Страница 57 из 173
— Например, Бориан Оген, — немедленно подхватил Агайрон. — Это крошечное владение у самой Предельной пустыни в прошлом году осталось без хозяина.
— Например, Бориан Оген, — кивнул герцог. — Согласитесь, Ваше Величество, что претензии какого-то Огена, публично отказавшегося от родства с Саура и всех прав, которые предоставляет ему это родство, на замок Саура кто угодно сочтет нелепыми и смехотворными? Да и потом за ними присмотрят, преданность той же баронессы Брулен короне не вызывает сомнений… Другое дело граф Бориан Саура в Сауре, а мальчишка сумел улизнуть от генерала Мерреса, и кто знает, куда бы он попал, не поймай его я?
— Это просто великолепный план, Руи, но почему вы мне раньше не рассказали? — Король уже остыл — белесая горгулья расплылась в улыбке.
— Я надеялся преподнести Вашему Величеству сюрприз, но забыл, что в Собре сюрпризом бывает только снегопад, а все остальное становится известным, как только совершается, а порой и до того.
— Руи, Руи… — король погрозил герцогу пальцем. — Вы хитроумны, как паук на вашем гербе, и постоянно плетете паутину, в которую попадаются враги Собраны… однако ж, не запутайтесь сами!
Агайрон насторожился. Он впервые слышал, чтоб король впрямую угрожал своему любимчику, и теперь было интересно, как Паук отреагирует на столь недвусмысленный намек. Однако ж, план Гоэллона был хорош, даже если на самом деле предсказатель задумал что угодно другое, а все, сказанное королю было сугубой импровизацией. Но то, что сказано Ивеллиону, должно быть исполнено… и это просто великолепно! Вместо двух сопляков и одной девицы, которую можно выдать замуж и поднять мятеж — двое вассалов Старших Родов, еще и, надо понимать, безмерно признательных своему спасителю.
И все же интересно, как красавчик выкрутится. Он заигрался — на этот раз окончательно. Его Величество не переносит подобных сюрпризов, он способен счесть себя отравленным, подхватив легкий насморк, а залетевшая в окно птица заставляет его размышлять о скорой неминуемой смерти и искать заговор, измену, мятеж даже среди тех, кому и в голову не придет ничего подобное. При этом своим недоверием, своими крутыми мерами он заставляет возненавидеть себя даже самых преданных. Северяне не были изменниками, а теперь любой вассал Саура, Къела и Литто считает себя врагом короля и обязанным отомстить за подлое убийство своих сеньоров.
Гоэллон широко, пожалуй, слишком широко улыбнулся. Они с королем были похожи — светлые волосы, светлые глаза, высокий рост и худоба, но герцог пошел в своего отца, в Ролана Победоносного, а король — в Мышиного Короля. Не лицом, внешне братьев до старости было трудно различить. Манерой держаться, осанкой, выражением лица. То, что в Гоэллоне привлекало, в короле отталкивало.
— Я верный слуга Вашего Величества, — поклонился герцог, полами шляпы смахивая с дорожки палые листья. — И, как верный слуга, готов смиренно принять даже незаслуженное обвинение.
— Ну что вы, Руи, о каких обвинениях речь? Я целиком и полностью доверяю вам, — пошел на попятную король. — Вам и Флектору, моему второму верному другу и советчику.
Агайрон поклонился еще ниже, чем герцог, что было не так уж и трудно. Он выиграл этот тур поединка. Раньше король не ставил его и Гоэллона на одну доску, всегда и во всем отдавая предпочтение "возлюбленному брату". Паук не мог этого не понять, но неожиданный удар он выдержал достойно, с привычной всей Собре ироничной улыбкой и нахальной уверенностью в себе.
Министр опять подумал о том, что, приди герцогу в голову поддержать северную смуту, от страны останутся лишь окровавленные лохмотья. Поднять север, ударить армии в спину, обставить бездаря Мерреса, объединиться с Алларэ, захватить столицу, — а там хоть трава не расти. Провести границу по Сойе, и вот на карте вместо Собраны — два новых государства, даже если оставить королю западную Сеорию. Просто, изящно, не слишком сложно.
