Утверждение правды

— Да, Ваше Величество? — поторопила она осторожно, когда Рудольф запнулся, и он договорил не слишком уверенно:

— Или были задействованы для проникновения люди, способные отвести глаза. В дословном смысле. В том самом, какой подразумевают наши конгрегатские друзья. Стража императорского замка, госпожа фон Рихтхофен, ведь это не городская солдатня, и я просто не могу себе представить, чтобы сколь угодно тренированный шпион мог вот так просто пройти по коридорам мимо них. Разумеется, они не стоят на каждом повороте, однако ведь Большая башня — это не пустынный лес, и попасть к сокровищнице, обойдя охрану, просто невозможно. Физически невозможно.

— Боюсь, я соглашусь с вами, — задумчиво вымолвила Адельхайда. — Вам не приходило в голову попросить у Конгрегации помощи? Ведь это по их части.

— Нет, — довольно резко отозвался он. — Это исключено.

— И есть к тому причины, я так понимаю?

— Что-то в этом роде. При нашей недавней беседе с кардиналом мы с ним… — Рудольф замялся снова, подбирая слова, и не сразу докончил: — слегка повздорили. Я не сдержался и высказал многое из того, что накипело. В частности, обвинил Конгрегацию в попытке сделать из меня безвольную марионетку.

— О.

— Да, — скривился он. — Именно. Предполагаю — оригинал, а не копию карты конгрегаты отдали мне именно для того, чтобы показать, что доверяют мне и ставят все-таки чуть выше куклы. И, быть может, проверки ради. И что же теперь выходит? Выходит, что я не способен самостоятельно справиться с такой задачей, как сохранение в неприкосновенности клочка пергамента. Что при малейшем затруднении побегу к ним с просьбами о помощи. Кроме того, история вдвойне щекотливая: я могу оказаться в положении не слишком приятном, если выяснится, что малефики здесь ни при чем. Поднять шум, жалуясь на происки колдунов и ведьм, а в результате узнать, что все просто и примитивно — измена близких, и ничего более… Еще не позор, но точно унижение. А в глазах конгрегатов — так еще и слабость.

— Понимаю, — согласилась Адельхайда со вздохом. — Но если здесь замешано нечто сверхобычное… Я не склонна недооценивать себя, однако и переоценка своих сил также может выйти боком; и я не уверена, что сумею одна противостоять таким людям.

— Если выяснится достоверно, что мы имеем дело с ними — я обращусь в Инквизицию, для того они, вы правы, и существуют на свете, — кивнул Рудольф. — Но я должен точно знать, что не окажусь в положении мальчика, кричащего о волке. Понимаю, что на сей раз я прошу вас ввязаться в предприятие, опасное для жизни, но более мне довериться некому.

— А наследника доверили, — снова упрекнула она и, не дав ему возмутиться, кивнула: — Хорошо, Ваше Величество. Я останусь в Карлштейне и постараюсь разобраться с этой проблемой. Если это предательство простого смертного, я найду его вам…

— … и наши внутренние проблемы мы разрешим спокойно и без лишнего шума. Думаю, в этом случае Конгрегации знать о происшествии будет вовсе ни к чему.

Глава 3

Сентябрь 1397 года, Германия.

Альфред Хауэр встретил их во внешнем дворе, у самых ворот. Такого прежде не бывало; прежде Курт, прибывая в учебку, миновал пустое пространство меж наружной и внутренней стеной под взором привратного стража и лишь там, за вторыми воротами, старший инструктор выходил к нему с видом совершаемого им великого одолжения. Сегодня же Хауэр явился навстречу с нетерпением, какового даже не тщился скрывать, и уточнил, пытаясь увидеть ответ в лицах заранее:

— Как он?

— Плохо, — коротко отозвался Бруно.

Наверное, редко случались в лекарской практике ситуации, когда откликом на такие слова был облегченный вздох; быть может, за исключением обстоятельств, при коих вопрошающий являлся единственным наследником состоятельного родича. При всей парадоксальности подобной реакции, в настоящем случае все же была вполне понятная логика: человек, который может еще иметь хоть какое-то самочувствие, вполне определенно жив.

