира пытались смыть сейчас Собру. Обычно здесь лило с первых дней осени, Междуречье должно уже было превратиться в непроходимое болото, но купцы, везшие товар из Тамера рассказывали, что непривычная сушь стоит с начала лета. В придорожных кабаках много болтали о грядущем конце мира, предрекая, что с погоды все только начинается… Пока что конец мира пришел к бруленским и скорийским еретикам, но, впрочем, оказался совершенно нестрашен. Святой поход, как и предрекал Реми, оказался красивой шумной прогулкой наиболее деятельной и бестолковой части собранских владетелей; однако, руководили всем высшие иерархи орденов, и даже от бестолковости особой беды не вышло. Пару замков, владельцы которых упорствовали в ереси, осадили, взяли штурмом, передали в руки расследователей из ордена Блюдущих Чистоту; остальные, заслышав, что все делается с одобрения и по воле герцога Скоринга и назначенного наместником Брулена владетеля Эйка, потихоньку потянулись в церкви сами. Ровно так, как и ожидал от них беглый регент. Попутно они громко проклинали покойного казначея, который все это заварил — а теперь, гляди-ка, они же крайними и оказались… Саннио, бывшего в курсе того, что обсуждалось на королевских советах с назначения Фиора вторым советником его величества, тогда еще его величества Араона, это нисколько не удивляло. В дороге молодые люди много беседовали, постепенно приходя к выводу, что у них на глазах произошло множество удивительных событий, подоплеку которых они так и не поняли. Ни одна из попыток сообразить, что же на самом деле было на уме у большинства действующих лиц, — и селедки с ним, с непостижимым герцогом Скорингом, но хотя бы у герцога Гоэллона, — так и не увенчались успехом. В памяти всплывали многие подробности, а детали происходившего наверняка были связаны друг с другом, вот только при попытках сложить цветные стекла мозаики в единое целое, получалась сущая ерунда. Куда забавнее оказалось другое: слишком уж легкая дорога. Ни единой досадной мелочи, ни единого затруднения в пути, в который трио собралось в одночасье на рассвете. Уже один отъезд из дома стоил многого: Саннио до последнего момента был уверен, что сейчас появится Бернар Кадоль и состоится печальная сцена «Никого никуда не пущу!», придется объясняться и приказывать всей данной наследнику властью — а капитан охраны проспал, прочие же гвардейцы, охранявшие дом, вполне благосклонно отнеслись и к сборам, и к отъезду спозаранку. Если им вслед и отправили погоню, то она не успела, заблудилась или ее поглотила бездна: ни единый человек не догнал веселую компанию, мчавшуюся на запад быстро и беспрепятственно. Быстро — однако ж, не быстрее герцога Гоэллона, которого они так и не догнали.

— Расспросим в монастыре, — добавил Литто. — Если, конечно, господин герцог в нем побывал.