Реальность сердца

— Господин герцог Алларэ, — гаденько протянул король, явно подражая покойному отцу; Араон передернулся. — Извольте сесть и рассказать, что за тайные дела связывают вас и герцога Гоэллона? Синеглазый королевский первенец сел там, где стоял, и хорошо, что стоял он прямо перед кушеткой. Потом он некоторое время вглядывался в Элграса, стоявшего у камина с щипцами в руках. Понял, что над ним шутят, или принял вопрос всерьез — Араон не догадался.

— Нас не связывает никаких тайных дел, — сказал Алларэ наконец; сказал полную правду, как отметил Араон. Пальцы приглашенного нервно теребили кружевные манжеты рубахи, потом принялись оправлять шитье на кафтане. Золотой перстень регента с белым эмалевым щитом ярко блестел, притягивая свет от горевшей рядом свечи. Лицо герцога Алларэ сохраняло странное выражение: не то предельная усталость, не то подступившие к глазам слезы, которые нужно непременно удержать.

— Да неужели? Вы хотите сказать, господин герцог, что были со мной хоть немного откровенны?! — игра продолжалась; неприятная игра, раздражавшая, надо понимать, не столько Фиора, сколько Араона.

— Смотря что вы имеете в виду, — герцог Алларэ поднял голову и в упор взглянул на короля.

— И что же это я могу иметь в виду?! — передразнил его Элграс уже своим голосом, а не отцовским, от которого веяло ледяным могильным холодом. — Все! Где был герцог Гоэллон? Куда он опять собирается? Почему у нас горы вдруг задвигались? Чего хотели «заветники»? А вы все чего хотели? Хватит, братец. Все это происходит в моей стране, и я хочу знать, что именно творится!

— Элграс, если бы я сам понимал хотя бы половину, я бы уже рассказал тебе! — регент поднялся, прошелся по комнате. — С лета мы пытаемся это узнать. Разными способами, и каждый раз только ошибались. Недооценили и не поняли герцога Скоринга, потом ошиблись из-за архиепископа Жерара, теперь… Да, теперь я не понимаю, что именно затеял делать герцог Гоэллон. И… Фиор замер, скрестил на груди беспокойные руки, встал посреди кабинета, пристально глядя на Элграса.

— Мой король, вы должны об этом услышать, — четко выговорил он. Рассказ оказался совсем недолгим, может быть, на пять, десять минут — но именно эти минуты Араон потом вспоминал, как длинные тягучие часы; их же он мог по справедливости назвать концом своего детства. Он был королем и гонимым самозванцем, убийцей и жертвой, но был ребенком, а теперь вот… все. Больше не вернется.

— Вы дураки? — сдавленным голосом спросил мальчик-король. — Почему вы мне не рассказали, когда сами узнали?! Я, по-вашему, где живу — здесь или в Мире Вознаграждения? Меня это все не коснется, если не рассказывать, так, что ли? А уж ты-то, Фиор… это ведь нас с тобой обоих касается! Напрямую! Нашей крови…

— И герцога Гоэллона тоже, — напомнил Араон. — И этого его племянника…

— Фиор, по вам по всем Шеннора плачет! По тебе, Реми, дяде Руи! Понимаешь ты это, или нет? У нас тут такое может случиться, а вы… прячетесь по кустам и творите, что каждому в голову взбредет!!! — рявкнул Элграс. — Этот еще… предшественник твой, его туда же! Заговорщики… искусные интриганы… Недоумки!

— Благодарю, — холодно откликнулся Фиор, и король осекся, впрочем, ненадолго.

— У них тут кто-то собирается покуситься на богов, другой двигает горы, может начаться невесть что — и я узнаю об этом позже всех и случайно! Слушай, брат, давай я вернусь в обитель? Мне там хорошо, а вы тут правьте, у вас же так лихо получается?!

— Я сам узнал только недавно.

— И что ты сделал?! — Элграс швырнул на пол подсвечник. — Ты, мой регент! Здесь хоть кому-нибудь можно доверять? Хоть кто-то не считает меня ребенком?

— Ваше величество… Элграс стащил с головы золотой обруч, протянул его герцогу Алларэ.

— Может, заберешь? Зачем я вам нужен, если вы меня считаете младенцем? Коронуйте кого хотите — герцога Гоэллона, да хоть Кертора! Он и то знает больше меня…

— Ну-ка, прекрати! — нахмурился регент. — Вот это уже поступок младенца!

— Да, действительно… — король покрутил на пальце венец, потом надел обратно. — Переоденься попроще и принеси мне платье горожанина.

— Куда вы собрались? — спросил Араон.

— К герцогу Гоэллону.