— Ясно, — кивнул Хауэр и встряхнулся, словно оказавшийся под внезапным дождем пес, кивком призвав идти за собою. — Теперь к делу.

Этого тоже не случалось до сего дня. Старший инструктор конвоировал Курта в выделенную ему комнату на втором этаже каменного строения лишь в его первое появление в тренировочном лагере. Впоследствии после краткого приветствия раздавалось столь же краткое напутствие — как правило нехитрое «пошел», сопровождаемое тычком в спину — и Курт направлялся в уже привычное обиталище один. Об этом не говорилось явно, но de facto это было жестом крайнего доверия: кому попало разгуливать по корпусу бывшего монастыря не дозволялось. Майстер инквизитор, надо сказать, доверием не злоупотреблял, в попадающиеся на пути лестничные извивы не сворачивал и в темные недра сторонних коридоров не заглядывал. Наверняка, вздумай он напрямую попросить, Хауэр дозволил бы ему и это, однако основательных причин к тому пока не возникало, а любопытство, как и многие человеческие чувства, уже через сутки пребывания в этих стенах улетучивалось без остатка.

Сегодня Хауэр, все так же впереди, не оборачиваясь, дошел с вновь прибывшими до самой двери комнаты и, ступив внутрь, остановился, всем своим видом говоря, что распрощаться и уйти не намерен. Собственно, чего-то подобного Курт и ожидал, однако привычно недовольное, но непривычно серьезное лицо инструктора пробуждало к жизни мысли настороженные и неприятные.

— Что-то произошло, — подсказал Бруно, когда молчание затянулось, а попытки Хауэра заговорить стали вызывать почти сострадание.

— Типун тебе на язык, святой отец, — огрызнулся тот, опустившись на нехитрый трехногий табурет у пустого стола, и Курт с помощником, помедлив, уселись напротив. — Я полагал, вам загодя растолковали, что к чему.

— В общих чертах — да, — согласился Курт, гадая, чем может обернуться очередное заурядное командирование в учебку. — Отец Бенедикт не позволил нам остаться в академии подле него, потому что, по его мнению, мы должны быть здесь. Насколько мне известно, в лагере находится кто-то, с кем мы непременно должны свести знакомство. Кто, для чего и чем это грозит — нам не известно. Что — очередной дознаватель, жаждущий совместного расследования, или какое-нибудь ценное юное дарование?

— Что-то вроде, — хмуро согласился Хауэр и, вздохнув, пожал плечами: — Ну, в этом, пожалуй, есть свой резон: Богу одному известно, что могло приключиться в дороге, посему, чем меньше знаешь, тем лучше.

— В целом мир стабилен, — отметил помощник. — Ваше основное credo неизменно. Это обнадеживает.

— Credo, при службе в Конгрегации наилучшее. В идеале, даже представ перед Господом на последнем суде, на любой Его вопрос тебе лучше иметь только один ответ: «понятия не имею».

— Как тебя начальство терпит по сию пору? — усмехнулся Курт. — С кой-какими твоими сентенциями тебе бы прямая дорога к покаянному столбу ad minimum. Даже предположить боюсь, встречу с кем ты нам уготовил; воображение рисует картины одна другой еретичнее.

— Единственный сын главного еретика Германии; как тебе такая встреча?

— Отыскалось его внебрачное чадо? — кивнув на свое начальство, уточнил Бруно; Курт покривился:

— Очень смешно.

— Я мог бы зайти издалека, — продолжил Хауэр, — ошарашив вас внезапной новостью в итоге своего повествования, но каким образом доставить себе удовольствие увидеть ваши ошалевшие физиономии, я еще придумаю. Наследный принц Фридрих фон Люксембург изволил посетить тренировочный лагерь Конгрегации.

— Иными словами, — закончил Курт спустя недолгое молчание, — Император как дальновидный правитель не захотел упустить возможность увидеть тайное учреждение его своенравных союзников изнутри. Хоть бы и глазами сына… А также своих людей?

— Разумеется, — с недовольством, которого даже не пытался скрыть, кивнул инструктор. — С ним прибыла пятерка бойцов. Из личной стражи, лично отобранные доверенным лицом Его Величества.