Реальность сердца

— Тогда откуда? — Фиору мучительно хотелось заменить цветок на родовом гербе волком: коли герцог то и дело воет, то пора уже.

— Есть и сам мир, служащий Сотворившим всем сердцем, он направляет и дает силы тем, кто соблюдает волю Матери и Воина.

— Видимо, я изрядно грешен, — вздохнул регент. — Меня ничего никуда не направляет…

— Вы же говорили, что и вам помыслы графа Саура кажутся верными? — старик изумленно потер нос. — Не гневите богов, возводя на себя напраслину.

— Вообще… мир. Откуда это? Ни в одной проповеди, ни в одной книге я не читал… Старик-монах уставился на господина регента, как давеча граф Саура.

— Вы Первую молитву до конца дочитывали?

— «И дайте мне силы на деяния не во вред миру сущему сотворенному, но во благо его, и дайте мне силы отличить благо, и лишь его нести», — повторил Фиор то, что помнил лет с трех. — Э-э?..

— О чем же, по-вашему, в молитве идет речь? О каком мире, о каком благе? — расследователь смотрел на регента, как на малое дитя. — Сотворившие породили величайшую гармонию, и лишь злодей, исказивший свою суть до предела, не способен уже расслышать ее в малом и большом… «Вот только проповедей мне еще и не хватало, — вздохнул про себя Фиор. — Особенно, зная, кто на самом деле, что сотворил!»

— И что, простите, с этим всем делать мне? Регенту Собраны, а не доброму верующему? — герцог Алларэ слишком поздно понял, что плетет сущую ересь…

— Регенту Собраны надлежит быть добрым верующим, — старик не возмутился, напротив, по-доброму улыбнулся. — Вы не из тех злодеев, о которых я говорил. Вы — от крови Сотворивших, и злу трудно коснуться вас, а тем более проникнуть в суть. Не препятствуйте тем, кто услышал, что велит все сущее, ибо оно не может ошибаться. И вы слышите этот голос, но первейший ваш долг в ином. Как вы и сказали, вы — регент Собраны, соблюдайте свой долг и молитесь за тех, кто ныне в других землях. «Волка, — подумал Фиор. — Волка на герб…»

— К вам господин Виктор Мерно! — объявил слуга. За последние три седмицы в доме Клариссы побывало много разных господ, чуть меньше — дам, но вот покойники приема еще не просили. Тем более — покойники не свежие, а уже год как похороненные. После девяти вечера госпожа Эйма не принимала, дело было уже к одиннадцати, но «господин Мерно» разбудил в ней любопытство. Человек, именем которого назвался поздний гость, был племянником знаменитого винодела из Меры и погиб при скандальных обстоятельствах, — попытавшись изнасиловать служанку. Интересно, кто же решил представиться именно так? Кто — и, главное, зачем?

— Зови, — кивнула она, оправляя платье.

— Что это вы проделали со своими волосами? — выговорила Кларисса, когда гость зашел в ее кабинет и сел в кресло.

Право слово, к герцогу Скорингу у нее была сотня вопросов куда важнее, но при виде гостя, ставшего вдруг жгучим брюнетом, да еще и постриженным «под Реми», с языка слетел именно этот.

— Всего лишь краска, госпожа моя, — улыбнулся Скоринг; женщина моргнула, еще раз убеждая себя, что это все-таки герцог Скоринг, а не кто-то еще. Разительное преображение, нечего сказать. Некогда светловолосому и светлокожему скорийцу оно было не к лицу, но вот узнать его — даже зная наизусть каждую черту — и в двух шагах было затруднительно. И — краска; ясно уже, где он был. Кларисса не слыхала о подобной краске; настой ореховой скорлупы мог затемнить волосы до темно-русого оттенка, но не черными же их сделать?..

— Однако, — покачала головой Кларисса. — Желаете вина?

— Я попросил бы вас отпустить прислугу. Если это, конечно, возможно.

— С чего вы взяли, что я останусь с вами в доме наедине? — конечно, есть еще Фелида, но какая из девочки защита? — Не слишком ли дерзкая просьба?

Под прямым взглядом герцога Скоринга Кларисса передернулась. Вот же новости — коварный злодей с глазами раненого ребенка…

— Я не причиню вам ни малейшего вреда. Клянусь своей жизнью.