Керо удалось улизнуть от заботливых спутников только на третий день. Они, конечно, не подозревали, что госпожа Далорн ди Къела замыслила побег, но все равно постоянно крутились подле нее. Два мужественных галантных керторца — вдвое, нет, впятеро большее испытание, чем могла вытерпеть прекрасная дама. Владетели Коман и Эйкер, они же «дорогие друзья Юлиу и Константин» не отходили от дамы ни на шаг, готовы были сдувать с нее любые пылинки и отчаянно мешали, каждый час, каждую минуту. Усатые красавцы-южане словно сошли со сцены или со страниц нравоучительного романа о чести и благородстве. Статные, громогласные, предупредительные и обаятельные — оба, как на подбор. Лучшие представители сословия благородных людей Керторы, доверенные лица господина барона Кертора. Керо хотелось сделать с ними что-нибудь… разочаровывающее. Оттаскать за усы, облить вином, устроить безобразный скандал. Что угодно, лишь бы оба обиделись и оставили ее в покое хотя бы на половину часа. Увы, оба мерзавца не давали ни малейшего повода к подобным отвратным выходкам. То ли подозревали нечто подобное, то ли просто были невероятно хорошо воспитаны, но от их предупредительности хотелось лезть на стены, царапаться и бить тарелки — ровно потому, что не было ни малейшего повода. Они не досаждали Керо беседой, не трещали по дороге, не удерживали ее за ужином… Два вечера кряду она скучала в трактирах в обществе господ Комана и Эйкера — потому что они решили, что ей нужно отдыхать после дня пути; ела, пила, покорно отправлялась в постель. Трактиры отличались друг от друга настолько незначительно, что самая досадная мелочь, как то сырые простыни или таракан в тарелке, памятные женщине по дороге из графства Саур в Собру, показались бы за развлечение — но увы. Ни тараканов, ни сырых простынь, ни даже туповатых служанок, на которых можно было бы рассердиться. Только уют, радушие, чистота и порядок, вкусная и сытная еда… Ближе к полуночи третьего дня Керо открыла окно, поглядела вниз, не обнаружила там никого и спустилась по водостоку. Несчастная труба скрипела, дрожала, стонала, но не подвела: не отвалилась. Дальше было проще — она вывела свою лошадь за ворота, кинула монетку слуге, открывшему ворота, и пошла вниз по темной улице, держа кобылу в поводу. Мальчишка только хмыкнул вслед — должно быть, решил, что у постоялицы свидание, или она решила удрать от ревнивого супруга. К подобным эскападам в Керторе относились с пониманием. Судя по тому, что до самого утра Керо никто не преследовал, господа Эйкер и Коман спокойно проспали ее побег, а сюрприз обнаружили лишь спустившись к завтраку. Сама она к тому времени уже пересекла границу с Мерой. Здесь уже начинались небольшие прозрачные перелески, которых в степной Керторе можно было по пальцам пересчитать. Трава была зеленее и гуще, чем к югу от границы, казалось, что и кузнечики стрекочут куда громче. Осень до графства Мера еще не докатилась, хотя дувший с рассвета восточный ветер тянул первым холодком. Керо помнила, что снег здесь выпадает от силы раз в десять лет и премного удивляет местных жителей, в Керторе же и вовсе говорили «за снегом поехал» вместо къельского «за золотым песком посылать». Чтобы доехать до снега, нужно было забраться либо западнее, либо севернее, уже в Сеорию. А золотой песок — это и вовсе в южной Оганде, на побережье Огасского моря, там, куда Керо едва ли попадет. Уж не в этот раз точно. С самого начала она не была уверена, что Эмиль отправится в столицу. По его словам, да и по логике выходило так, но чутье подсказывало, что не нужно верить ни словам, ни рассуждениям. Куда же на самом деле он направится? Ей все время хотелось свернуть на запад, к границе Церковных земель. Если подумать, если хоть немножко подумать головой, то ехать к границе Собраны не было никакого смысла. Еще не хватало только в Оганду направиться, к дядюшке Павезе. Тот, наверное, премного удивится, если посаженная дочь попросит отыскать супруга, отправившегося невесть куда и невесть зачем. Удивится и, конечно, поможет. Если не будет слишком поздно. «Будет или не будет?» — задумалась Керо. Отсюда до Церковных земель — не больше семи дней пути, и еще два дня до дядюшки Павезе. Итого — седмица, если поторопиться. Еще пару дней займут сборы и хлопоты, а потом можно будет отправляться на розыски Эмиля. Ну и хороша же она будет, заявившись к синьору Лудовико и сказав что-нибудь навроде: «Дядюшка, у меня муж с ума сошел, помогите!»… Тем более, что дражайший супруг с ума не сошел, а поступил вполне разумно и обоснованно, и у хитрого огандского синьора возникнет сотня вопросов, на каждый придется отвечать, да еще и честно. Второй раз пройти через подобный позор? Другого выхода, наверное, нет. А если по дороге купить еще одну лошадь, то можно добраться и быстрее. Люди, если им уж очень нужно, выносливее лошадей. Даже глупые северянки в положении, которое совершенно напрасно называют «интересным». Ничего интересного в нем нет, мутит да голова кружится. Травяные сборы, снимающие дурноту, в памяти у Керо не отложились, хотя среди прочего герцог Гоэллон заставлял заучивать и их тоже; тогда казалось не слишком нужным — она собиралась быть предсказательницей, а не повивальной бабкой, и тем более уж не супругой и матерью. Разумеется, оказалось все наоборот. Ни предсказательницы, ни даже самой паршивой гадалки из нее не вышло, а вот супруга — почти сразу же после отбытия из столицы.