Если Паук почувствует угрозу, — а он ее всегда чувствует загодя, — то не придет ли ему в голову мысль отложиться? Стоило ли сейчас действовать против него? Впервые с начала дня первый министр усомнился в том, что все сделал верно. Пожалуй, нужно переговорить с Гоэллоном, вызвать его на откровенность. Но согласится ли надменный герцог, особенно после сегодняшнего?
Агайрон сорвал ярко-алую астру и принялся общипывать узкие лепестки.
Два письма лежали на столе. Почти одинаковая ткань, но разный почерк; а еще — первое написано собственноручно, второе надиктовано секретарю. Два письма от двух женщин, которые еще недавно гостили здесь. Казалось, что комнаты еще хранят тени обоих. Запахи, шорохи, звуки шагов, отголоски разговоров. Белоцвет, сандал и ваниль — духи Мио; невзначай перевернутая ею статуэтка, недопитый бокал на прикроватном столике в спальне Фиора. Жасмин, хрупкая фарфоровая чашечка, забытая в гостиной шпилька с бирюзой — Анна; вот и все, что осталось от второй гостьи.
Два письма. В одном — обычный набор вежливых слов, и не угадаешь, сама ли Анна решила написать, или отец велел ей отблагодарить хозяина за гостеприимство. "Пребывание в Вашем доме оставило у меня самые приятные воспоминания, которые не померкнут спустя годы" — словно по письмовнику для молодых барышень… Не догадаешься, сколько ни перечитывай два десятка строк, что стоит за этими фразами. Иногда за вежливым оборотом прячут то, что хотят сказать, да не смеют. Иногда — наоборот, за самыми нежными словами не стоит ровным счетом ничего.
Письмо Мио куда подробнее, и все же — в строках, что выписаны четкой уверенной рукой секретаря, так мало жизни. Зато детальный рассказ о празднованиях во дворце и о том внимании, которое король уделил девице Анне Агайрон. За искренней радостью Фиор разглядел намек, слишком явный и недвусмысленный: твой отец обратил внимание на девицу Анну, девице Анне пора выходить замуж, а в государстве шестой год нет королевы. Забудь, бастард, девицу Старшего Рода, она предназначена не тебе, а твоему отцу и повелителю. Забудь, и даже не мечтай о запахе жасмина, о голубых глазах, о невесомом прикосновении пальцев к пальцам — через две перчатки, о случайном пересечении рук на гриве коня; о разговоре на промытой дождем аллее. Забудь, обо всем забудь. Не твое.
Мио, бедная, обиженная Мио, всем желающая добра, всех норовящая утешить и поддержать… У нее не хватило смелости написать прямо — вот она и описывала почти на лист церемонию и комплименты, похвалы уму и манерам Анны. Несчастная, запутавшаяся Мио, которая ночами искала у него утешения или хотя бы забытья, — искала, но, наверное, не нашла. Мио, золотая девочка с золотым сердцем, так старавшаяся бодриться и веселиться, удивительно мужественная девочка — у кого еще хватило бы сил думать о других, помогать и защищать, когда сама ты оставлена, брошена даже без прощального слова?
После четырех лет романа, о котором было известно абсолютно всем, и большинство думало, что рано или поздно герцог Гоэллон сочетается браком с герцогиней Алларэ, после всего, что между ними было, оставить искренне любящую тебя женщину… Не любовницу-белошвейку, которая через седмицу утешится в объятиях другого богатого кавалера — женщину, о благосклонности которой мечтает половина Собраны. Женщину, которая, как бы не улыбалась она всем и каждому, как бы не смотрела на всех мечтательным взглядом, любила только тебя одного. Сколько предложений руки и сердца она отвергла?
Странный человек герцог Гоэллон, странный и, пожалуй, недобрый. Отвергнуть любовь Мио Алларэ — ради кого, ради чего? Он не собрался жениться, хотя холостой в тридцать семь лет глава Старшего Рода — это удивительно и весьма необычно, тем более, что наследников у него, в отличие от Реми Алларэ, нет. Алларэ многочисленны, выбрать достойного среди племянников и прочих близких родственников труда не составит, и герцог может себе позволить развлекаться с кем угодно, не думая об узах брака. Гоэллоны — другое дело, от некогда многочисленной семьи остался один герцог Руи. Случись с ним что — кто унаследует перстень, меч и герб?