— Намеренно — не причините, — женщина пыталась удержать злость в кулаке. — В этом я не сомневаюсь. Но таланты свои вы уже продемонстрировали отменно! У меня только одна дочь, господин герцог…

— За ними присматривали, очень надежно!

— Это вам кажется, что это было надежно. Я и говорю о ваших талантах. Ваш надежный присмотр висел на трех гнилых ниточках, и хуже всего, что вы этого не понимаете! Я долго пыталась решить, что означало все случившееся — ваше равнодушие к жизням троих детей или то, что вы, мягко говоря, неумелы…

— Увы, второе, госпожа моя, — Скоринг опустил коротко стриженую голову. — Клянусь вам, мне казалось, что все в порядке!

— В том-то и беда… Хорошо, прислугу я отпущу. Я пока даже не буду спрашивать, для чего вы ко мне явились, — Кларисса поднялась. — Вы мне все расскажете. Но если вам от меня что-то нужно, согласие я дам, только поняв, что и зачем. Или же — уходите, не сказав ни слова. Я не выдам вас, но и не более того. Слуги немного удивились, но куда больше обрадовались, узнав, что получают сутки отпуска при условии, что покинут дом прямо сейчас. Они давно поняли, что госпожа Эйма, жена къельского наместника и подруга весьма важных господ, порой занимается делами, от которых нужно держаться подальше, дабы и краем уха не услышать половину слова — себе же дороже выйдет. Гость так и сидел в кресле, склонив голову. Веяло от него запредельной тоской, усталостью и безнадежностью. Не лучше, чем давеча от Руи. Надо понимать, оба противника друг друга стоили — и по упрямству, и по манере все на свете делать тайно, в одиночку и тратя себя столь беспощадно, словно жить им вовсе не по сердцу. Кларисса опустила на столик поднос. Новомодный напиток кофе казался ей отвратительным на вкус — сколько ни лей патоки, все едино от горечи глаза на лоб лезут, — но весьма полезным при долгих трудных беседах. Гость же клевал носом, и ему явственно хотелось спать.

— Я сразу начну с того, зачем явился. Мне нужно, чтобы вы помогли мне встретиться с господином герцогом Алларэ.

— А корону кесаря тамерского вам не нужно?! — опешила Кларисса.

— Нет, благодарю, — вымученно улыбнулся Скоринг. — Мне нужно только то, о чем я прошу. Задавайте любые вопросы, может быть, мои объяснения помогут вам принять решение.

— Хорошо, — первая порция густого темного напитка отправилась по чашечкам. — Начнем сначала. Как вас вообще угораздило ввязаться в подобное дело?

— Ввязаться? — в усталых глазах плеснулось искреннее недоумение. — Помилуйте, госпожа моя! Все, что произошло, я устроил сам от начала до конца.

— И с чего вы начали? — приподняла бровь Кларисса; она прекрасно помнила рассказ Фелиды о том, какие идеи переполняли голову покойного казначея последние пятнадцать лет, если не больше.

— Начал я с того, что совершенно случайно оказался в том мире, что добрые омнианцы называют Миром Воздаяния, а ноэллианцы — попросту соседним обиталищем людей. В девятнадцать лет я еще не слишком интересовался воззрениями ноэллианцев, и поначалу сам счел его приютом грешников, но очень быстро обнаружил, что этот весьма искаженный с виду мир — куда разумнее и правильнее, чем наш с вами. Я понял разницу на себе, но еще лучше понял, начав изучать его внутреннее устройство… Нет, сам по себе он почти во всем подобен нашему, единственная разница — во влиянии богов. Я говорю о правилах, по которым живут люди. А также и о степени вмешательства Сотворивших в ход его жизни. Сравнение это привело меня ко вполне ясным выводам и вполне понятным желаниям. Я пришел к отцу с рассказом об увиденном. Рассказ его впечатлил и стал основанием для всех последующих действий.

— Что же, жизнь в этом мире так прекрасна? — прищурилась Кларисса. — Настолько, что мы должны подражать ей?

— Нет, ни в коем случае! Она весьма разнообразна, как и наша. Что-то там лучше, что-то — куда хуже, — досадливый жест; но собеседник сердился на себя, что не смог донести свою мысль. — Но там есть свобода, о которой мы и не слыхали, даже вообразить ее себе не можем. К своей жизни тамошние обитатели пришли длинным и трудным путем. Мы можем воспользоваться их опытом и многократно сократить свою дорогу.